Любовные драмы Горького - Майорова Елена Ивановна 2 стр.


Но в тяжёлые минуты, которых выпадало на долю строптивого Алёши Пешкова немало, он искал у бабушки тепла и защиты и понимал, что его детские проблемы будут решены благодаря её всё примиряющей доброте.

Когда однажды при Алёше дед Каширин ударил бабушку по лицу, мальчику стало так «угнетающе гадко», что его как будто раздавило. Но дед по-своему был привязан к бабушке, называл её «блаженной дурой», хотя и часто поколачивал. В доме Каширина женщина вообще имела не большую ценность: один дядя забил жену насмерть, накрыв одеялом, чтобы заглушить крики, другой тоже избивал женщину, не принимая в расчёт её беременности

И в этом «тёмном царстве» бабушка, всю жизнь нуждавшаяся, но не ставившая блага бренные во главу жизненных ценностей, с её человеческой мудростью, бескорыстной любовью и состраданием к ближним, невольно стала одним из создателей мировоззрения, которое легло в основу дальнейшей жизни и творчества внука[1].

Особое нежно-восхищённое отношение к женщинам было заложено у Горького не только благодаря всепрощающей сердечности бабушки Акулины Ивановны. Другая родная по крови женщина, мать Варвара Васильевна, несмотря на свою твёрдость и даже некоторую жёсткость, пробудила в мальчике желание защищать и своего рода рыцарственность, оставшиеся с ним навсегда.

Мать запомнилась ему как чистая, строгая, высокая статная женщина с большими глазами, малиновыми губами и золотыми волосами, уложенными короной. Перед Первой мировой войной, когда её сын, уже Максим Горький, писал своё «Детство», он помнил даже наряд матери, сшитый собственноручно: «тёплое и мягкое красное платье, широкое, как мужицкий чапан, его застёгивали большие чёрные пуговицы от плеча и наискось до подола. Никогда я не видел такого платья».

Обученная грамоте, красивая и самоуверенная, она вовсе не трепетала перед стариком Кашириным и всегда могла настоять на своём. Так произошло с её первым замужеством.

Первый муж Варвары, отец Алёши Максим Пешков, был сыном солдата, дослужившегося до офицера и сосланного в Сибирь за жестокость с подчинёнными. Там и родился у него сын Максим. Жилось мальчишке несладко, и он убегал из дома. Его искали с собаками; раз, найдя, отец стал избивать столь жестоко, что соседи отняли ребёнка и спрятали от изверга. Мать рано умерла, а когда Максиму было девять лет, умер и отец. Он убежал из дома приютившего его крёстного, долго скитался, перепробовал много занятий, но выбрал работу с древесиной стал хорошим краснодеревщиком, обойщиком и драпировщиком. Увидев Варвару, дочь состоятельного Василия Каширина, который мечтал выдать красавицу за барина, за дворянина, влюбился и женился увозом. «Радостный был муж, утешный»,  вспоминали знавшие его. Если бы этот красивый русский богатырь не умер, заразившись холерой от сына, за которым ухаживал во время его болезни, жизнь Алёши могла бы сложиться совсем иначе.

Однажды он случайно услышал, как Варвара откровенничала с подругой: «Мой грех перед Богом, но Алексея я не могу любить. Разве не от него заразился холерой Максим и не он связал меня теперь по рукам и ногам? Не будь его я бы жила! А с такой колодкой на ноге недалеко упрыгаешь!»

Услышанное придавило мальчика тяжёлым грузом невольной вины, но не уменьшило любовь к матери.

Позднее, в «Изложении фактов и дум» и в рассказе «Сон Коли» он поведает о том, о чём не упомянул в «Детстве»: как, проснувшись ночью, увидел мать с любовником, которого она впустила в дом. Мальчик даже познакомился с ним, но утром Варвара сказала, что это был только сон и никому не надо об этом рассказывать.

«Мать всегда будила очень много ласковых дум о ней, но выговорить эти думы я не решался никогда». Мальчик «всё чаще думал о матери, ставя её в центр всех сказок и былей, рассказанных бабушкой». Она была и царевной-королевной, и разбойницей «князь-барыней Марьюшкой Енгалычевой», и Марфой-посадницей, и Марией Египетской. А когда она как-то нарядилась в сберегаемый скрягой-отцом голубой, шитый серебром русский сарафан и кокошник, сын стал думать о ней как о сказочной волшебнице.

Маленькому Алёше уже было дано ощущать тонкие материи. И взрослый, 45-летний Горький, писавший автобиографическую трилогию, вспоминал ощущения себя маленького от красоты природы: «В окно робко и тихонько, но всё ласковее с каждым днём стала заглядывать пугливая весна с лучистым глазом мартовского солнца, на крыше и на чердаке запели, заорали кошки, весенний шорох проникал сквозь стены ломались хрустальные сосульки, съезжал с конька крыши подтаявший снег, а звон колоколов стал гуще, чем зимою». «Зайдёт солнце, прольются на небесах огненные реки и сгорят, ниспадёт на бархатную зелень сада золотисто-красный пепел, потом всё вокруг ощутимо темнеет, ширится, пухнет, облитое тёплым сумраком, опускаются сытые солнцем листья, гнутся травы к земле, всё становится мягче, пышнее, тихонько дышит разными запахами, ласковыми, как музыка Ночь идёт, и с нею льётся в грудь нечто сильное, освежающее, как добрая ласка матери, тишина мягко гладит сердце тёплой мохнатой рукою, и стирается в памяти всё, что нужно забыть вся мелкая, едкая пыль дня».

Мать пыталась заниматься образованием Алёши, но мысли её витали далеко; она легко раздражалась и часто бывала несправедлива к сыну, хотя сердцем чувствовала, что его непослушание не от испорченности, а от неудовлетворённости. Но понять не пыталась хотелось до конца разобраться в себе самой.

Жизнь в доме деда давалась молодой женщине с трудом. Мальчик с болью видел, как ей тяжело. «Она всё больше хмурилась, смотрела на всех чужими глазами, подолгу молча сидела у окна в сад и как-то выцветала вся. Первые дни по приезде она была ловкая, свежая, а теперь под глазами у неё легли тёмные пятна, она целыми днями ходила непричёсанная, в измятом платье, не застегнув кофту, это её портило и обижало меня: она всегда должна быть красивая, чисто одетая лучше всех! Она умела говорить краткие слова как-то так, точно отталкивала ими людей от себя, отбрасывала их, и они умалялись».

Часто Варвара исчезала на много месяцев, и Алёша тосковал, находя утешение только вблизи ласковой уютной бабушки. Потом мать появлялась красивая, победительная, но скоро тускнела и гасла.


Алеша Пешков с матерью. Кадр из фильма «Детство». 1938 г.


Неудовлетворённость убогостью существования гнало женщину в большой мир, вон из затхлого отцовского дома. В силу происхождения и воспитания она не знала, что делать, чтобы жизнь обрела смысл и значение, не находила, куда приложить свои немалые способности и силы. Её стихийный протест вылился в отстаивание личной свободы. Мальчик не знал, где она, с кем, чем занята, но по разговорам старших понял, что этот путь оказался тупиковым: она была вынуждена отдать чужим людям рождённого ею ребёнка. Ум Алёши с трудом воспринял это страшное для него известие, но любовь к матери ничто не могло умалить.

Дед пытался провернуть выгодную сделку повторно выдать дочь замуж за неприятного богатого знакомца: кривого и лысого часовщика. Но Варвара снова пошла против отцовской воли и сумела поставить на своём. В скором времени она сама выбрала нового мужа, но этот брак принёс ей только горе и унижения.

После замужества Варвара стала «жёлтая, беременная, зябко куталась в серую рваную шаль с бахромой. Ненавидел я эту шаль, искажавшую большое стройное тело Мать ходила в растоптанных валенках, кашляла, встряхивала безобразно большой живот, её серо-синие глаза сухо сверкали и часто неподвижно останавливались на голых стенах».

Стыд за эту сильную красивую женщину, позволившую себе так опуститься, щемящая жалость к ней, жгучая сыновняя ревность выливались в дерзость, вызов, непослушание. Попытки «воспитывать» сына ремнём вызывали у него протест: «Живая, трепетная радуга тех чувств, которые именуются любовью, выцветала в душе моей, всё чаще вспыхивали угарные, синие огоньки злости на всё, тлело в сердце чувство тяжкого недовольства, сознание одиночества в этой серой, безжизненной чепухе».

Но увидев, как отчим Евгений Максимов издевается над матерью: отправляясь к любовнице, «чисто одетый, в новом мундире, бьёт её в грудь длинной своей ногою»,  мальчик бросается её защищать с ножом в руке. «Даже сейчас я вижу эту подлую длинную ногу с ярким кантом вдоль штанины, вижу, как она раскачивается в воздухе и бьёт носком в грудь женщины». В это время Варвара уже была тяжело больна чахоткой.

Умерла она 5 августа 1879 года, в воскресенье, около полудня. Её смерть, сделавшая 11-летнего Алёшу круглым сиротой, запечатлелась в его памяти как нечто мрачное и тягостное, но мать он запомнил одетой в чистое сиреневое платье, красиво причёсанную, важную по-прежнему.

С кончиной матери закончилось и детство будущего Буревестника. Начиналась трудовая жизнь «в людях»: дед, чтобы не тратиться на содержание внука, отдал его в услужение. Невыносимые условия жизни и грошовая плата приводили к частой смене хозяев. Алёше пришлось поработать мальчиком при магазине, буфетным посудником на пароходе, пекарем, быть «прислугой за всё» в иконописной мастерской.

Первые чувства к тоненькой, хрупкой хромой девочке-соседке Людмиле Чесноковой. Она читает ему бесконечный сентиментальный роман «Камчадалка» модного в то время романиста И. Калашникова, но Алёше тоскливо и скучно; незнакомые слова в непонятных соединениях ничего в его душе не затрагивают. Но им хорошо и спокойно вместе, особенно в ненастные дни, когда льёт дождь и никто не заглянет к детям, не нарушит их хрупкую дружбу.

Конечно, мальчик жил не на облаке. Он постоянно слышал «бесстыдные, злые беседы о тайном», знал, «как говорят о женщинах матросы, солдаты, землекопы, видел, что мужчины всегда хвастаются друг перед другом своей ловкостью в обманах женщин, выносливостью в сношениях с ними; чувствовал, что они относятся к бабам враждебно, но почти всегда за рассказами мужчин о своих победах вместе с хвастовством звучало что-то, позволявшее думать, что в этих рассказах хвастовства и выдумки больше, чем правды».

Скоро ему стало скучно с простодушной до примитивности Людмилой, поглощённой чтением дешёвых романов, и дружба увяла. Подросток находит новые предметы восхищения. Сначала это хорошенькая миниатюрная закройщица с дурной репутацией, затем горделивая черноглазая «королева Марго», тоже не образец добродетели. Она не стеснялась переодеваться при мальчике она «надевала чулки в моём присутствии. Я не был смущён. В её обнаженности было что-то чистое»  и даже принимать при нём своих любовников, но дарила ему внимание и доброту. И общее у обеих женщин, кроме осуждения их образа жизни обывателями,  это любовь к чтению, которую они стремятся передать юному Пешкову. До этого он видел женщин только в тяжёлом, рабском труде, в грязи, в разврате, в нищете или в полумёртвой, самодовольной пошлой сытости. Только «королева Марго» осталась для него единственным прекрасно-недостижимым впечатлением детства.

Встреча с «королевой Марго» дарит Алёше и ещё одно новое ощущение он, не нашедший в доме деда теплоты родственных чувств, привязывается к пятилетней хорошенькой дочери соседки: часто играет с ней, читает сказки, рассказывает слышанные от бабушки истории.

Но и душевная связь с бабушкой не прервалась. Когда у Алеши выдавались дни, свободные от работы, Акулина Ивановна брала мальчика с собой в лес помогать ей собирать лекарственные травы. Это совместное с бабушкой занятие так пришлось ему по сердцу, он так много узнал о «целебных свойствах зверобоя, буквицы, подорожника», что готов был каждый день проводить в лесу. Так они вместе прожили счастливое «лето до поздней осени, собирая травы, ягоды, грибы и орехи».

Лет в тринадцать он, по его словам, живя в иконописной мастерской среди художников-богомазов, стал ощущать, насколько не хватает ласки, откровенности, тепла, нежной понимающей матери.

Иконописцы не стеснялись подростка. Свои похождения они описывали откровенно. «У них всё было грубо, обнажённо, жизнь бесстыдно-животная». Алёша стал много думать о женщинах. Не грешно, а просто как о явлении жизни. Он верил, что «отношения к женщине не ограничиваются тем актом физического слияния, который я знал в его нищенски грубой, животно простой форме,  этот акт внушал мне почти отвращение».

Раннее знакомство с тёмными сторонами жизни развило в юном Пешкове некоторую мизантропию; он «чувствовал себя пожилым человеком», решительно не похожим на других.

Юноша любил читать, и хорошие книги формировали его ум и душу. Он чувствовал свою инакость, чуждость окружающей его среде. Даже любимая бабушка была не в состоянии ему помочь и морально поддержать. Однако, когда Алёша решил отправиться в Казань, чтобы поступить в университет, «как будто всякий бедный мальчик может получить бесплатное обучение», прощание с бабушкой Акулиной Ивановной далось ему очень нелегко. Но сознание того, что она есть на свете, согревало душу Алексея. А 16 февраля 1887 года бабушки, светлого «луча света в тёмном царстве», не стало умерла от антонова огня, отравления спорыньёй.

С мечтами о Казанском университете быстро пришлось распроститься у мальчика не было документа об окончании начального училища, а имелась только бумага о том, что «курса по бедности не окончил». Обычая давать беднякам бесплатное образование в России не сложилось, к тому же приходилось заботиться о хлебе насущном.

Надо отдать должное Горькому: в дальнейшем о специальных вещах, которые требовали систематичного образования или даже кое-какой научной подготовки, он, зная собственные области уязвимости, рассуждать и не пытался, то есть подходил к своим возможностям в этом отношении довольно критично и здраво.

Пешков поселился в слободе Марусовка и принялся целенаправленно готовиться к экзаменам на сельского учителя. Оказалось, что он слишком молод для этой должности. Пришлось поступить работать садовником и дворником к генеральше Корнэ. Не выдержав её сумасбродного характера, Алексей переселился в ночлежку ротмистра по прозвищу Кувалда, где прожил с июня по октябрь 1885 года. Затем разочарованный в своих надеждах подросток поступил в крендельное заведение Василия Семёнова за 3 целковых в месяц надо было как-то пережить зиму.

Даже посреди худших неприятностей он всегда с особенной горечью вспоминал про казанскую пекарню; а в одном из своих произведений он ярко описал эти тёмные несчастливые дни.

Пекарь, забавлявшийся с девкой прямо на мешках с мукой, выкидывая тесто из ларя, хвастал, как утешительна, горяча и неутомима его возлюбленная. Сестра хозяина, с круглой, мягкой фигуркой, для которой Алёша кипятил самовары, вызывала чувства сложные, ему было неловко с нею. Она принимала у себя студентов, была не прочь развлечься и с Алексеем, но он избегал её, старался возможно реже видеть. Он пытался представить сестру хозяина у себя на коленях, однако сам пугался своих ощущений, «чувствовал, что такое страшно».

Одинокий подросток продолжал при каждой возможности буквально пожирать книги и скоро стал настоящим начётчиком. Но чтение не мешало ему жить полной жизнью: пьянствовать с босяками, работать пильщиком леса, выгрузчиком на пристани

Назад Дальше