Я хотела спросить, поинтересовалась Наташа, а что это за история с убитой туристкой, о которой Козловская рассказывала?
Воротынцев почесал затылок.
Здесь всё так. Действительно, туристка из столицы, приехала сюда на отдых, ходила по ресторанам, магазинам, гуляла по паркам в Царском, а на следующее утро её нашли зарезанной, в своем номере, в бутик отеле.
Ограбление? поинтересовалась Наташа.
Воротынцев покрутил головой.
То-то и оно, что нет! сказал он. У неё ничего не взяли, а в номере был мобильник Apple, часы швейцарские и денег две тысячи евро, представляете, и всё оставили на месте.
Значит, заказное, констатировала Покровская.
Воротынцев задумчиво наморщил лоб.
Да тоже вначале так подумали, только сами посудите, кому здесь могла помешать рядовая туристка? Врагов у неё здесь не было, да и друзей тоже.
Наташа вопросительно двинула бровью.
Но так ведь быть не может сказала она не бывает немотивированных преступлений.
Воротынцев пожал плечами.
Так-то оно так задумчиво проговорил он вот полиция и зависла уже как месяц. Начальство на ушах и главное ни свидетелей ни подозреваемых. Белый лист. И самое поразительное, что убийство произошло в комнате, запертой изнутри, а следов взлома никаких.
Покровская нахмурила лоб.
Если Козловская говорит правду, и она действительно эту туристку видела вместе с нашей странной девицей, это хлипкая, но ниточка.
Воротынцев развернулся на лестнице и внимательно посмотрел на коллегу.
Интересно, только она, ведь и сама могла это придумать, чтобы вас заинтересовать, а про это убийство, по-моему, весь город знает.
Наташа кивнула.
Конечно, могла, но, с другой стороны, это легко проверить. Надо съездить в Царское и поговорить с местными возле парка, наверняка кто-нибудь, что-нибудь видел или слышал.
Воротынцев согласно кивнул.
Можно, всё равно других зацепок у нас нет. Я согласен, факт заслуживает внимания.
Они поднялись на второй этаж и уперлись в массивную железную дверь, на которой была прибита табличка: студия «Скала».
Дверь была не заперта. Покровская и Воротынцев спокойно вошли внутрь. Помещение представляло собой типичный местного посткоммунистического розлива офис с высокими шкафами доверху набитыми папками, фикусами на подоконниках и одиноко скучающей девушкой-секретарем, которая сидела за столом и листала модный журнал.
Вам назначено? спросила она томным голосом, однако, как следует разглядев лицо Покровской, сразу же вскочила с кресла и расплылась в улыбке, А, вы к господину Школьникову! Конечно-конечно!
Девица выскочила из-за стола и стуча шпильками пошла в другой конец офиса, где виднелась дверь, одновременно делая знак идти за ней.
Останьтесь здесь, кивнула Наташа, Воротынцеву и пошла за секретаршей.
Девушка подвела её к двери, и сама легко постучала.
Я занят, раздался голос.
Невзирая на это, девушка открыла дверь.
Рафаил Альбертович, это к вам.
Штайнман, как поняла Покровская, поскольку Школьникова звали по-другому, резко оторвал взгляд от компьютера и хотел ещё раз что-то объяснить секретарше, но увидев Наташу, тоже расплылся в улыбке.
Наталья Владимировна, какая честь для нас, что столь известный человек, посетил наше скромное место служения искусству! Прошу вас.
С чего это он такой любезный, подумала Наташа, как-то это слишком вычурно.
Она не стала принимать приглашение и села в обычное гостевое кресло, попутно обозревая кабинет.
Чем обязаны? не снимая улыбки сказал Штайнман. Если вы к Ефиму Алексеевичу, то его, к сожалению, сейчас нет, но я готов с удовольствием ответить на любые ваши вопросы, он театрально хлопнул в ладоши, совсем забыл, может быть кофе?
А кофе нет!.. влезла секретарша.
Штайнман развернулся и посмотрел на неё звериным взглядом.
Найди! шикнул он на девушку.
Секретарша поджала губы и скрылась за дверью.
Штайнман деловито потер руки.
Итак, я вас слушаю.
Наташа вытащила из сумки фотографию Татьяны и положила её перед директором.
Кто это? спросил Штайнман, хотя по его помрачневшему лицу, он узнал девушку.
Наташа улыбнулась.
Я веду проверку по делу Татьяны Козловской, сказала она.
Штайнман пренебрежительно хмыкнул.
А, студентка эта, да, помню-помню. Так нас подставила, что проблем теперь по самые помидоры, он нервно шмякнулся в кресло, и главное такой проект интересный, масштабный и сумму под него неплохую выделили.
А что за историю мне Татьяна рассказала на допросе про каких-то людей, которые не входили в съемочную группу, а им деньги будто бы выделили? как бы наивно спросила Наташа.
Штайнман выпустил щеками воздух.
Да не было никаких людей, там с документами просто путаница вышла, мы еще одного оператора хотели пригласить и деньги на него расписали, а он отказался, ну и мы деньги перевели на другие нужды.
Наташа сделала удивленное лицо.
А почему же это не было отражено в отчете? резонно спросила она.
Штайнман фыркнул.
Потому что наш бухгалтер стащил у нас деньги и его арестовали, сказал директор, что же, по-вашему, мне нужно, чтобы она в СИЗО этот отчет делала?!
Наташа коротко улыбнулась.
А что же вы так нервничаете? спросила она. По-моему поводов для паники нет никаких? Скажите, а вы действительно полагаете, что Татьяна украла деньги?
Полагаю или не полагаю? это не юридические категории. Есть факты, на момент пропажи денег в офисе находились трое: я, Школьников и она. Не мы же у себя украли деньги? Или вы на это намекаете? Наташа приподняла бровь.
Я ни на что не намекаю, спокойно сказала она, я провожу проверку и мне необходима вся картина дела.
Штайнман снова фыркнул.
Картина дела такова, что наш бухгалтер украл деньги, причем не наши, а государственные и мы компенсировали недостачу, между прочим, из своего кармана.
Неплохой у вас карман заметила Наташа Скажите, а данные оператора у вас остались?
Штайнман покачал головой.
Естественно, нет, сказал он. Мы не храним данные недобросовестных кадров.
Интересно, сказала Наташа, как это у вас быстро, один раз заболел и уже недобросовестный кадр?
Представьте себе, и так тоже бывает, отрезал Штайнман, если хотите вы можете обратится на студию Петрофильм, они их могут помнить, у него запикал, какой-то аппарат, встроенный в рабочий стол, а теперь извините у меня дела и мой вам совет, бросьте это дело ничего хорошего оно не принесет ни вам ни Козловской.
Наташа белозубо улыбнулась.
Я, пожалуй, так и сделаю, зачем нужны проблемы, когда можно заниматься более приятными вещами, не правда ли? Спасибо, что нашли время со мной встретиться. Мне уже более-менее понятна ситуация, но знаете ли мать всё-таки. Прошу прощения за беспокойство.
Девушка в изысканных выражениях попрощалась, пожелав всяческих успехов и вышла из кабинета, оставив Штайнмана в сильном волнении.
* * *
Если бы кто-нибудь сторонний увидел сейчас режиссера Школьникова, он бы сразу понял, что тот явно недоволен жизнью. Для этого было достаточно посмотреть на его кислую мину. Весь разговор Штайнмана с Покровской режиссер наблюдал по специальной внутренней камере, и, надо сказать, особого удовольствия от её визита, он не испытал.
Когда на него впервые вышли с предложением съемок фильма про последнего Царя, он сначала всячески отказывался, но люди, стоящие за проектом, назвали ему такую сумму, что сказать «нет» было просто нелепо. К тому же, и делать ничего было не надо. Просто поездить поснимать в местах, где когда-либо проживала царская фамилия и организовать пиар-кампанию по продвижению фильма на широкий экран. Если бы ему сказали, что на его хвосте повиснет депутатская проверка, то он бы не стал связываться ни за какие деньги. С него хватило и той девицы, которую заказчик послал к ним консультантом по съёмкам. Её ледяное лицо и холодная усмешка до сих пор стояли в глазах. Школьников был трусом и свою трусость считал не пороком, а самым главным своим качеством, позволявшим ему стойко держаться на плаву киноиндустрии и лавировать между различными творческими группировками.
Но трусость это не значит истерика, в которую ударился его помощник сразу после ухода Покровской.
Всё пропало! верещал он, Она сюда пришла с проверкой, если выяснится, что мы
Молчи, дурак! оборвал его Школьников. У них нет ни малейшего повода. Думаю, что Покровская действует по собственной инициативе. Я свяжусь с генералом Адашевым. Он подскажет, как нам поступить.
Они оба сгруппировались перед большим экраном. Школьников набрал код на клавиатуре и вошел в специальную программу, которую получил, когда с ним связались заказчики. Он пользовался этим способом связи только в особых случаях, сейчас, как раз был такой. По крайней мере Школьников на это надеялся, иначе
Настройка, запрос. Ответ получен и был удовлетворён. В начале экран ярко замерцал, а потом сформировался в фигуру человека, сидящего в офисном кресле.
Я же говорил, что сам с вами буду связываться, громыхнул голос.
Школьников, откашливаясь, даже не заметил, как у него пересохло в горле. Он хлопнул рукой по руке. Если честно, то он надеялся, что с течением времени научится разговаривать с их нанимателем, но пока надежды на это не было. Кроме того, по мере съемок фильма и приближения срока его выхода, редкие сеансы связи становились всё более выводящими из равновесия. Школьников почувствовал, как язык прилип к гортани. Он даже слова не мог сказать.
Естественно, этой его минутной слабостью воспользовался Штайнман, чтобы устроить истерику.
Всё пропало! завопил он к нам явились с проверкой фильма! Ваши планы пошли прахом, съемки надо сворачивать! Мы не можем идти против власти, если Покровская узнает правду
Истерика была остановлена одним взглядом их собеседника.
Значит, вы готовы пойти против меня холодно сказал голос я поражен, он помолчал. Школьников, я хочу, чтобы этот слизняк больше никогда не попадался мне на глаза.
К режиссеру словно бы вернулся дар речи, но приказывать Штайнману не пришлось, потому как директор с отменной прытью, пятясь назад скрылся за дверью кабинета. Слизняк, охарактеризовал компаньона Школьников, он был совершенно согласен с определением Адашева.
Его собеседник подождал пока за директором закроется дверь, затем продолжил.
Ситуация неудачная, но не смертельная, сказал он, вы просто должны ускорить реализацию наших планов. Приступайте к получению прокатного удостоверения на фильм.
Школьников поежился, ему очень хотелось быть невидимым и неслышимым.
Конечно, господин генерал, промямлил он, но
Быть абсолютным подхалимом у любой политической силы было второй натурой Школьникова, а подхалимаж не купишь, к этому нужно иметь талант, воспитанный долгой работой в шоу-бизнесе.
Но, быть может, это не самый удачный момент для подобных действий, боязливо сказал он, возможно отсрочка
Заверяю вас, что это ваш звездный час, ответил собеседник, небольшой скандал вокруг фильма лишь укрепит ваше положение смелого и независимого режиссера. Никто более не посмеет оспаривать ваш авторитет.
Но при всем уважении, сказал Школьников, я все ещё не понимаю вашей заинтересованности? Не поймите превратно, мы, конечно, вам благодарны, но мы не до конца понимаем вашу цель.
Генерал усмехнулся.
Цель? произнес он. Мне кажется, она, у нас с вами, общая изменить мир. Сделать его свободным и независимым? Разве, у вас, она какая-то другая?
Это было сказано таким тоном, что иного выхода, кроме как согласится, что, да такая, не было.
Мы полагаемся на вашу милость, господин генерал, проворковал Школьников, А как быть с депутатом?
Проецируемой экраном картинке сложно стать тёмной, тем не менее у Школьникова усиленно складывалось мнение, что фигуру его собеседника заволокло черным дымом.
Им не следовало впутываться в эту историю, холодно произнес генерал, убейте, потом поразмыслив добавил, немедленно!
Изображение померкло. Генерал закончил разговор, оставив Школьникова размышлять над сущностью их странного союза. Режиссеру было очень некомфортно и страшно.
* * *
Вечер подкрался тихо и незаметно, как это обычно бывает в теплое время года. Ольвия отдыхала от дневной жары, погружаясь в морскую синюю тишину, которая приносила с собой долгожданную прохладу. «Арнис» слушала эту тишину. Впервые за много дней она слушала спокойную тишину, которая не будет нарушена гулом снарядов или стрекотом пуль, и ей хотелось просто остаться здесь навсегда и просто слушать эту тишину.
Дом Анны Щербатовой представлял собой двухэтажный сруб, состоящий из горизонтально уложенных традиционно друг на друга брёвен, что называется «в лапу» и в «в чашу» и был похож на сказочный терем. Он был полностью украшен богатой резьбой, наличниками на окнах и подзором под балконом второго этажа. Внутри дом был стилизован под обстановку начала XX века. Темный деревянный паркет, обои белого цвета с какими-то васильками. На стенах висели небольшие картинки эпохи модернизма. Простая и добротная мебель: ломберный столик, софа, которая была прислонена к большому трюмо и несколько выставленных в ряд стульев. По бокам стен были приставлены резные деревянные лестницы, которые вели на балкон, кругом обводивший гостиную. Балкон соединялся большим проемом, который вел в широкую залу, украшенную резным потолком и стенами темно-зеленого цвета. В ней можно было наблюдать фортепьяно, стоявшее в самой середине и несколько столиков, накрытых скатертями, на которых стояли тарелки с фруктами и бокалы с шампанским. Зала заканчивалась резной же дверью, ведущей на внешний балкон. В отличии от светлой гостиной, это помещение было практически не освещено, кроме нескольких бра на стенах. Основным же светом служил большой камин, придающий комнате домашний уют.
Надышавшись вечерним воздухом, «Арнис», зашла внутрь и устроившись в укромном уголке стала теперь разглядывать собравшуюся на вечере публику. Она была весьма смешанной, здесь были бизнесмены, депутаты, артисты и разные светские люди, как сказал бы классик, самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все они жили. Хозяйка дома привлекательная молодая девушка, одетая в чёрное закрытое платье, достаточно заурядного фасона, но кружевами ручной работы, сходное с тем, что было «Арнис», на которой было длинное платье-жакет синего цвета. Анна Станиславовна Щербатова стояла на небольшом помосте и исполняла скрипичную партию Вивальди, создавая идиллическое дополнение к шумящему за окнами морю. Она была действительно великолепна. «Арнис» знала, что скрипичные партии Вивальди самые сложные в мире.
Иногда слухи имеют обыкновение подтверждаться, заметил Флориан, закуривая трубку, здесь и правда собрался весь цвет общества. Я тебе точно говорю.
«Арнис» сухо пожевала губу, пристально наблюдая за девушкой со скрипкой.
Три закона вселенной, кивнула девушка, закон первый: подобное притягивает подобное. Закон второй: Подобное порождает подобное. Закон третий: то, что не становится подобным, отторгается.
Флориан коротко улыбнулся.
Это ты про нас? весело спросил он.
Ага, кивнула девушка, поэтому четвертый закон: любуйся живописными окрестностями. Возможно, придется быстро ретироваться.
Штильхарт улыбнулся в ответ.
Не люблю уходить с вечеринок первым сказал он.
«Арнис» осклабилась.
Ну ты же известный ценитель богемной жизни сказала она не просветишь, кто здесь, кто?
Флориан кивнул.
Охотно, сказал он, собрался весь бомонд, но нам здесь интересны трое. Там справа: Викинт Раудан директор местного порта. Латгал. Сколотил деньги на контрабанде, но поскольку половину от суммы гонорара отправляет в Борисфен, его никто не трогает. Девушка, что с ним разговаривает Марианна Хорошевская министр государственного просвещения, её ещё называют лицом возрождения Понти́йской государственности. Родилась в глубокой деревне, была практикантом-преподавателем Международного лицея по истории и философии. Да-да того самого, в котором училась Екатерина Кирсанова. Она даже по-моему была руководителем класса Кирсановой. Всегда отличалась горячим патриотизмом. Во время памятных тебе событий вывела на площадь своих лицеистов протестовать против революции, несколько из которых погибло в завязавшейся драке с «либерально настроенной молодежью». После установления Директории они были объявлены героями борьбы за национальный суверенитет, а Хорошевская получила все блага цивилизации.