Морин Гу
Встретимся в полночь
Maurene Goo
Somewhere Only We Know
Published by arrangement with Farrar Straus Giroux Books for Young Readers, an imprint of Macmillan Publishing Group, LLC.
All rights reserved.
Печатается с разрешения агентства Nova Littera SIA.
Иллюстрация на обложке Марии Зельцер grimuar_art
Дизайн обложки Екатерины Климовой
Copyright © 2019 by Maurene Goo
В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com
© Болдырева Н., перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
В память о моей бабушке Свон Хи Гу, которая познакомила меня со всеми великими черно-белыми романами.
И для Кристофера, который познакомил меня с настоящим.
И скользит она, с пеньем,
По стремнине, теченьем,
Точно лепет воздушного сна;
И земля ее любит,
Ее небо голубит,
К светлым безднам нисходит она.
«Аретуза»Джон КитсПерси Биши Шелли(в переводе К. Бальмонта)
Пятница
Глава первая
Лаки
Когда ваше лицо узнают по всему континенту, вы не имеете права ошибаться.
Особенно на сцене.
Я вглядывалась в кричащую толпу, свет ослеплял меня. Из-за этого рева я не слышала собственного голоса.
Однажды на сцене я бросилась в протянутые руки танцовщицы, крошечный микрофон сдвинулся под моими волосами и голос сорвался в самый драматичный момент моего хитового сингла «Heartbeat».
Мой визг прокатился по всей Азии. В интернете без конца крутили видео этого момента с наложенными на него мультяшными кроликами и звуковыми эффектами. В моем любимом нарисованное стекло разбивалось вдребезги в тот самый момент, когда раздавался визг. Это было сделано так мастерски, что я смеялась всякий раз, когда его пересматривала.
Однако моя управляющая компания сочла это промахом, несовершенством в остальном идеальной звезды K-Pop.
Именно об этом провале я думала, стоя на сцене в Гонконге. Последняя остановка в моем азиатском турне.
Тем не менее я ощущала что-то особенное потоки возбуждения в пространстве между мной и толпой. Вот почему я делала это. Что бы я ни чувствовала за несколько дней или секунд до того, как выходила на сцену, например, беспокойство о том, что снова все испорчу, все это исчезало, когда энергия толпы проникала мне под кожу и попадала в кровь.
Яростное обожание как вода осмосом[1].
Мои ноги в серебристых сапогах на шпильках прочно стояли на полу. Мой вечный кошмар: сапоги, гоняющиеся за мной по парковке. Они размером с человека, бегают за мной, и мы наматываем бесконечные круги, пока я пытаюсь убежать. Мои менеджеры настояли на том, чтобы я выступала в одних и тех же Ботинках. Мой фирменный образ сапоги на всю длину моих ног.
Я высокая: пять футов, восемь дюймов настоящий гигант в Сеуле. Но не существует понятия «слишком высокий».
Пока я исполняла хореографию «Heartbeat», мне удавалось игнорировать боль, простреливающую подушечки пальцев на ногах, вечно врезающиеся в попу открытые шорты и длинные пряди розового парика, липнущие к потным щекам. Эти движения я могла бы повторить с завязанными глазами и сломанными ногами. Я проделывала их сотни раз. Мое тело двигалось само по себе, словно на автопилоте. Иногда, когда я заканчивала исполнять «Heartbeat», голова моя оказывалась под странным углом, как того требовал танец, я смаргивала и невольно задавалась вопросом, где находилась последние три минуты или двадцать четыре секунды.
Когда мое тело вот так брало верх над разумом, я знала, что работаю хорошо. Меня вознаграждали за абсолютную точность, с которой я выступала.
И сегодняшний вечер не стал исключением. Я закончила песню и посмотрела в толпу, крики фанатов пронзили меня, и я вернулась в свое тело.
Наконец-то с этим туром покончено.
За кулисами меня тут же окружили люди: визажист, стилист и охранник. Я плюхнулась в кресло, мои волосы обрабатывали сухим шампунем, а лицо промокали матирующими салфетками.
Только не убей влажное сияние, сказала я Лонни, своему визажисту.
Лонни поджала губы:
Тебе семнадцать, тебе не нужна эта «роса».
Хм.
Я позволила ей и дальше вытирать мое потное лицо. Танцовщицы, спотыкаясь, прошли за кулисы группа мужчин и женщин в замысловатых сексуальных черных нарядах. Я вскочила со стула, от чего Лонни раздраженно цокнула языком, и согнулась.
Sugohaesso! сказала я, кланяясь. Большое вам спасибо.
Я всегда старалась благодарить их как по-корейски, так и по-английски, потому что танцоры были родом из самых разных стран.
Они страдали вместе со мной каждую репетицию и выступление, но не получали ни капли славы. Моя признательность была искренней, хотя и ожидаемой. Звезды K-Pop всегда должны быть любезными.
Потные и измотанные, они поклонились и поблагодарили меня в ответ.
Отлично, Лаки, сказал один из танцоров, Джин, подмигнув. Почти не отставала от меня.
Я покраснела. Джин был милым. Он так же был недосягаем для меня, как и большинство мальчиков в моей жизни.
Я добью этот поворот на днях, с нервным смехом ответила я.
Они пошли все вместе к себе в отель. Я с завистью смотрела им вслед. Соберутся ли они тусоваться в чьей-то комнате, поедая рамен из чашек?
Неважно. Ноги у меня отваливались. Я плюхнулась обратно в кресло.
Чья-то рука похлопала меня по спине.
Привет. Ты тоже. Sugohaesso, сказала помощник моего менеджера Джи Йон. Джи Йон всегда говорила мне после выступлений, что я отлично справилась, словно гордая, но строгая старшая сестра. Она была крошечной молодой женщиной, похожей на кролика, ее полнощекое лицо скрывала острая, коротко остриженная челка и огромные очки. Но она была сильной личностью, добивавшейся своего.
Она листала календарь на своем телефоне.
У нас запланирована встреча-приветствие примерно на час, так что возьми воду.
Что? Встреча-приветствие? я закончила с таким пару лет назад. Это больше подходило начинающим поп-группам. По достижении определенного уровня это уже не нужно.
Да. Поскольку это твоя последняя остановка, мы решили, что сделаем фотосессию, она протянула мне бутылку Evian.
Значит, я пробуду тут еще час? я постаралась не ныть.
Это быстро. Войдешь и выйдешь. Разве ты не хочешь? спросила Джи Йон, гладя поверх очков.
«Не ленись». Я покачала головой.
Нет, нормально.
Ладно, хорошо. А теперь давай поменяем тебе наряд на что-нибудь удобное для фанатов, сказала Джи Йон, слегка подергивая носом, отчего очки задвигались вверх-вниз на бледном лице. Но не сапоги, конечно. Их нужно оставить.
Конечно.
Несколько минут спустя я сидела за столом, подписывая альбомы, постеры и все, что принесли с собой фанаты. И хотя всего несколько минут назад мне хотелось забраться в постель, восторг фанатов наполнил меня знакомой энергией. Общение с ними в последнее время стало такой редкостью.
Могу я сделать селфи?
Я посмотрела на девушку с брекетами и стрижкой пикси, и уже собиралась сказать «да», когда мой телохранитель Рен Чанг встал передо мной и покачал головой.
Я бросила на девушку извиняющийся взгляд, прежде чем ко мне подошел следующий фанат с плакатом на подпись.
В первые дни мне хотелось обнять всех и поговорить со всеми, кто стоял в очереди, чтобы увидеть меня. Но чем больше становилось поклонников, тем более расплывчатыми и безликими они казались. Я боролась с тем, чтобы не отвечать им сухо и официально.
Спасибо, что пришли, сказала я с улыбкой пожилому мужчине, подписывая его плакат черным маркером.
Он кивнул, не глядя мне в глаза. Но его рука задела мою, когда я возвращала плакат, и он подвинулся ближе. Я почувствовала запах того, что он ел, тепло его тела. Не теряя ни секунды, Рен твердой рукой оттолкнул его. Я виновато улыбнулась мужчине, хотя внутренне отшатнулось. Большинство моих поклонников-мужчин были совершенно нормальны, но существовали чрезвычайно энергичные, потные индивиды, приближавшиеся ко мне с такой скоростью, что я пугалась. В такие моменты мне все равно приходилось вести себя любезно. Всегда с благодарностью за то, что у меня есть.
В конце концов, очередь закончилась, и я встала, помахала и поклонилась ряду кричащих и ликующих фанатов. Они взревели, когда я показала знак мира, и меня утащили через заднюю дверь.
Едва я вышла на улицу, на меня обрушились папарацци и фанаты.
Вспышки фотокамер, голоса, выкрикивающие мое имя, толпы людей.
Рен и еще несколько телохранителей сомкнулись вокруг меня, словно защитная мембрана. Люди напирали на них, и круг безопасности колебался, пока мы шли узким переулком к фургону.
Лаки, люблю тебя! прокричала девушка. Инстинктивно мне захотелось посмотреть туда и сказать: «Спасибо!», но это открыло бы шлюзы. Я давным-давно усвоила этот урок.
Вместо этого я смотрела вниз, на ноги Рена, шагающего впереди. Я успокаивала бешено колотящееся сердце, заставляя себя сосредоточиться на его шагах. Иначе я бы впала в настоящую панику от мыслей о том, что меня растопчут миллионы людей, желающих заполучить частичку меня.
Моя охрана замедлила шаг, и я подняла глаза. Машина была рядом, но люди загораживали ее. Прибыла полиция, и энергия накачивалась сама собой та стадия мании, которую никто не мог контролировать, когда взрослые мужчины с огромными-руками отбивались от девочек-подростков, беспомощно наблюдая, как они, дикие и голодные, перелезают через них, словно через деревья.
Мое сердце бешено колотилось, ладони вспотели, на меня накатила волна тошноты.
Держись поближе, тихо сказал Рен, закрывая широкой рукой мой торс.
Как будто у меня есть выбор? спросила я охрипшим после выступления голосом. Я чувствовала раздражение на Рена безо всякой причины.
Или тебя могут затоптать, мягко ответил он. Рен был ровесником моего отца, но поддерживал себя в олимпийской форме. И не мог похвастаться чувством юмора.
Я подошла ближе и через несколько секунд свежий воздух прорвался сквозь круг, стену тел. Мое сердце вновь билось нормально, и я подняла лицо к яркому горизонту Гонконга. Он мелькнул передо мной на секунду, прежде чем меня благополучно посадили в фургон.
Первое, что я сделала, это сняла долбаные сапоги.
Глава вторая
Джек
Я смотрел на президента Гонконгского строительного банка, пока он разглагольствовал о кварталах и еще о чем-то столь же скучном, пока глаза не начали слезиться от боли. Глазные яблоки человека не предназначены для того, чтобы так долго фокусироваться на одном объекте. Я проверил время на телефоне. О, боже. Уже тридцать минут? Тридцать минут! Сколько можно говорить о банковских делах?
Па, прошептал я, ткнув его локтем.
Не сводя темных глаз с парня, выступавшего со сцены, мой отец не ответил. Его губы были упрямо сжаты на квадратной челюсти. Аккуратная линия волос встречалась с накрахмаленным белым воротничком рубашки. Он сидел с невероятно прямой спиной на своем стуле в банкетном зале отеля, неудобном, обтянутом атласной тканью кремового цвета. Я пихал его, пока он наконец не взглянул на меня раздраженно, нахмурив брови.
Что? прошептал он.
В какой момент станет ну, знаешь, весело? шепотом спросил я.
Малыш, ты действительно думал, что ужин в честь годовщины открытия банка будет веселым? спросил он со смешком.
Хороший довод. Я оглядел банкетный зал отеля, полный банкиров в официальной одежде, поедающих гребешки. Это был, наверное, самый депрессивный пятничный вечер в моей жизни.
Ну, я думал, что еда, по крайней мере, будет вкусной, пробормотал я.
Эй, это бесплатно, он оглянулся, прищурившись на меня из-под редких прямых бровей. Ты должен остаться.
Я вздохнул и откинулся на спинку стула, мрачно улыбаясь другим людям за нашим столом, которые уже начали на нас пялиться.
Знаешь, когда я хотел взять год перерыва, я имел в виду совсем другое. Больше походов, меньше банкетных залов, пробормотал я.
Не может быть, его губы дернулись в усмешке.
Когда я объявил, что хочу взять перерыв на год перед колледжем, мои родители согласились на это только при условии, что осенью, после окончания школы, я начну стажировку в банке отца. На дворе уже был январь, и работа на неполный рабочий день медленно убивала меня скукой.
Человек на сцене наконец закончил свою речь, и все вежливо захлопали. Слава богу. Люди бросились к десертному столу, и я уже собирался пойти взять торт, но отец остановил меня.
Джек, я хочу, чтобы ты познакомился с некоторыми людьми, сказал он, помахав паре. Я мысленно застонал. Он бросил на меня предупреждающий взгляд. Эта стажировка не формальность. Предполагается, что ты познакомишься с людьми. У некоторых из присутствующих связи в лучших колледжах Штатов.
Здорово. Я нацепил свою очаровывающую улыбку. Она была очень действенной.
Высокая азиатка с темно-красной помадой на губах протянула мне руку.
Джек! Мы рады, что ты пришел. Отлично для начала карьеры.
Спасибо, Кэролин, сказал я. Ее брови приподнялись в приятном удивлении. Я хорошо запоминал имена. Но давайте будем честны, я тут ради торта.
Она запрокинула голову и рассмеялась, так же, как и ее компаньон дородный индиец в дорогом костюме. Нихил, если я правильно запомнил.
Обязательно попробуй тирамису, сказал Нихил с изысканным британским акцентом.
Итак, как проходит твой год-перерыв, Джек? У меня остались приятные впечатления о путешествии с рюкзаком по Европе.
Я бросил на отца очень внимательный взгляд. Видишь? Пеший туризм! Это то, о чем я говорил!
Но ответил:
О, отлично. Думаю, можно многому научиться до колледжа, и у меня есть возможность сделать это, это была тонкая издевка над реальностью, и, думаю, отец ее уловил.
Нихил щелкнул пальцами.
У меня есть вопрос про камеры, Джек!
Я остолбенел.
М?
Да, я видел тебя в кабинете с модной камерой, сказал он. Ты ведь разбираешься в них? Мне нужен совет.
Отец заерзал рядом со мной, и напряжение поползло по моей спине.
Конечно. Какая камера вас интересует?
Нихил описывал, что он хочет, а я старался сохранить нейтральное выражение лица. Да, я кое-что знал о камерах. Я увлекался фотографией уже много лет, с тех пор как получил свой первый фотоаппарат на Рождество от родителей Canon Rebel, который я повсюду брал с собой. Мои родители считали это хобби. Они ясно дали мне это понять, когда я стал смотреть арт программы в колледжах для поступления. Они отнеслись к этому крайне скептически и принялись подталкивать меня к бизнесу и инженерии.
Это убивало во мне желание учиться дальше. Почему я и попросил каникулярный год. Идея изучать бизнес или что-то в этом роде вместо фотографии вызывала у меня панику.
Главное, о чем я не сказал родителям: я не был уверен, что вообще хочу поступать дальше в колледж. Он казался теперь чем-то далеким. Таким далеким, что я не знал, станет ли он когда-нибудь частью моей жизни. Я видел, к чему это ведет. К банкетному залу, нелепо дорогому костюму и тирамису.
Я взглянул на отца в его дорогом костюме. У него тоже была не та жизнь, которую он хотел. В колледже мой отец изучал писательское мастерство. Даже получил диплом магистра искусств. Но жизнь и обстоятельства привели его сюда.
После того, как я дал Нихилу несколько советов по работе с камерой, разговор перешел на тему финансов, поэтому я пошел к десертному столу. Но все выглядело неаппетитно. Воротник рубашки душил, гул банкетного зала оглушал. Экзистенциальный ужас наполнял меня каждое мгновение, что я находился тут. Я чувствовал, как течет время, как стареют мои клетки. Я сделал глубокий вдох, мой разум лихорадочно искал способ отсюда свинтить. Заболеть? Мой отец гермофоб, это может сработать.
Я вернулся к столу, сел рядом с отцом и закашлялся так сильно, что он отшатнулся.
Чувствую себя не очень, слабо пробормотал я, преувеличивая.