Что это? спрашиваю я в день, когда все началось.
Четвертый «Визард Квест». Липовый Apple II его как раз потянет.
Эндрю Гошалюк вытаскивает дискету из коробочки, похожей на маленькую картотеку, и вставляет ее в бежевый дисковод родом из прошлого сто- летия.
Сколько этому компу лет?
Если коротко, то до хрена.
Эндрю немного полноватый, среднего роста блондин с густой шевелюрой. На носу у него красуются большие очки в золотой оправе такие постоянно носят всякие серийные убийцы. Мы познакомились в старших классах школы и вместе поступили в Вашингтонский университет. Он специализируется на информационных технологиях, а я получаю степень бакалавра английской литературы, попутно изучая теорию игр.
Эндрю с отцом переехали из Лондона, когда его мать с сестрой погибли при крушении поезда. Изначально мы подружились из-за любви к играм, но потом у меня тоже погибли родители; мы оба пережили тяжелую трагедию и в университете стали закадычными друзьями.
В школе мы были хардкорными геймерами. Играли во все, начиная с «Легенды о Зельде» и «Файнал Фэнтези» и заканчивая «Риском», шахматами и го. Но больше всего нам нравились ролевые игры. А самыми любимыми из них были Dungeons & Dragons и Traveller.
После поступления в университет ничего особо не поменялось. Мы постоянно во что-то играли, только иногда ходили на вечеринки и концерты, от которых не смогли отвертеться.
На тот момент прошло уже немало лет после случая с Эмили Коннорс, рассказавшей мне про «Кроликов» тайную игру, связанную с вымершими дятлами и неподписанными титрами фильма; после поездки, во время которой странный голос пробился сквозь шум помех «Ночной радиостанции» голос, то и дело появляющийся во снах, повторяющий одну и ту же фразу, те же слова, что мы услышали в ту ночь на темной петляющей дороге, слова, которые, как выяснится позже, тесно связаны с таинственной игрой, неофициально прозванной «Кроликами». «Дверь открыта».
Я сталкиваюсь с ней во второй раз вскоре после той самой лабораторной по информатике, во время которой мы с Эндрю Гошалюком играем в «Визард Квест» на древнем компьютере.
Смотри. Он нажимает на клавишу ввода, загружая игру.
В самом центре экрана появляется небольшое окошко с весьма примитивной анимацией волшебник в фиолетовой одежде разбрасывает какие-то семена, но сама игра почти полностью текстовая.
Нажимая на стрелки, Эндрю проводит персонажа по первому уровню подземелья. Из крошечного динамика компьютера доносится классическая восьмибитная музыка: короткая закольцованная мелодия со средневековым мотивом.
Что ты делаешь? спрашиваю я, хотя на самом деле не особо рвусь уточнять. Эндрю любит копаться в компьютерных играх, и частенько его заносит.
Угадай. В игру играю.
В коридорник, выпущенный в семидесятых?
Да ладно тебе, К, ты только глянь!
Смотрю. Что дальше?
А то, что тут все на библиотеках построено. А это уже начало восьмидесятых!
А, ну ладно. Можно кое-что уточнить?
Эндрю откидывается на кресле и дожидается моего вопроса.
Кому не по фигу?
Эндрю улыбается.
Очень смешно.
Я не шучу. На фига ты играешь в это говно? Я искренне злюсь на него. Мы до сих пор не закончили играть в «Дракенгард», хотя почти добрались до финальной битвы.
Ага, так вот что тебе интересно!
Да-да, говорю я, чтобы он побыстрее перешел к делу. И вообще, ты же вроде хотел разобраться с игрой, про которую говорили Беверли с Тревисом?
Именно, улыбается Эндрю, нажимая на ввод, и добавляет: Этим и занимаюсь.
Картинка на экране меняется. Теперь там два окошка: в одном простой текст, в другом длиннорукий монстр.
Блин, скажи уже, что ты делаешь, а? У меня через час проверочная по французскому, не выдерживаю я. Французский меня убивает. Слова и отдельные фразы даются мне без проблем, а вот произношение и общая структура языка нет.
Эндрю встает и потягивается.
Увы, не могу тебе посочувствовать. У меня в этом семестре астрофизика.
А говорили, что французский язык любви.
Слышал что-то такое.
Он уничтожает меня изнутри.
Ага, знакомая ситуация. О, смотри. Картинка на экране меняется, и Эндрю жестом предлагает мне занять его место.
Присев, я склоняюсь к монитору.
Ни фига себе, откуда он тут?
А ты как думаешь?
Это фейк.
Не-а.
Кончай врать.
Я не вру, mon copain. Твои глаза тебя не обманывают.
С чего ты это взял?
Проверил.
Серьезно?
Серьезнее некуда.
Я снова смотрю на игру.
Да быть того не может.
Потому что я знаю монстра, стоящего передо мной, одного из многих созданий, что появляются в «Визард Квест». В детстве все мы тысячи раз видели и его имя, и характерные торчащие во все стороны волосы.
С экрана на меня смотрит главный герой игры, которая появилась лишь в девяностых десять лет спустя после выхода «Визард Квест».
Это Соник еж из одноименной серии игр.
Эндрю начал играть в четвертый «Визард Квест», потому что искал информацию о другой игре, про которую ему рассказали наши общие друзья, Тревис и Беверли. Они узнали о ней от знакомых из Массачусетского технологического института; эта игра существовала в реальности ходили слухи, что с ее помощью правительство вербует секретных агентов.
Честно сказать, мы им поверили.
В фильмах и книгах восьмидесятых, выпущенных во время холодной войны, часто встречался мир, в котором компьютерные игры пересекались с реальностью тут и «Военные игры», один из первых фильмов про хакеров, и «Игра Эндера» военный научно-фантастический роман Орсона Скотта Карда. Игры в них были инструментом, с помощью которого обучали солдат и разбирались с масштабными кризисами, будь то мировая война или угрозы национальной безопасности.
Меня опьяняла мысль, что такая игра игра, в которой реальная жизнь становится главным местом действия, действительно существует. Ведь за это мне и нравились ролевые игры наподобие Dungeons & Dragons только здесь все было в тысячу раз лучше.
Как же мне хотелось, чтобы эта игра оказалась настоящей.
Эндрю считал, что аномалия с Соником была ее частью, хотя мы понятия не имели, как это удалось провернуть.
Если он был фейком, то мы наткнулись на работу простого хакера с очень странной комбинацией интересов и навыков. Но если нет, то Эндрю обнаружил занятный анахронизм: Соник стал персонажем игры, выпущенной чуть ли не за десять лет до того, как гении из компании «Сега» разработали его образ.
Мы сразу же кинулись в бой и попытались выяснить, в чем же дело.
Может, это просто безумное совпадение? Мы расспросили всех, кто хоть как-то разбирался в гейм-дизайне и истории видеоигр, но не нашли от- вета.
Тогда мы позвонили в «Сегу», но они не знали, о чем мы говорим, и не особо рвались разбираться. Люди, хоть чуточку знакомые с индустрией видеоигр, считали, что мы показываем им подделку. А всем остальным было попросту наплевать.
Кроме меня.
Чувство было непонятным но очень знакомым. Оно напоминало об аварии, в которую мы попали с сестрами Коннорс, о той ночи, когда мне рассказали о «Кроликах», еще одной таинственной игре.
Интереса Эндрю не хватило надолго. Он обожал раскапывать всякие крутые загадки, но вот решать их? Слишком сложно, увольте. Вскоре он переключился на новую головоломку, связанную с какой-то рекламной кампанией «Рибок», и оставил меня с Соником один на один.
Эндрю из игры выбыл но для меня все лишь начиналось.
Что все это значит? спрашиваю я худощавую брюнетку в очках с заостренной оправой, выполненной под кошачий глаз. Она лежит на спине, забросив ноги на спинку потертого кожаного дивана единственного в заваленной хламом однушке, где мы собрались. Это Беверли; она читает распечатанное руководство по «Визард Квест», найденное в интернете.
Не знаю, отвечает она, поворачиваясь к симпатичному чернокожему парню в кепке «Балтимор Ориолс» и футболке с изображением радио и подписью: «Включи Eagles погромче, а то соседям не слышно». Есть идеи, Тревис?
Может, это часть игры? предполагает тот, попутно внимательно вглядываясь в экран компьютера.
Какой? спрашиваю я. Которую ЦРУ устраивает?
Все не так просто, К, говорит Беверли, соскакивая с дивана и подходя к столу, за которым сидит Тревис. Тут явно замешано что-то еще, что-то совсем другого масштаба. Отодвинув кресло, она усаживается рядом с Тревисом.
В смысле? спрашиваю я, но они будто не слышат, просто перешептываются о чем-то, разглядывая Соника и написанный рядом с ним текст.
Где-то через минуту Тревис встает, фотографирует пиксельное изображение, а потом с улыбкой поворачивается ко мне.
Пора идти к Фокуснику.
Спустя полчаса я впервые оказываюсь в его зале игровых автоматов.
Фокусник сначала изучает фотографию, а затем переходит на распечатанную инструкцию.
Закончив с ними, он встает из-за стола, подходит к двери кабинета и захлопывает ее.
Вернувшись, он садится обратно, ставит на стол локти и медленно сцепляет пальцы в замок.
Что именно вы знаете об игре?
Тревис с Беверли тут же бросаются пересказывать свои любимые теории что обязательно нужно выискивать закономерности, встречающиеся по жизни, и смотреть, к чему они приведут; что никто не знает, существует игра или это лишь вымысел; что с ее помощью ЦРУ (или АНБ) вербует себе агентов; что некоторые люди играют, а другие лишь наблюдают за ними.
Фокусник просто сидит и слушает, пока Тревис с Беверли не заканчивают болтать.
Еще что-нибудь? спрашивает он.
Ну, играть в нее крайне опасно. Говорят, тут Тревис переходит на шепот, что люди из-за нее умирают.
В памяти тут же встает ночь аварии, пикап Энни и Эмили Коннорс. К лицу мгновенно приливает кровь, но я изо всех сил сдерживаю эмоции и стараюсь не обращать внимания на воспоминания, мелькающие перед глазами, как отрывки боевика.
Когда я поднимаю взгляд на Фокусника, он уже смотрит на меня, бесстрастно разглядывая.
В общем, да непонятно, существует игра или нет, говорит Беверли. По крайней мере, никаких доказательств нет.
Ну, произносит Фокусник, переводя взгляд на Беверли с Тревисом, у игроков они определенно найдутся.
Он замолкает, давая возможность переварить услышанное.
Неужели игра не вымысел и кто-то в нее играет? Неужели Эмили Коннорс говорила тогда именно про нее?
Взгляд Фокусника чем-то напоминает мне Эмили Коннорс, вглядывающуюся в ночь.
Это связано с «Кроликами»? спрашиваю я.
Фокусник оборачивается; смотрит на меня с удивлением.
Откуда ты знаешь о «Кроликах»? Удивление сменяется полуулыбкой, которую невозможно разгадать.
Не помню, вру я.
Мне совершенно не хочется делиться своей историей с каким-то едва знакомым конспирологом из зала игровых автоматов.
Фокусник обдумывает мои слова, а затем кивает Тревису и Беверли.
Что вы знаете о «Кроликах»?
А что это? спрашивает Тревис.
Ничего не знаем, говорит Беверли, с уважением глядя на меня. Погодите, значит, это так игра называется? «Кролики»?
Фокусник вновь смотрит на меня, а когда понимает, что сказать мне нечего, то продолжает сам:
У игры нет официального названия, но неофициально да, неофициально ее называют «Кроликами». Ведь нужно как-то отличать ее от всего остального.
От всего остального? спрашиваю я.
От всего, что не связано с «Кроликами».
Игра заинтересовала меня с того самого дня, когда мы попали в аварию с Энни и Эмили Коннорс, но именно в кабинете Фокусника интерес перерос в абсолютную одержимость. Он стал вторым человеком, который упомянул «Кроликов» в контексте игры и тем самым словно подтвердил, что я ничего не выдумываю: ни подслушанный разговор между сестрами, ни странное ощущение, охватившее меня в тот момент.
С той самой ночи в машине меня преследовала мысль, что разговор о «Кроликах» мне или послышался, или почудился, но в кабинете Фокусника что-то в голове вдруг щелкнуло, и до меня дошло то, что раньше казалось немыслимым.
Что «Кролики» могут оказаться правдой.
Да это явно подделка. Может, пиратка какая-нибудь, говорит Тревис.
В руководстве про Соника ни слова, соглашается Беверли, помахивая распечатанным буклетом.
Фокусник вновь изучает фотографию, которую показал ему Тревис, а потом откидывается в кресле.
Принесите мне все, что вы раскопали.
Хорошо, говорю я. Тогда я через пару дней заскочу
А почему не сейчас? спрашивает Фокусник.
Эм, отзываюсь я, а что, надо прямо сейчас?..
Если можешь, говорит он.
Не знаю почему, но этот момент кажется мне решающим. Чего хочет Фокусник? Поскорее увидеть аномалию своими глазами или узнать мое отношение к «Кроликам»? Что мной движет желание докопаться до истины или праздное любопыт- ство?
Эндрю растерял интерес, столкнувшись со сложностями, и Беверли с Тревисом вскоре последуют его примеру, но для меня все лишь начинается. Это отнюдь не праздное любопытство.
Вернусь через полчаса, говорю я.
Я успеваю за двадцать минут.
Мне очень хочется докопаться до истины.
Мне безумно интересно, что Фокусник скажет при виде игры, но когда я возвращаюсь, до сих пор не переведя дух после велосипеда, он просто выхватывает у меня дискету и закрывает дверь перед носом.
Не успеваю я постучать, чтобы уточнить, когда возвращаться, или хоть узнать, что он собирается делать, как за спиной вдруг раздается чей-то негромкий голос:
Он позвонит, если что-то найдет.
Я оборачиваюсь и впервые встречаю Хлою.
Ей двадцать, без нескольких недель двадцать один. Волосы светлые, почти белые, непослушные, коротко, неровно остриженные. На плечах рваная светло-серая куртка, накинутая поверх белой футболки с розовой кассетой на груди. Мерцающие огни игровых автоматов отблескивают в ее глазах, когда она улыбается уголком губ и спокойно, равнодушно бро- сает:
Привет.
Привет, говорю я. Меня зовут К.
Хлоя, отвечает она и пожимает мою руку так, словно только что прошла собеседование.
Ты здесь работаешь? спрашиваю я.
Подрабатываю, отвечает она, и мы спускаемся по лестнице в главный зал. Любимая игра?
«Роботрон», говорю я.
У нас есть «Роботрон». Осталось только дождаться, когда привезут новый монитор. Она бросает монетку в «Кентавр» пинбольный автомат, похожий на стол.
Круто, говорю я.
Пару минут я наблюдаю, как Хлоя играет в пинбол. Не отпускает мысль, что нужно сказать что-нибудь интересное, показать, что мы с ней на одной волне.
А ты знала, что устройство контроля стола в пинбольных автоматах изобрел Гарри Уильямс? спрашиваю я и мгновенно об этом жалею.
Кому это вообще интересно?
Нет, не знала, отвечает она, оттягивая рычаг и запуская шарик на поле.
Она направляет шарик, подталкивая стол бедрами, чтобы задать нужную траекторию. Получается у нее мастерски.
А ты давно здесь работаешь?
А ты давно интересуешься «Кроликами»? спрашивает она, пропустив мой вопрос мимо ушей. Такова Хлоя пустые разговоры ее не интересуют, она не заводит их и поддерживать тоже отказы- вается.
Да не то чтобы прямо интересуюсь. Просто любопытно.
Правда? Она до сих пор не потеряла ни одного шарика. Ну, удачи. Вовремя толкнув стол, она спасает шар от падения, попадает по сложной цели, и на поле выскакивают дополнительные шары.
Фокусник связывается со мной через три дня.
Вернувшись в зал, я застаю его за игрой в «Звездный дозор».
Его выпустили в 1984-м по следам куда более успешного «Логова дракона». Игры похожи и по стилю, и по геймплею: обе строятся на прохождении анимационных сцен, нарисованных легендарным Доном Блутом, и в обеих нужно запоминать последовательности, поэтому на прохождение у меня ушло всего несколько дней (и примерно двадцать пять долларов в четвертаках).