Я его убила. Истории женщин-серийных убийц, рассказанные ими самими - Микки Нокс 2 стр.

 Побирушка, пойдешь сегодня со мной на танцы?  спрашивает однажды сын судьи.

С годами он превратился в восхитительного красавца. Стоит мне взглянуть на него, и мои щеки заливает стыдливый румянец. Лучезарная улыбка, блестящие глаза, потрясающие ямочки на щеках  все выдает в нем человека, который не ведает печали и не знает забот. Такие люди всегда завораживают тем, как легко они живут и как просто им все дается.

Конечно, я соглашаюсь, и весь вечер мы проводим в соседней деревне, где есть небольшая таверна. Там по вечерам царит настоящее веселье: звучит музыка, и устраиваются танцы. Я ловлю на себе завистливые взгляды девушек, и это меня безумно забавляет. Вдруг начинает казаться, что ни сын судьи, ни кто бы то ни было другой уже не помнит, как он вымазал мое платье коровьей лепешкой и смеялся вослед. Только прозвище Побирушка приклеилось ко мне навечно, и я даже начинаю думать, что оно не такое уж обидное.

Между нами вспыхивает страсть, и этот роман в одночасье путает все мои планы. В конце концов, в Америку я стремлюсь только ради того, чтобы такие, как сын судьи, почитали меня за равную. Сейчас же я получила даже больше, никуда не уезжая. Парень смотрит на меня влюбленными глазами, а я с жадностью ловлю каждое его слово, слежу за каждым жестом и всеми силами стремлюсь доказать свою полезность и нужность. Я берусь помогать его семье по хозяйству, ухаживаю за скотиной, а потом вдруг понимаю: главное, что способна подарить женщина мужчине,  это ребенок. Отчаянное желание забеременеть вскоре осуществляется, и я со всех ног несусь к возлюбленному, чтобы сообщить радостную новость. Грезится, что вот теперь начнется совсем другая жизнь и на меня наконец станут смотреть как на настоящего человека.

 Приходи сегодня вечером, есть серьезный разговор,  заявляет он в тот день.

Я еще очень молода, и поэтому меня ничто не настораживает. Одна из сестер и даже отец прекрасно знают, куда я иду, и тоже надеются, что сегодня мне сделают предложение. Я чувствую волны зависти вперемешку с уважением. Никто в моей семье и помыслить не мог, что я, со своей неуклюжей крестьянской фигурой и грубым деревенским лицом, когда-нибудь выбьюсь в люди и удачно выйду замуж. Наверное, тот день можно назвать самым счастливым в моей жизни, а вот следующей ночи суждено стать самым страшным испытанием.

Мне кажется, мой суженый пришел один. Поначалу он ведет себя вполне спокойно и сдержанно, но, как только я завожу речь о свадьбе, вдруг начинает хохотать и заталкивает меня в хлев. В глазах темнеет, поэтому я не успеваю заметить, откуда появляются его дружки. Кажется, это те самые парни, что потешались надо мной в детстве.

 Ты что, и правда думала, я такую в жены возьму, Побирушка?  заливается смехом сын судьи, размазывая по моему лицу грязь, а молодчики набрасываются на меня и принимаются колотить.

Всю ночь меня бьют и насилуют, пока по моим ногам не начинает струиться кровь. Не помню, как я доползла до дома. Несколько последующих недель распадаются в моей памяти на отдельные картинки. В какой-то миг я решаю, что семья должна отомстить за меня, как это заведено в деревне. А может, подать в суд? Но мои робкие просьбы натыкаются на презрительный смех отца и братьев, а младшая сестра отводит глаза, будто стыдясь меня.

Я бы пережила произошедшее со мной, если бы на этом все закончилось. Но иногда случается то, что меняет вашу жизнь навсегда. Когда я прихожу в себя, оказывается, что в этом мире мне теперь нет места. Грамота об окончании школы с отличием вместе с другими достижениями больше ничего не значит. Всякий раз в лавке или на ярмарке люди при виде меня отворачиваются, а в церкви норовят пересесть куда-нибудь подальше. В конце концов я привыкаю оставаться в одиночестве на воскресной службе. Даже моя младшая сестра, неловко извиняясь, усаживается на соседнюю лавку. Мечты о том, чтобы выйти замуж, можно оставить. Детей после той ночи я тоже, конечно, иметь не смогу. В довершение бед я обнаруживаю пустой свою коробку  деньги, которые я копила на билет до Америки, исчезли.

 Я забрал их себе. Девушка не должна иметь своих денег. Мне они нужнее. Вы все на моей шее висите,  вполне дружелюбно и небрежно бросает отец, когда я кидаюсь к нему. Мечту об Америке я хороню в саду, закопав пустую жестяную коробку рядом с хлевом, где закончилась моя прежняя жизнь.

Пастор Агатон Ханстен склоняет меня уйти в монастырь и посвятить себя Богу. Сначала это лишь пространные рассуждения, но постепенно от душеспасительных бесед он переходит к жестким отповедям. Через месяц я перестаю посещать воскресные службы.

Наблюдать за тем, как люди при виде меня вжимают голову в плечи и начинают пристально изучать землю у себя под ногами, невыносимо. Я бы справилась с этим, будь у меня мечта и хотя бы крошечная надежда на то, что ей суждено когда-нибудь сбыться.

Я вынуждена искать заработок, но никто не может мне ничего предложить. Кому-то требуется помощница по хозяйству или продавец в лавке, но люди тут же умолкают, завидев «ту самую злосчастную Брунгильду». Спустя несколько недель мне удается устроиться кухаркой на одной ферме, но, как только хозяин узнает, кого нанял его управляющий, меня сразу же выгоняют, ничего не заплатив. Я соглашаюсь на любую, даже самую тяжелую и неприятную работу, сношу все унижения и издевки, а главное, раз за разом примиряюсь с тем, что денег мне не видать. Хитрые управляющие прекрасно понимают, что я ничего не смогу сделать, мои жалобы никто даже слушать не станет, поэтому они легко находят повод, почему мне можно не платить даже те гроши, о которых мы договаривались. После нескольких месяцев мытарств я оказываюсь в мясной лавке добряка Бьерна. Старик долго сомневается, стоит ли брать меня в мясники, но отчаяние, написанное на моем лице, смягчает его сердце, и он все же соглашается обучить меня премудростям своего ремесла.

Это тяжелая и грязная работа, но мне она по душе, а главное, сюда, в лавчонку старика Бьерна, я прихожу с тем же чувством, с каким обычно люди возвращаются домой. Здесь я учусь разделывать туши, и работы всегда хватает. По вечерам хозяин поит меня чаем и рассказывает бесконечные истории. Неважно, кем и где ты трудишься, человеку нужно знать, что он на своем месте. Никакие деньги не окрылят вас так, как доброе слово.

Целыми днями я провожу за тем, что свежую туши, а по полу снуют крысы. Эти мерзкие твари, рискуя собственной жизнью, прыгают на мясо, пытаясь урвать хоть кусочек. В углу стоит большая бутыль со стрихнином, которым Бьерн травит этих вредителей, но, сколько бы трупиков ни обнаруживали мы по утрам, вечером всегда прибегают новые грызуны.

 Смотри не переусердствуй, эта отрава может прикончить не только крысу,  предупреждает однажды старик.

Я запоминаю этот совет, но делаю собственные выводы. Признаюсь честно: едва я встала за прилавок и поприветствовала первого покупателя, мысль о крысином яде уже не покидала меня. Сын судьи отсаживается от меня на церковной службе и переходит на другую сторону улицы, едва завидев мою неуклюжую фигуру. Он тот, из-за которого моя жизнь переломилась надвое. Мерзавец не видит меня в упор, даже когда я отвешиваю ему говяжью вырезку. Конечно, он ничего не забыл, но кому есть дело до какой-то помощницы мясника?

Проходит несколько месяцев, прежде чем я разрешаю себе снова задуматься о покупке билета на пароход. К этому времени мне удается скопить разве что на дорогу до Лондона. Оттуда отчаливают гигантские лайнеры, изображения которых часто публикуют в газетах. Я зачитываюсь подробными описаниями комфортабельных кают и феноменального сервиса. Моих сбережений должно хватить на переезд в Тронхейм, единственный крупный город поблизости и главный порт Норвегии. Олина постоянно пишет нам из Америки. Прошло несколько лет после того, как она уехала туда, и, похоже, у нее все складывается хорошо. Сестра вышла замуж, родила детей и обзавелась собственным домом. Есть чем похвастаться родным. Отец ничего не хочет слышать о беглянке, но я решаюсь ответить ей. В письме я рассказываю обо всех ужасах, которые приключились со мной, и признаюсь в том, как мечтаю увидеться с ней и побывать в загадочном Чикаго, где есть настоящая маленькая Норвегия. Олина отвечает очень быстро. Она искренне сочувствует мне и жаждет утешить свою младшую сестренку при встрече. Наша переписка дарит мне призрачную надежду. Это первая ниточка, которая связывает меня со страной грез, и я намерена сделать все возможное, чтобы она не оборвалась. Каждое свое письмо я перечитываю и переписываю сотни раз, ведь оно должно понравиться Олине. Что моя дорогая сестра хочет узнать о нашей жизни в Норвегии, о семье и обо мне? В каком настроении она получит это письмо и каким будет ее ответ? Эти вопросы занимают меня. Я будто разгадываю загадку, распутываю клубок, чтобы нащупать нить Ариадны, которая выведет меня на свободу. С каждым днем у меня получается все лучше.

Отец практически забросил хозяйство, предпочитая зарабатывать трудом каменщика. Так как большинство моих братьев и сестер давно разъехались и обзавелись семьями, все ежевечерние отповеди достаются мне одной.

Сын судьи со временем привыкает притворяться, что не узнает меня. Он настолько преуспел в этом, что поначалу я действительно принимаю все за чистую монету, но потом вижу, как старательно этот негодяй прячет глаза и смотрит куда угодно, только не на меня. Это даже забавляет. Стыд не так просто выносить. Обычно мы начинаем ненавидеть людей, перед которыми нам совестно. Долго такое продолжаться не может. Стыд перерастает в оправдание себя, а затем в ненависть. Спустя несколько месяцев поведение этого человека меняется: теперь, всякий раз заходя в лавку, он издевается надо мной и старается унизить. Порой мне кажется, он специально забегает, чтобы позлорадствовать над тем, как низко я пала.

 Курице не положено пялиться на тех, кто умеет летать. Не ровен час, шею свернет, верно?  зубоскалит проходимец, забирая заказ  вырезку, цыплят и говяжий язык, который в их семье любит только он.

Через пару недель он начинает жаловаться на горьковатый привкус мяса, купленного у нас в лавке. Настает мой черед веселиться. Стрихнин из подсобки с завидной регулярностью попадает на говяжий язык. Мне нравится наблюдать за тем, как он худеет, а его кожа приобретает нездоровый серый оттенок. Под глазами у парня залегают черные тени, а его лоб вечно покрыт испариной. Рассказывают, в один из дней он почувствовал такую резкую боль в животе, что рухнул прямо посреди площади. Когда вместо него за мясом приходит работник с их фермы, я понимаю, что пора уезжать. О смерти моего обидчика я узнаю из газет за день до того, как покинуть Тронхейм и отбыть в Лондон.

* * *

 Брунгильда Полсдоттер Сторшетт.

 Как, вы сказали, вас зовут?  удивляется служащий, когда мы оказываемся на острове Эллис, в Нью-Йоркской бухте. Именно здесь высаживают всех иммигрантов, прибывающих в Америку третьим классом.

 Белль, запишите просто Белль Петерсон,  машу я рукой, мечтая только о том, чтобы найти уголок, где можно хоть немного поспать.

В пункте приема иммигрантов я провожу долгие две недели. По заявлению властей, все эти процедуры требуются для того, чтобы предотвратить распространение болезней, которые мы везем с континента. Будто пассажиры первого и второго класса здоровы по праву рождения. Те же, у кого не нашлось средств на отдельную каюту, вынуждены после многодневного плавания на нижней палубе лайнера целую вечность ютиться по пятьдесят человек в бараках, выстроенных на этом крошечном острове. Воистину, деньги в этой стране решают все.

Путь до Чикаго, где сестра и ее муж обещают дать мне приют, занимает больше месяца. Они живут в коммуне норвежцев, на берегу озера Мичиган. Дела у них обстоят вовсе не так радужно, как писала Олина, но в одном она права: здесь действительно кажется, что ты никуда не уезжал. Ровные ряды простых деревянных жилых построек. На площади мальчишки  разносчики газет. Пара-тройка особняков, принадлежащих зажиточным коммерсантам. Дом пастора, несколько магазинов и крупный рынок, куда приходят торговать почти все мужчины коммуны. Поначалу я решаю, что это и есть весь Чикаго, но потом понимаю, что город намного больше, чем норвежское поселение у озера.

Вскоре я устраиваюсь экономкой в один из богатых домов, а по вечерам снова шью и вяжу, как в юности. Двое детей сестры по вечерам вечно возятся на полу, пока я сижу с рукоделием. Двухлетняя племянница залезает ко мне на колени и играет с бусами. Кажется, она очень привязалась ко мне, тем более что мать не обращает на девочку внимания. Олину и ее мужа Джона занимает только один вопрос: что о них подумают соседи. По приезде я поразилась тому, какой красивый у них дом, а когда поняла, что внутри еще ничего не устроено, свежевыкрашенный фасад стал удивлять меня все больше. Джон поколачивает жену за плохо вымытые тарелки, но исправно посещает воскресную службу. Олина тщательно следит за тем, чтобы одежда ее детей выглядела опрятно, но совершенно не заботится о том, чем они пообедали.

Все это мелочи. Ненадолго мне начинает казаться, что я вернулась в детство и теперь у меня есть настоящая и почти счастливая семья. Иногда по вечерам мы с сестрой разговариваем о будущем. Я мечтаю, что вскоре смогу приобрести дом по соседству с ними. Олина со смехом замечает, что весь свой заработок я отдаю им, а тех жалких центов, что остаются, едва хватает на пряжу.

 Как же, интересно знать, ты собираешься купить дом, если ты не замужем?  спрашивает она однажды, когда я в очередной раз заговариваю об этом.

Оказывается, у незамужней женщины нет такого права. Для этого требуется разрешение мужа или отца. Я не слышала о таком законе. С этого времени я начинаю все чаще задумываться о поиске мужа. Эта перспектива пугает меня, уже взрослую женщину двадцати четырех лет, но желание считаться настоящим человеком оказывается сильнее.

Своего благоверного я не люблю. Пожалуй, я могла бы выйти за того, кто мне по сердцу. Но все мужчины смахивают на молодчиков, разрушивших мою жизнь той страшной ночью в хлеву. Мэдса Соренсена я не боюсь. Похоже, это главная причина, по которой я выбрала его. Он довольно привлекательный, к тому же безобидный и покладистый. Мэдс работает на продуктовом складе, и начальство им довольно. Мы женимся в 1884 году. Ему почти тридцать. В этом возрасте уже видно, какое будущее уготовано человеку. Мэдса не ждут великие свершения, но и побирушкой меня с ним уже не станут называть. Остается только открыть лавочку, завести детей и жить долго и счастливо в нашей маленькой Норвегии на берегу озера Мичиган. Наверное, так и должно было случиться, но я слишком устала считать каждый цент и экономить на хлебе. Я безумно хочу разбогатеть, воплотить американскую мечту, покорить эту страну и заслужить, наконец, уважение.

Наверное, с высоты прожитых лет я могу немного присочинить. Невозможно в столь молодом возрасте опустить руки из-за безденежья. Безысходность и отчаяние копятся в моем сердце еще очень много лет, постепенно вытесняя все добрые чувства.

Когда мы с Мэдсом берем ссуду на собственный дом, я начинаю оставлять у себя Олли, мою племянницу. Сначала она проводит у нас пару дней, а потом гостит по нескольку месяцев. Девочка заменяет нам дочь, но, когда приходит время отдать ее в школу, Олина противится тому, чтобы ребенок и дальше жил с нами. Полагаю, сестре глубоко плевать на такие мелочи, как собственный ребенок, но, видимо, соседи стали судачить, называть ее никудышной матерью, и она спохватилась.

Мы тогда серьезно повздорили и почти перестали общаться, встречаясь только на каких-то праздниках. Но со временем Олина снова начинает заглядывать к нам с мужем.

Семь долгих лет я пытаюсь заставить Мэдса хоть что-то делать и к чему-то стремиться, но ему ничего не хочется. Разве что обзавестись собственными детьми. По крайней мере, именно их отсутствие всегда становится его последним доводом в семейных скандалах. Не бывает настоящей семьи без детей, а значит, и я фальшивая жена. Его слова больно ранят, и я начинаю искать возможность усыновить ребенка. В окрестностях Чикаго, как и вблизи любого крупного города, открыты церковные приюты, где могут найти пристанище нерадивые матери, зачавшие вне брака или в результате изнасилования. Мне никогда не было жалко этих женщин. По большей части они сами виноваты во всех своих бедах. Им, очевидно, повезло больше, чем мне. Ведь они уже живут в Америке, да к тому же могут забеременеть вновь. Я задаюсь целью подыскать светлокожего малыша, похожего на нас с Мэдсом, чтобы соседи не болтали лишнего.