В хороших головах XVXVI веков начала работать мысль о необходимости русскому обществу строже взглянуть на себя именно потому, что оно теперь осталось единственным в мире носителем чистого православия. В этом отношении интерес представляют наставления, изложенные в послании великому князю Василию Ивановичу. Автор послания инок Псковского Елеазарова или Ефросинова монастыря, старец Филофей. Многоопытный инок высокой духовной жизни, Филофей прожил около ста лет. Его рождение относят ко времени падения Константинополя (1453 год), так что послание к царю он написал уже в глубокой старости, умудренный долгими годами жизни. Впервые пророчество о Москве как о Третьем Риме было произнесено старцем Филофеем еще в царствование Василия III Иоанновича. Возможно, он обращался с подобными посланиями и к Иоанну IV Грозному. Псковский старец сочувствовал молодому царю в его стремлении привести Россию в соответствие со смотрением Божиим о ней. Известна любовь Иоанна Грозного к подвижникам благочестия. Возможно, что Филофей знал царя лично это давало ему уверенность в том, что к его мнению внимательно прислушаются.
Известны слова псковского инока Филофея, адресованные им к Василию III, о чем свидетельствует государев дьяк Мунехин, псковский наместник. Филофей вполне проникнут действием мировых событий, изменивших церковное положение России. Внимай тому, благочестивый царь, пишет он, два Рима пали, третий Москва стоит, а четвертому не бывать. Святая Апостольская соборная Церковь этого нового третьего Рима в твоем державном царстве ныне по всей поднебесной ярче солнца светится православной христианской верой. И да ведает твоя держава, благочестивый царь, что все православные христианские царства пришли к концу (приидаша в конец), и сошлись в одно твое царство (снидошася в едино царство). Во всей вселенной один ты Христианам царь. Твое христианское царство уже другим не достанется: после него чаем царства, которому не будет конца. Подобает все это держать со страхом Божьим.
Михаил Мунехин, человек очень образованный, бывший послом в Египте, и много путешествовавший, по достоинству оценил значение этого пророчества для судеб России. В 1512 году он привез в Москву писанный Филофеем хронограф изложение исторических событий с самых древних времен. Скорее всего, этот хронограф был известен Иоанну IV и послужил ему в деле редактирования летописных сводов, отражавших ту же пророческую мысль о России, как о последнем убежище правоверия.
Филофей говорит о том, что надобно оставить исключительное упование на земные материальные силы, и самим подумать об устроении церковных и нравственных недостатков русского общества, чтобы приблизить его к начертанному высокому образу единственного и последнего истинно христианского царства. Для этой цели Филофей требует от великого князя выполнения трех задач: научить подданных своих правильно полагать на себе знамение честного креста, чего многие из них не делают. Потом не оставлять соборных церквей в царстве без епископов, не допускать их вдовствовать и, наконец, искоренить из православного царства противоестественный грех, горький плевел, распространившийся между мирянами и даже не одними мирянами. И оправдывая эти советы, автор послания снова молит князя внимать Господа ради того, что все христианские царства соединились в одном его царстве.
Русское царство считалось «Новым Израилем», а русский народ новым богоизбранным народом по аналогии с библейским Израилем и древнееврейским народом. Итогом русской истории должно стать введение царем своего народа в Царство Божие. Святая Русь это Христианская сторона света, в которой власть начинается не «снизу» (демократия) и не «сбоку» (плутократия), а сверху от Бога. Имя «Святой Руси» и указывает на это обстоятельство, а вовсе не претендует на всеобщую праведность и святость. Первый Рим языческий обожествил самого себя в лице кесаря и пал под ударами варваров. Второй Рим Православная Византия вопреки ею же провозглашенному идеалу симфонии Церкви и государства практически разделила священство и царство, пошла на согласие с католиками (Флорентийская уния 1439 год) и 14 лет спустя тоже пала под ударами мусульман. Москве как Третьему Риму выпала по промыслу Божьему колоссальной трудности задача жизненно соединить в одно целое храм и престол, народ и Церковь, святыню и бытие. Если в Киеве произошло первичное усвоение русской властью идеи священного призвания Христианской державы, то в Москве со времен ее первых князей и митрополитов тайна государства была понята именно как тайна служения. Москва это плод молитв и бдений преподобного Сергия, это сознательное, а еще более бессознательное переживание всем народом московским судьбы своей Родины как богоданной и богохранимой. Государственная власть на Москве есть точка приложения Божьего промысла вот что такое онтология Третьего Рима в глазах москвичей.
Идея государственной власти в России церковна и потому Иосиф Волоцкий прямо утверждал, что «неправедный царь не Божий слуга, но Диавол». В отличие от первого Рима Православный московский царь не кесарь, а христианин, и потому Москва готова отдать ему не только кесарево, но порой и Богово. В этом встречном движении к соединению Бога и человека в истории и состоит замысел Святой Руси, потому и простерт покров Божией Матери над Россией.
Однако есть в мире другая власть. Искушая Христа Спасителя господством над миром, сатана прельщал Его, говоря: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне». Источник этой сатанинской власти попущение Божие. Сатана только временный ее владелец, он сам свидетельствует, что она ему лишь дана. «Ибо часто Бог попускает, чтоб и праведник впал в несчастия», говорит преподобный Иоанн Дамаскин. Эта попущенная Богом, по Одному Ему ведомым причинам, беззаконная (противная Закону Божию), губительная для народа власть, всецело направлена к погибели подвластных ей людей.
Опора христианской власти в правде и справедливости. Основополагающая идея христианского царства состоит в том, что Конституцией Основным законом социального домостроительства является Евангелие, смыслообразующим началом которого выступает молитва Отче наш.
Справедливость рождается из единства права (законности) и правды. При этом правда, исполнение правды является доминирующим аспектом утверждения справедливости. Правда есть фундаментальная основа справедливости и жизни.
«Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся» (Мф 5: 6).
«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5: 10).
В возможность справедливо устроить общественно-политическую жизнь посредством юридических норм народ не верит. Он требует от политической жизни большего, чем способен дать закон, установленный раз навсегда, без соображения с индивидуальностью личности и случая. Это вечное чувство русского человека выразил и А.С. Пушкин, говоря: «закон дерево», не может угодить правде, и поэтому нужно, чтобы один человек был выше всего, выше закона». Народ издавна выражает то же самое воззрение на неспособность закона быть высшим выражением справедливости и правды, искомой им в общественных отношениях. «Закон что дышло куда поворотишь, туда и вышло», «Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет».
Закон, как относительное средство осуществления справедливости, никак не может быть поставлен в качестве высшего элемента правосудия. Иногда и «законы святы, да исполнители супостаты», злоупотребления «по закону», если нет правды между людьми, неизбежны. Случается, что «сила закон ломит», и «кто закон пишет, тот его и ломает». Нередко виноватый может спокойно говорить: «что мне законы, когда судьи знакомы?»
С одной стороны «всуе законы писать, когда их не исполнять», но в то же время закон иногда без надобности стесняет: «не всякий кнут по закону гнут», и по необходимости «нужда свой закон пишет». Если закон поставить выше всяких других соображений, то он даже вредит: «строгий закон виноватых творит, и разумный тогда поневоле дурит». Закон по существу условен: «что город, то норов, что деревня, то обычай», а между тем «под всякую песню не подпляшешься, под всякое нравы не подладишься».
Единственное средство поставить правду высшей нормой общественной жизни состоит в том, чтобы искать ее в личности, и внизу, и вверху, ибо закон хорош только потому, как он применяется, а применение зависит от того, находится ли личность под властью высшей правды. «Где добры в народе нравы, там хранятся и уставы». «Кто сам к себе строг, того хранит и царь, и Бог». «Кто не умеет повиноваться, тот не умет и приказать». «Кто собой не управит, тот и другого на разум не наставит». Но эта строгость подданных к самим себе хотя и дает основу действия для Верховной власти, но еще не создает ее. Если Верховную власть не может составить безличный закон, то не может дать ее и «многомятежное человеческое хотение». Народ повторяет; «горе тому дому, коим владеет жена, горе царству, коим владеют многие».
По существу, Россия предприняла попытку реализовать единственную в мире политическую форму народной соборной монархии. В этой системе царь и народ (держава и земля) в равной мере оказываются чадами Православной Церкви. Однако с тем различием, что царь правит именем Божьим, а земля добровольно отдает ему власть над собой, хотя и сохраняет духовное единство с ним в рамках собора. Подобное социально-политическое устройство не имеет себе соответствий ни в западном «количественном» парламентаризме, ни в восточном институте тайных советников или великих визирей.
Выражением справедливости считалась соборность принимаемых решений. Актуальные, часто судьбоносные для страны, вопросы внутренней и внешней политики решались на соборе не по большинству голосов, а по единодушному согласию всех земных и духовных представителей во главе с самодержцем. Споры бывали, но они разрешались мирно и, как правило, успешно. Так, например, призвание на царство Михаила Фёдоровича Романова на соборе 1613 года проходило не без противоречий но это был, в конечном счете, выбор всей земли, а не какой-либо ее наиболее хитрой части (плутократии), заручившейся голосами остальных. Соборяне были единодушны в обнаружении общенародной державной истины, совпадавшей для них с волей Божией, а вовсе не навязывали стране своего произвольного решения. Дело заключалось не в наличие того или иного «писаного» закона от «Русской правды» Ярослава Мудрого до «Судебников» и «Уложений» Алексея Михайловича, а в едином для всех сословий и лиц церковно-государственном жизнестрое, при котором общее важнее индивидуальных различий.
Вплоть до конца XVII века русские цари и патриархи видели смысл и назначение своего служения в олицетворении себя с мистической фигурой Удерживающего, о котором апостол Павел говорит как о главном препятствии на пути антихриста: «Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес 2:7-8).
Русские люди уповают и верят, что Святая Русь явилась таковой на Земле по замыслу Божию, взяла и понесла свой Крест свободно и потому ее история есть великое Крестоношение в соответствии с планом Христова спасения.
В то же время наблюдались симптомы духовной деградации русского общества, которое переживает глубочайшую трагедию: царственный блеск православной монархии и величие Третьего Рима сочетаются в нем с серьезным духовным изъяном.
Главное в сложившемся в России духовном течении не только и не столько в том, что Москва Третий Рим, т.е. некий геополитический центр, претендующий на некое, возможно лидирующее положение, в мировом сообществе. Главное в том, что народ Руси-России имел надежду, чаяние и упование на то, что по милости Божией, с помощью и по промыслу Божию Россия духовно будет крепнуть, возрастать и восходить по пути преображения в Христианское царство. Эта идея трансцендентна, запредельна для мира сего и для жизни земной, а потому она ведет не только и не столько по этому дольнему миру, но и устремляет человека в мир иной, в Мир Горний.
ГЛАВА 85. Процессы и тенденции социальной стратификации. Этап становления сословного строя и сословного общества в XVIXVII столетиях
85.1. Динамика народонаселения России
К середине XVI века в России проживало примерно 6,5 миллиона человек. В конце XVI века численность народонаселения на Руси составляла около 7 млн. человек. Наиболее густо заселены были центральные районы, земли по берегам Волги от Твери до Нижнего Новгорода, Новгородско-Псковская земля. В этих землях проживало более 1,5 млн. человек. В середине XVI века на этих территориях была самая высокая плотность населения около 5 человек на 1 кв. км. Население Москвы было около 100 тыс. человек, Новгорода и Пскова по 30 тыс., Можайска 8 тыс., Серпухова и Коломны примерно по 3 тыс. человек. Наиболее крупными и развитыми городами были Новгород, Псков, Вологда, Великий Устюг, Казань, Ярославль, Калуга, Нижний Новгород, Тула, Астрахань. В этот периоды были основаны Орел, Белгород, Воронеж, а после присоединения Казанского и Астраханского ханств Самара и Царицын. После начала освоения Сибири построили Тюмень и Тобольск и в связи с потребностями внешней торговли Архангельск.
85.2. Процессы политико-экономической стратификации общества в ХVI столетии
Московское государство в XVI веке отличалось пестротой социального состава и совмещением разновременных и разнохарактерных социально-политических отношений. В нем не было ни свободных и полноправных лиц, ни свободных и автономных сословий. Однако общество не представляло безразличной массы, как в восточных деспотиях, где равенство всех покоится на общем бесправии. Общество было структурировано и делилось на социальные слои и группы, сложившиеся еще в удельные века. Тогда эти группы имели только гражданское значение это были экономические состояния, различавшиеся родом занятия. Теперь они получили политический характер: между ними распределялись специальные, соответствовавшие их занятиям государственные повинности. Это еще не сословия, а простые служебные разряды, на должностном московском языке называвшиеся чинами.
Государственная служба, вменявшаяся этим чинам, не была для всех одинакова. Один вид службы давал, исполнявшим ее классам, большую или меньшую власть распоряжаться, приказывать. Служба других классов оставляла им только обязанность повиноваться и исполнять. На одном классе лежала обязанность править, другие классы служили орудиями высшего управления или отбывали ратную службу, третьи несли разные податные обязанности. Неодинаковой расценкой видов государственного служения создавалось неравенство государственного и общественного положения разных классов. Низшие слои, на которых лежали верхние, разумеется, несли на себе наибольшую тяжесть и, конечно, тяготились ею. Но и высший правительственный класс, которому государственная служба давала возможность командовать другими, не видел прямого законодательного обеспечения своих политических преимуществ. Он правил не в силу присвоенного ему на то права, а фактически, по давнему обычаю это было его наследственное ремесло.