Повелось среди эулиен и так: подходя к Светлому Дому поклонись его порогу, и, уходя, поклонись ему. Так скажешь ты, что помнишь всё, что дали тебе эти стены, и то, что отдал им ты. Но не знаю я тех, кто дважды кланялся Светлому Дому в сердце своём.
В восточном пределе Светлого Дома есть зала, что тянется до северного предела, и там поставлен невероятной длины и красоты стол из прозрачного камня, собирающий за собой всех эулиен обители. Во главе его сидит Финиар, и дети его и семьи их по правую и левую стороны от него, и так весь род и народ их по краям стола. Но всегда есть за столом ещё место, потому что говорят эулиен: готовя еду режь хлеб и ставь во главу стола, и режь всегда на один кусок больше, чем есть сидящих за столом, в знак того, что в доме твоём рады любому гостю, и когда придёт кто всегда ожидаем он и хлеб для него готов, а если же никто не пришёл отдай хлеб просящему, и в другой раз режь новый, и сколько бы вас ни было на ещё одного накрывайте. Так велит природа этого доброго народа, ибо радушие и гостеприимство в крови у эулиен. За них ею же они и заплатили.
Там, где достигает Свет Светлого Дома, и обычаи его, и радость его его земли. Сам же дом-город стоит на мирной земле дверями на Север, правой долей на Запад, левой на Восток, к Альбиону6 и глубоки его корни и земли под Светом его обширны. Любят эулиен свою обитель, подобную Эйдену, и у каждого из них Светлый Дом в сердце, даже если кто-то не живёт там, или покинул обитель, или даже не видел её Свет Светлого Дома, как и Свет Эйдена в каждом сердце, ибо Светом сердец он столь светел.
Так началась история великой золотой цепи рода Эйвели, и первыми из них были: Эликлем, Эливиен, Седби, Элкарит и Финиар, ибо так надлежит перечислять род эулиен от конца к началу, потому что учил Всеспрашиваемый, что луна с ущерба идёт на возрождение, а всякая жизнь со смерти.
И стали жить эулиен, как и люди, на одной земле и по одним законам, но по разному времени, что им положено. И полюбили все пришедшие ту землю, что приняла их, и домом её признали, но каждый навеки сохранил в сердце Эйден и временами тосковал о нём, оттого у эулиен грустные песни о Доме и Яблоневом городе, как ещё называют Эйден. И «И́льтимвре тех малáри тéрнаэ» [Ílitmwrhe teh malári thérnae] или «Малáри тéрнаэ» [Malári thérnae] «Возвращение в Яблоневый город» или «Яблоневый город» любимая песня у них. Туда же стремятся они всей душой и туда же возвращаются по смерти, ибо при жизни держит их в подзаконном мире взятый долг перед человеком, выше которого нет для эулиен. Говорят, что Эливиен Путешественник сочинил «Яблоневый город», но он говорит, что она древнее.
Построив Дом и расселившись в нём осталось большинство эулиен с Финиаром и детьми его, некоторые же расселились неподалёку и по мирной земле, некоторых он отпустил, и они ушли за своими вождями, чтобы быть с людьми на других землях и расселиться там под господством устоев Светлого Дома и благословением Финиара. Когда же все труды были закончены повелел Финиар сыновьям своим взять в надел себе землю и свою дорогу. И каждый взял свой дар и оставил Светлый Дом до срока, Эликлем же Финиар не отпустил от себя. Так взял Седби меч Би́лрог [Bílrog], Кровожадный, а Финиар дал ему меч, что назвал Справедливый, и, зная, что его мечу предпочтёт Седби свой, просил хоть изредка чередовать их, и Эликлем дала брату мазь эффé [effé], что исцеляет все раны и возвращает к жизни (1), и больше не было у неё, и оставил Седби Светлый Дом, не прощаясь. И взял Элкарит книгу Божию как закон и благословение отца своего, а Эликлем дала ему в защиту чашу Э́майр [Émayrw], которая обнаруживает всякий яд, и, простившись с отцом и братьями, Элкарит оставил Светлый Дом. Он и эулиен его построили И́тар [Ítar] белый дворец в Альбионе и стали жить там. И взял Эливиен корабль (лодку) по имени «Пéйнели» [Рéyneli], «Свободный», а Эликлем дала ему свой шёлковый пояс в знак своей верности и его возвращения и поручила себя брату поцелуем. И, простившись с семьей, взял свой путь Эливиен и его «Свободный» c ним. И дал дочери своей Финиар кулон с крупицами земли Эйдена и велел держать его всегда у сердца, сказав, что оно и всё, что будет в нём даст добрые всходы. Также, прежде чем отпустить от себя сыновей своих, вручил Финиар им и Эликлем свои дары клинки из белого железа (2) и тóны [ton] (3).
(1) по преданию, перед уходом из Эйдена собрала Эликлем местные травы и сделала из них мазь, способную возвращать повреждённому былую силу и образ. Она же, эффе, из трав Эйдена, могла соединить разделённое, унять боль, остановить кровь и вернуть жизнь в безжизненное. Семена тех же трав взяла с собой Эликлем из Эйдена.
(2) по исполнении знанием получал каждый из эулиен тонкий и маленький клинок (от кончика среднего пальца до основания ладони) в красных резных ножнах, с рукоятью из белого золота, со своим именем на нём. Теперь же вручают его в семь его лет. И носит его каждый всю жизнь справа на поясе, на красных ремешках, как напоминание о своей душе. И не смеют эулиен вынимать его из ножен и использовать свою острую железную душу, дабы не обагрить её кровью, не осквернить и не растратить понапрасну.
(3) есть в народе эулиен такой обычай, прежде имени, или вместо него просить у незнакомца его тон, именуемый по-человечески тóнекли [tónekli]. Его же имеет каждый из эулиен. Тон есть тонкая и небольшая деревянная пластина, не больше большого пальца, по которой читается душа владельца. Цветами и символами нанесены на ней все силы и склонности души, её история и её права от начала тона (там, где он крепится к шнурку) до его конца. Бывают тоны разных цветов и на разноцветных шнурках, бывает, что крепятся к шнурку двумя бусинами или украшаются цветными нитями, что свисают из тона. Цвет рисунков и линий на тоне, цвет бусин, шнурка и нитей и есть подлинная история души. То, что привело владельца в мир цвет шнурка. То, чем держится он за мир и в чём его сила цвет первых бусин, право и имя его души цвета и рисунок тона от начала к концу. Страсти или взятые на себя обязательства отражены выпущенными из тона нитями, по краям его или в конце, смотря в какой срок были обретены или взяты. Так читаются тоны, знание которых равно знанию имён в роду человеческом. Используют их эулиен с великой охотой и почтением и дарят друг дражайшему другу как великий дар, в знак знания одной души другой, или получают их от своих учителей или родителей. И не может иметь никто два тона, как две души. Их же и носят на шее всю жизнь. И не может быть ни у кого двух тонов, и рисунок на нём неизменен.
Многие из эулиен ушли вслед за Элкаритом Златовласым И́стахименин [Ístahimenin] (4) в его предел Светлого Дома, а потом и в лунный дворец в Альбионе, и расселились там, и много работали на земле, помогая ей в родах и тяготах. Сам Элкарит учил и защищал её детей. И животные и птицы приходили к нему со своими тяготами, и он, как умел, разрешал их своей светлой молитвой, беседой, улыбкой и участием. И везде, где ступал он птицы приветствовали его и кричали ему, цветы распускались по следам его и животные успокаивались. Таков Элкарит Эйвели, старший из сыновей Финиара и Эин-Мари, назвавший землю ту домом своим и ходивший по окрестным землям, взяв их под защиту своих молитв.
(4) Истахименин Златовласый так со времён Эйдена называли Элкарита эулиен за бесценное золото его волос.
Никто из эулиен не пошёл с Седби, поскольку он шёл путём, противным для всякого из них. В земле за морями, на горе, среди глухих лесов на западе он взял себе замок Ми́энэ [Míenē] Мой, и народом его стали áрели [áreli] (5) и его собственные мечты. Окружил себя Седби блеском подвигов и славы, золотом, вином и хвастливым смехом. И не было ни среди арели, ни среди эулиен, ни меж людей равных ему в битве и красоте. Более страсти к бою имел Седби лишь страсть плотскую, ненасытную, и в ней не знал ни стыда, ни удержу, ни отказа, и боялись его, и ненавидели его, и восхищались им. И прежде всех эулиен, рассорился Седби со всеми соседями и с Áнкхали [Ánkhali] (6) вёл дружбу. Тогда же насытил Седби копьё своё Э́кхебен [Ékheben], Ненасытная, и стрелу Сéндалин [Séndalin], (7) Сладкоголосая, что наводили страх и несли смерть всюду, где ступал он. И больше не вспоминал он ни об отце своём, ни о братьях, ни о сестре. Таков был Седби Эйвели великий воин и любовник, прекрасный обликом и дерзким нравом.
(5) арели исконное наименование среди народа эулиен тех, кого люди называют духами, джиннами, феями или фейри сонма народов, родов и видов существ и созданий, видимых и невидимых людскому роду, отличных от них и потому не признаваемых соединотварными.
(6) был он первым между всех арели, соназванный эулиен и Свету, но обратил он свой Свет в тень и отрёкся от Бога, восстав против Него, и нет ему равных в глубине его мрака. Он же назвал эулиен и людей своими врагами и объявил им войну, которую смог начать лишь тогда, когда эулиен стали доступны ему, покинув Эйден, ибо жил Анкхали на границе миров и брал дань со всех, кто уступал ему. Никто же не плакал о нём, никто не называл его, отказывая в имени, потому что Анкхали от An-kháyli, что значит Без света, его же ещё в подзаконном мире называют Владыка Смерти или Бессветлый.
(7) в алфавите эулиен есть звук, называемый «норн» горловое «н», сосуществующий вместе с обычным, обозначим его «n».
На своём «Свободном» отплыл Эливиен в одиночку. Когда же по прошествии времени, по молитвам своей сестры, он вернулся, то поселился неподалёку от неё при отце своём, и много из его народа в его пределе и у всех порогов, где жили эулиен, почитали его как великого путешественника, оттого и прозвали так Эливиен Путешественник У́рамориг [Úramorig], тот, что принадлежит дороге. Кроме того, славился он как поэт и учёный и был искусен в науках и искусствах, в которых не было ему равных в народе эулиен. И всю свою жизнь он посвятил им и преобразил их в помощь ближним, оттого считают его великим учёным и мудрым мужем, истинным сыном Всеспрашиваемого. Таков был Эливиен Эйвели, Путешественник Надежда и радость сердец страждущих.
Эликлем осталась при отце своём и не покидала его, и следовала за ним, и была безотказна в помощи и неустанна в молитвах, беседах и заботе. И наутро следующего дня, как братья её оставили Светлый Дом, вышла Эликлем в сад и посадила там те семена, что собрала в Эйдене, полила их слезами и речною водой, спела им, станцевала им, но, лишённые света Эйдена, не взошли они, и ушла Эликлем к берегу моря и грустила по братьям, матери, друзьям и Эйдену. И омрачилось сердце её тяжкой печалью. Не знала покоя и отдыха в печальных трудах душа её, и рисовала Эликлем на песке, что выходило то чудищ, то существ. А вода смывала всё, и Эликлем плакала горше. И когда не хватило рисункам места, пошла Эликлем вдоль берега и рисовала там, и так до тех пор, пока печаль её не иссякла и ни вылилась вся слезами на песок. И песок почернел. Тогда испугалась Эликлем, но налетел ветер и разметал страшные картины, и набежала волна и смыла другие, и в смятении и страхе бежала Эликлем и вернулась в Дом и всё рассказала Финиару. Он же ничего не ответил ей. Ночью же мир изменился. Заштормило море, оголтел ветер, завыли рощи и леса, застонали холмы и расширились. Раз пять началась и закончилась гроза. И всё стихло с приходом солнца. И когда ещё не упала с клевера роса, вышел Финиар из Светлого Дома и пошёл к крутому морскому обрыву и встал там. И обратился, воздев руки к миру переменившемуся, и назвал его королей, Детей Печали, и стали они. От всех твердынь суетных: моря, неба, земли и воды пришли править Дети Печали, суть арели. И матерью их была Печаль Эликлем, а отцом Слово Финиара, освободившего их, потому что так было дóлжно, а не потому, что так было желанно. И, выйдя из твердынь своих, встали они и обратились к Анкхали и отказали Финиару в служении.
Нет власти над властью мира нашего, властью нашей.
Мы же для счастья не созданы виною вашею,
так вашей кровью за неё и расплатитесь,
и жизни и души да станут ваши платой
за наше бессмертное горе вовеки!
И расточились по земле, и подчинились Анкхали, и были как все арели, и учились у него, умножая печали, и положили себе искуплением истребление рода Финиарова, и многие из прежних арели согласились с ними. С тех пор знак Анкхали и всех арели сжатый кулак и перст, указующий в небо, означающий утраченные небеса и четырёх мертвых эулиен (8). О каких из них речь не тайна. Но не судите арели по знакам, что закреплены за ними. И по тем, что они закрепили за собой. Потому что всё, что воспринимает глаз склонно к обману.
(8) так обозначают эулиен народы жестами рук своих. И для каждого народа свой знак есть. Когда же желают эулиен отличить арели и имена плоть имеющих от Владыки их, то показывают не перст указующий, но лишь большой палец, поднятый вверх, и так обозначают всех арели и воплощённых. Смертный род, именуемый людским, обозначают эулиен соединением большого и безымянного пальцев руки. Знак же самих эулиен три первых пальца ладони, поднятые к небу.
Когда же вернулся Финиар в Светлый Дом, то показали ему на погасшую свечу в зале его и сказали: Вот Тейми́ль [Teymíl`], сестра наша, которую похитили!
Так Анкхали и рода его взялись держать своё слово. И была Теймиль первая из эулиен, погубленная ими.
Было тогда же в Эйдене, ночью накануне исхода народа эулиен, что растревожилось сердце Иона, ангела. Знал он, что уходят эулиен ради человека. Знал их судьбу, как положено ангелам. И плакало сердце его. Оставляли эулиен Эйден ради человека и крови, души и жизни не жалели, посвятив себя служению. Так оберегается человек, помимо забот ангельских. Но думал Ион и не находил ответа кто эулиен убережёт? Кто своими слезами смоет их кровь? Кто будет им защита и опека? Кто отречётся от Эйдена ради них? И Ион знал, кто именно. И на коленях молил Создателя позволить ему оставить Эйден, дабы последовать с эулиен и защищать, и охранять их, ибо они так любят человека, что о себе забудут вовсе. Но Бог безмолвствовал. И плакал Ион, и содрогался дух его, принадлежащий Эйдену. Тогда же, измученный, явился он к заливу и сел там на песок. Водил рукой в воде прохладной, смотрел, как в чёрной-чёрной глади плывёт луна и тонут звёзды. Ракушку Ион поднял, что лежала рядом, и что есть сил в ладони сжал. И острые её края в ладонь ему вонзились, но, разомкнув ладонь, он ничего не обнаружил, поскольку боли был он чужд, и крови в плоти не имел, лишь облик светлый, наречённый. И плакал Ион, роняя слёзы. Они же обратились в жемчуга, и столько ныне их в раковинах спит, сколько пролил их тогда, печалясь, Ион. Покуда плакал и молился Ион настало утро. И вот, когда поднялся народ эулиен, посмотрел Ион в небо чистым своим взором и снова сжал ракушку в своей ладони с такой силой, что слёзы проступили на его глазах. И, разжимая свою руку, он кровь увидел на ладони. Так он узнал, что Бог благословил его служение, и, утратив свою природу, подобный эулиен, оставил он Эйден и ушёл за ними, приняв вместе с телом законы мира. И далее скрывал себя от эулиен и людей и поселился на диких островах, и воздвиг там себе жилище из слёз, пролитых в молитве за эулиен, зовут же их теперь хрусталём. С тех пор скрывался Ион, уподобленный эулиен и людям, и трудился, усердствуя в тайном следовании и сердечном соположении, и охранял и берёг эулиен как мог, один против множества, как сам выбрал.
Звенье третье. Народ эулиен. Культура эулиен
Господь, поименовавший все миры и всех, кто в них и всех, кто над ними благослови сказать, не тая, не плача, не страшась и не сомневаясь! Ради истины, которой пришло время, да будет на то Твоя Воля!
Прежде же всякого начала разговора о традициях и обычаях эулиен надлежит сказать о языке, языке древнем и прекрасном, который сами эулиен называют э́млант [émlant], люди же, тяготевшие к простоте всякого звучания, величали его мелáт [melát]. Ошибочно думать, что эмлант принадлежит народу эулиен и представляет собой их родовое наречье. Есть эмлант группа языков и наречий, свойственных тем народам, что по крови людьми не признаются братьями. История сего языка стара, как мир, ибо с ним и начата. Так, народ эулиен знает три периода эмланта: белый, золотой и зелёный. Прежде них была лишь песня глаз áлеи ни́рткиэ [álei nírtkiē] (1), что и поныне остаётся уделом эулиен и уже иссякла среди народа людей. Белым периодом языка эмлант зовётся тот, что был прежде всяких правил. Древний язык даóр эшу́р [daór eshúr] зовут его эулиен. Не было в нём правил, не было законов, рождались слова из сердца говорящего. Перводанностями ещё называют их. Эти же слова, отразившие всю суть сердца говорившего из народа эулиен, и легли в основу эмланта, каким он стал позднее, есть сейчас и, даст Бог, останется впредь, да не иссякнет его источник в сердцах глаголющих! Золотым периодом эмланта называют тот, что позволил языку обрести форму языка, свои правила и законы, уподобив его всем прочим языкам тварного мира. Полнокровным был тот язык и странным для всякого уха, чуждого дыхания Любви Господней. И начался он с исходом Финиара и его сородичей из Эйдена. На нём же и говорит народ эулиен и по сей день. Зелёным же периодом называют тот, что начался с разделением народов и рассорой арели, эулиен (2) и людей. Так появился мелат зелёный эмлант всех арели. Так появился эмлант для тех, кто не рождался с ним, и язык для тех, кому старые правила оказались не по размеру. Все же из этих народов владеют эмлантом в его трёх видах, но каждый предпочитает свой говор. Так, древний эмлант, белый остался лишь в книгах да памяти, золотой живёт среди народа эулиен, а зелёный распространился среди арели, который облекли они в свои знаки и символы и алфавит. Песню же глаз язык древнейший из прочих чтут везде ныне, как и прежде, хотя дар того языка и иссякает от рода к роду повсеместно. И возможно, что к концу моего повествования песня глаз замолкнет насовсем. Но даст Бог улыбкой своих глаз я прегражу дорогу смерти языку моего сердца. Родил эмлант многие наречия и языки, что взяли себе арели, их имена: махли́ [mahlí], э́али [éali], глин [glin] (glinnái), гинх [ginh], тил [til] (tildáren) и прочие. Там, где в другом языке три-пять слов называют одно и то же явление эмлант щедр на десятки слов с одним и тем же корнем или с разными корнями, от них же и по сей день родятся новые слова, и ширится эмлант, и цветёт, и дышит, подобно дереву в небесном саду. В корневой правде вся суть языка, и потому каждый звук в эмланте, закреплённый знаком или буквой, имеет сакральный смысл. Так, например, большая часть слов в эмланте имеет корень «I» (Y) Бог, Свет. Так, всё, что противостоит Свету есть ís (тень), отсюда же всё, что идёт от тени несёт в себе корень зла «s». Любовь и ток крови, девушка и сок цветка (нектар), мать, отец и Жизнь все эти слова сильными буквами связаны и происходят друг от друга. Дорога заканчивается концом, Солнце порождает судьбу, а минута рождается из нектара и Света (3). Любят эулиен язык свой и звуки во власти их почитают. Так один звук меняет смысл слова, как например как есть с kél`ke (до встречи) и kél`ki (прощай). Говорят эулиен стремительно, быстро, и не тайна, что выйдет у того, кто, следуя неугомонной тяге к быстрой речи, в безрассудстве своём захочет попрощаться навсегда7. Так эмлант показывает, как связан наш мир. Тот, кто узнает эмлант узнает и правила, по которым построен этот мир во всём его благодатном многоличии и соподчинении. Эмлант говорит нам о мире, подобному песне, светлой песне о Любви. Эмлант не знает ругательств и грубых слов, ибо эмлант не язык раздора, не язык войны и даже не язык чувств он наполнен иначе. В нём иная философия народа эулиен. Полагают многие, что есть у эулиен два алфавита, но это не так. Имеют эулиен два стиля письма, именуемые «домашний» и «морской». Домашний используют эулиен для себя и в быту, и вид имеет он нестройный, ибо всё написанное в нём разделено, «морской» же используют в переписке и при написании книг и трудов, для значимых посланий и важных бумаг, ибо имеет он вид чинный и плавный, подобно волне, идущей за волной, и все в нём равны и всё равно, ибо нет в нём букв заглавных и малых. Его же редко кто видит и знает, как и, увы, сам эмлант ныне.