Сорок два? Ну надо же, значит, Екатерине всего 27 лет, моя ровесница. Меня это удивило: обычно я до такой степени не ошибаюсь в определении возраста человека. Женщина серьезно вымоталась? Да и стресс, наверное
Я взглянула на фотографию директора. Да, выглядел он довольно молодо. У него было волевое лицо, пронзительный, можно сказать, орлиный взгляд и пышная шапка темных волнистых волос.
Оставив позади кабинет ныне покойного директора, мы прошли дальше. Расположение директорского кабинета я запомнила. Вряд ли, конечно, после полицейских криминалистов что-то смогу обнаружить, но попытаться стоит. Только без лишних свидетелей в лице Варвары Никифоровны.
По обе стороны коридора располагались двери, как я поняла, персонала театра: кабинет главного дирижера, художественного руководителя, заведующего литературной частью, еще какие-то помещения, уже без опознавательных знаков. Некоторые из дверей были приоткрыты, и оттуда доносились голоса работников театра.
Я услышала обрывки разговоров, которые велись в комнатах. Рефреном звучали слова: «ужас», «кошмар», «какая ужасная смерть». Нетрудно было догадаться, что обсуждалось недавно произошедшее убийство директора театра.
Наконец Филиппова подвела меня к двери, на которой было написано: «Заведующий административно-хозяйственной частью Трегубенков К.В.». За дверью мужские голоса, практически перебивая друг друга, что-то очень эмоционально выясняли.
Ну вот, это кабинет Константина Владимировича, сообщила вахтерша, остановившись у двери. Ой, Константин Владимирович, кажется, занят. У него кто-то есть в кабинете. Вы уж сами дождитесь, Татьяна Александровна, когда Константин Владимирович освободится, а то неудобно сейчас входить к нему. А я пойду на вахту. Извините.
Вам не за что извиняться, Варвара Никифоровна, сказала я, вы и так доставили меня до места назначения. Спасибо.
Филиппова кивнула и пошла. А я подошла к двери вплотную.
Константин Владимирович, да откуда мне знать? раздраженно произнес мужчина.
Как это откуда вам знать, уважаемый Валериан Тимофеевич? удивленно спросил другой мужчина. Вы являетесь художественным руководителем театра и поэтому отвечаете за климат в коллективе.
За творческий климат, позвольте вам заметить.
Я согласен с вами. Но творческий климат ведь чем определяется? Дисциплиной прежде всего.
«Ага, значит, в кабинете Трегубенкова сейчас находится художественный руководитель театра Валериан Тимофеевич Владимирцев, подумала я. Интересно, что это они обсуждают на таких повышенных тонах»?
И должен вам заметить, Валериан Тимофеевич, что ваша реплика «откуда мне знать» звучит ну, по меньшей мере, несерьезно. Вы ведь не первый год работаете в театре. И в своей профессии вы отнюдь не новичок. Стало быть, вы уже изначально заточены на то, чтобы замечать малейшие нюансы. Я ни за что не поверю, что вы не знаете, что творится внутри коллектива. А вы бросаетесь такими заявлениями «откуда мне знать»! Меня это, прямо вам скажу, как минимум, настораживает. Может быть, вы не хотите мне сказать, что на самом деле происходит? Или же Слушайте, Валериан Тимофеевич, кажется, вы давно не были в отпуске. Может, вам требуется отдых? Так вы так прямо и скажите. Я не буду возражать.
Скажите же уж прямо, Константин Владимирович, что вы не нуждаетесь больше в моих услугах! еще более резко, чем в самом начале разговора, который я застала, воскликнул худрук Владимирцев.
Вы не правы, возразил ему Трегубенков, я безо всякой задней мысли предложил вам отдохнуть. Я, хотя к творческому процессу и не имею прямого отношения, понимаю, что существует профессиональное выгорание. Оно есть в любых профессиях, но в актерской среде особенно. Так вот, чтобы его избежать, и существуют такие вот паузы. И ничего в этом зазорного нет. А что касается вас, Валериан Тимофеевич, так именно вы как нельзя лучше подходите на пост художественного руководителя театра. И это не только мое личное мнение. Буквально вчера меня вызывали в Управление культуры, прежде всего, конечно, в связи с трагическим происшествием. Валентин Георгиевич прямо сказал, что найти замену Владиславу Григорьевичу будет нелегко. Да Но потом мы с Валентином Георгиевичем имели продолжительную беседу уже на текущие темы. Жизнь продолжается, как говорится. Так вот, мы с Валентином Георгиевичем поговорили и о вас, Валериан Тимофеевич. Он очень положительно отзывался о вашей кандидатуре в плане продления контракта. И очень ценно также и то, что вы, повторюсь, не новичок, что вы являетесь человеком уже проверенным, так сказать. Но Расторгуев подчеркнул, что на должности худрука необходим человек, который будет досконально вникать во все. Понимаете, Валериан Тимофеевич, вникать буквально во все процессы. В том числе и в вопросы дисциплины. Почему-то Валентин Георгиевич отметил, что с дисциплиной в театре существуют проблемы. Он так и сказал. И, кроме того, высказал свое мнение, что общее падение дисциплины сыграло не последнюю роль в том, что Владислав Григорьевич был убит в своем кабинете. А если учесть, что незадолго до гибели Владислава Григорьевича у вас с ним были серьезные противоречия
Трегубенков не договорил. Его прервал Владимирцев, причем довольно резко.
Да хватит вам воду в ступе толочь, в конце-то концов! вскричал он. Вы мягко стелите, да жестко спать! Кстати, и покойный Дубовицкий тоже был хорош!
Послушайте, имейте же уважение к ушедшему человеку! У вас нет ничего святого! воскликнул Трегубенков.
Я имею представление о том, что можно, а чего нельзя! отрезал Владимирцев. Да, о покойниках или хорошо, или ничего. Вот именно поэтому я и не конкретизирую свою позицию. Но ведь вам, как никому, хорошо известно, сколько моих проектов зарубил на корню ныне покойный Владислав Григорьевич! И подозреваю, что не без вашего участия!
Ну, знаете, это уже слишком! Вы кидаетесь такими необоснованными обвинениями! с возмущением воскликнул Трегубенков.
Это вы кидаетесь необоснованными обвинениями! не остался в долгу Владимирцев. Я, по-вашему, получается, виноват в том, что Дубовицкий был убит! Я, оказывается, не следил за дисциплиной! А может, все-таки стоит спросить с ночных сторожей? Они ведь следят за порядком в здании театра. Кто проник ночью в театр и застрелил Дубовицкого? А, ладно! Можете и не продлевать со мной контракт! Обойдусь!
Послышался грохот, скорее всего, Владимирцев с шумом отодвинул стул. Я поспешила отойти от двери и вовремя. Дверь широко распахнулась, и из кабинета Трегубенкова буквально вылетел среднего роста мужчина лет тридцати пяти. Одет художественный руководитель театра был в фирменный джинсовый костюм. У него были пропорциональные черты лица и аккуратная бородка. Но темные глаза буквально метали гром и молнии. Он стремительно пересек коридор и скрылся.
А я озадачилась: с кем первым общаться? Худрук или замдиректора? Оба они на эмоциях, оба в раздраженном состоянии. А это мне на руку на нервах люди склонны говорить больше и правдивее. И пожалуй, первый Трегубенков. Судя по подслушанному мной разговору, Владимирцева вывести из себя проще если потребуется, конечно.
А побеседовать надо с обоими. Судя по всему, у Владимирцева с покойным директором театра сложились непростые отношения. Трегубенков этот мог претендовать на место директора. И еще одна фамилия тип из Управления культуры, некий Расторгуев, тоже заслуживает моего внимания.
Я решительно расправила плечи и постучалась в дверь кабинета.
Войдите, послышалось в ответ раздраженное.
Я открыла дверь и вошла в кабинет заведующего административно-хозяйственной частью. Это было сравнительно небольшое помещение. Одну его стену занимал шкаф, напротив располагались кожаный диван и два кресла по его бокам. Окно закрывали металлические жалюзи. На подоконнике стояло несколько растений в керамических вазонах.
Здравствуйте, Константин Владимирович, сказала я, подходя к столу, за которым сидел представительный, уже начинающий седеть, мужчина в дорогом костюме и ослепительно-белой рубашке с галстуком. На вид его возраст приближался годам к пятидесяти.
Здравствуйте, ответил Трегубенков, присаживайтесь, пожалуйста. Вы по какому вопросу? спросил он.
Меня зовут Татьяна Александровна Иванова, начала я, садясь на стул напротив Трегубенкова. Я частный детектив и занимаюсь расследованием убийства Владислава Григорьевича Дубовицкого.
На лице Трегубенкова появилось выражение сильного удивления.
Вот как? А почему этим делом занимается частный детектив? спросил он. Насколько мне известно, расследование проводит Главное управление полиции. Они сразу приехали и уже опросили всех нас.
Константин Владимирович, расследовать убийство директора театра меня попросила его сестра, Екатерина Григорьевна Нерасстроева, объяснила я. Вот договор на оказание данной услуги.
С этими словами я вынула из сумки договор и протянула его Трегубенкову. Заведующий хозяйственной частью театра довольно долго его читал, морща лоб. Наконец он вернул мне договор и спросил:
Ну, а чем, собственно, я могу быть вам полезен? Я ведь уже ответил на вопросы следователя.
Мне тоже придется задать вам ряд вопросов, Константин Владимирович, сказала я.
Ну, раз так что ж, спрашивайте, постараюсь на них ответить, с явной неохотой заметил Трегубенков.
Позавчера поздно вечером был убит Дубовицкий. Расскажите, как вы провели этот день, попросила я.
Позвольте, Татьяна Александровна, вы что же, меня в этом убийстве подозреваете? возмущенно спросил Трегубенков. Ну, знаете ли! Только наслушался всяких гадостей от худрука, и теперь еще сыщица будет мне обвинения предъявлять! не сдержался он.
Константин Владимирович, я вас никоим образом не подозреваю. Просто работа у меня такая вопросы задавать. Мы же с вами не хотим, чтобы убийство осталось безнаказанным? попыталась умаслить я заместителя директора. А что с худруком? сочувственно спросила.
Да что, что творит черт знает что, нам по шапке прилетает, заворачивают очередную его идею «нового формата». И тоже меня в подсиживании обвиняет! ругнулся Трегубенков. Не хочу об этом! И так придется кого-то нового на эту должность подбирать. Или отправить его в отпуск? Ладно, Татьяна Александровна, это не ваши проблемы. Простите мне мою несдержанность, мы после этого трагического события все тут на нервах. О чем вы, говорите, хотели узнать?
Расскажите, как прошел тот день, в который убили вашего директора.
Ладно, расскажу. Если это так необходимо, добавил Трегубенков.
Крайне необходимо, подчеркнула я.
Хорошо. Значит, так. Я рано пришел в театр, потому что нужно было составить смету предстоящих расходов. У нас в планах значатся несколько новых спектаклей. Кроме составления расходов, нужно было также расставить приоритеты, потому что все сразу мы просто не потянем. Хотя возможно и потянем. Это при условии, если нам помогут наши партнеры, которые занимаются благотворительностью. У нас есть несколько человек, так сказать, меценатов, которые всячески помогают театру. Без них было бы очень нелегко творчески выжить, так сказать. Но это так, лирическое отступление, да так о чем я? Ах да, вы просили рассказать, как я провел день перед этим трагическим событием. Я закончил все расчеты довольно поздно, часам к пяти вечера примерно. И сразу же отнес их Владиславу Григорьевичу. Он посмотрел, согласился и утвердил. Правда, были некоторые детали, которые у Владислава Григорьевича вызвали вопросы, но мы их быстренько утрясли. Он подписал окончательный вариант. Пока я находился в кабинете Дубовицкого, к нему пришел один из наших постоянных партнеров Геннадий Олегович Подбельский.
«Подбельский. Эту фамилию я уже слышала от Варвары Никифоровны, вспомнила я. Вахтерша сказала, что этот самый Геннадий Олегович успешный бизнесмен и много помогает театру».
А что, этот Подбельский часто появляется в театре? спросила я.
Да, они с Владиславом Григорьевичем давние друзья, ответил Трегубенков.
Продолжайте дальше, Константин Владимирович, попросила я.
Ну, а собственно, что продолжать? Я практически сразу же и вышел из кабинета, как только появился Геннадий Олегович.
Почему же? У вас лично не сложились отношения с вашим спонсором? рискнула я вновь вывести Трегубенкова на эмоции. Не удалось.
Ну что вы! Почему же сразу «не сложились»? С чего вы это взяли? У меня практически со всеми людьми, с которыми мне приходится общаться, складываются очень ровные, доброжелательные отношения. Я по натуре человек не конфликтный, не злопамятный, если уж на то пошло. Ладно, это я так, для справки. Я вернулся к себе в кабинет, поработал еще немного, а потом собрался и поехал домой. У моей супруги был день рождения. Мы, правда, особого торжества не устраивали, потому что с некоторых пор жена очень болезненно стала относиться к тому, что каждый день рождения прибавляет ей год. Пригласили только самых близких людей и скромно отпраздновали практически в узком семейном кругу. Ну и вот. Когда я по дороге домой проходил мимо кабинета Владислава Григорьевича, то Подбельский был еще там. Они, кажется, что-то обсуждали.
Сколько времени было, когда вы вышли из театра? спросила я.
Да примерно шел уже восьмой час. Из дома в тот вечер я уже никуда не выходил. А утром мне сообщили эту трагическую весть. Я сразу же приехал в театр, здесь уже велось следствие, меня допросили, как, впрочем, и остальных сотрудников театра. Вот, собственно, и все.
Хорошо. Теперь ответьте вот на какой вопрос: у Владислава Григорьевича были недоброжелатели?
Вы имеете в виду, здесь, в театре? уточнил Трегубенков.
Не только в театре. Я имею в виду, и в личной жизни тоже.
Ну, по поводу личной жизни покойного Владислава Григорьевича я ничего определенного сказать не могу, мы все-таки не являлись друзьями-приятелями. А сплетнями и всякими домыслами я не интересуюсь. А что касается театра понимаете, Татьяна Александровна, недоброжелатели имеются практически у любого человека, а уж если человек занимает достаточно высокое положение, то их наличие просто неизбежно. Пост директора театра Владислав Григорьевич занимает занимал несколько лет. И проявил себя на этой должности очень грамотным руководителем. Причем во всех отношениях. Безусловно, Дубовицкий пользовался авторитетом у большинства сотрудников.
У большинства, вы сказали, но не у всех? решила я уточнить.
Я полагаю, что хорошим для всех абсолютно быть нельзя. Всегда найдется кто-то, кто будет недоволен. Надо также учесть и то, что Владислав Григорьевич всегда был сам дисциплинированным человеком, и такого же отношения требовал и от других. Естественно, что были те, кому это не нравилось. В творческих коллективах ведь как? Всяких претензий к директору хоть отбавляй. Не нравится маленький гонорар, режиссер, балетмейстер, репетитор, да мало ли что еще. Зато к себе, любимому, требований ноль целых. Можно прийти на спектакль, мягко говоря, не совсем в форме, можно не выучить слова арии и обругать ни за что ни про что суфлера или концертмейстера. Можно вообще не явиться на спектакль, придумав совершенно фантастическую историю. А Владислав Григорьевич строго относился к нарушителям дисциплины. Да, директором были недовольны. Наверное, недовольных Дубовицким можно назвать недоброжелателями, не знаю.