Зачем она приходила? И почему тогда помогла?
А, быть может, никакой огненной гусеницы вовсе и не было? Его воспаленное сознание попросту нарисовало ее, составив некий идеализированный образ из всех женщин, которых Иовану довелось увидеть за свою жизнь.
Сам он уже и не знал, на что надеялся больше, но ко всему прочему понимал найти какую-то девушку на развалинах целого города, именно в то время, когда он там окажется, было практически невозможно.
Холодные воды Иорского залива наконец уступили место суше и Иован осторожно выбрался на каменистый берег, чуть в стороне от порта.
Закопченные до черноты стены каменных построек виделись отчетливо, будто днем, в свете мировых колец и под действием эффекта зелья неясыти. Людей нигде наблюдалось, хотя издали Иован и заметил несколько костров на побережье. Он не боялся обнаружения магией, потому как на его груди висел амулет храмовников настоящий праярский артефакт, которые таинственный город-государство изредка поставлял в Иктанию для снаряжения воинов церкви святого круга. Даже будь Иован магом, амулет скрывал бы его мистическую сферу, от тайного зрения других колдунов. Что же до возможности обнаружения обычным образом, то и здесь ярл постарался угодить на славу.
Иован развернул герметичный сверток и закутался в шерстяной плед, зачарование которого должно было постоянно оставлять его теплым. Внутри свертка находилась также экипировка: сапоги, рубашка, куртка и штаны ничем особенным не отличались, а вот широкий плащ с капюшоном должен был делать воина невидимым, если укрыться им и около десяти секунд не совершать никаких движений. Иован позавидовал самому себе, получая от нордского интенданта такую драгоценную вещицу. Ведь будь у ассийский войск подобные плащи, да в купе с амулетами храмовников, даже одержимым пришлось бы очень несладко.
Помимо одежды в свертке также находилась зачарованная палатка, внутри которой всегда было светло, а снаружи, она, напротив, казалась черной словно ночь, фляга, накапливающая влагу из окружающего пространства, так что за сутки дополна набиралась чистой водой, да обычная еда из сухарей, сала и вяленого мяса. Что же до оружия, то им являлся легкий арбалет, с зачарованием на бесшумную работу спускового механизма и тетивы, двенадцать болтов к нему, три метательных ножа и меч, зачарованный на увеличенную прочность клинка.
Иован оделся и дав еще немного обсохнуть свертку, в отдельном кармане которого позвякивали брины и несколько рупиев, завернул в него еду с флягой, палатку и плед, а затем закинул себе за спину наподобие рюкзака.
Где-то вдалеке слышались приглушенные голоса на рейхском. Иован накинул на голову капюшон плаща и отправился в ту сторону, где все было тихо.
Несмотря на солидный боевой арсенал, мужчина не собирался устраивать резню среди патруля, гораздо эффективнее виделось скрытное пересечение границы и осмотр города без страха того, что кто-то хватится неизвестно куда девавшихся солдат.
Прикинув лучшее направление, Иован двинулся мимо длинного дома с обвалившейся крышей, непрерывно вслушиваясь в звуки мертвого города. Подвывание ветра и запах гари составляли теперь его новую жутковатую атмосферу, сменив собой веселый гвалт детворы, шум мастерских и зычные крики торговцев. Мужчина невольно подумал, что вскоре и Молодич может постигнуть та же участь, если Рейх таки решится на штурм. Без гремучих зарядов шанса устоять против магов и еще многих оставшихся одержимых у города просто не было.
Возле раскуроченного взрывом остова крупного здания Иован заметил движение и остановился как вкопанный, мысленно отсчитывая про себя десять секунд. Плащ сработал за мгновение до того, как из-за груды камней вышла пара солдат с собакой на поводу. Мужчина поморщился и поудобнее перехватил взведенный арбалет. Он не любил убивать в бою животных, так как в этом ему чудилось лишение жизни детей. Кони и боевые псы не знали, за что сражаются их хозяева, слепо следуя командам, до самого конца стремясь выполнить то, чему их дрессировали.
«Вот бы на Нордике догадались зачаровывать плащи заодно и на сокрытие запахов» подумал Иован, хотя серьезно на такое не рассчитывал. Стало быть, план бескровного проникновения в город можно было оставить.
Метрах в четырех от него собака наконец зарычала и не успел еще патрульный Рейха повыше поднять масляную лампу, как бесшумно сработал арбалет, пробивая череп животного тяжелым стальным болтом, а метательный нож через мгновенье уже торчал из горла второго солдата.
Вытирая окровавленный клинок о форму рейховца, что нес до смерти лампу, Иован прикидывал, как лучше избавиться от тел. Тащить их до воды не хотелось, благо кругом царила страшная разруха, а потому можно было особенно не выдумывать. Понадеявшись, что солдаты шли не на смену караула, ассиец затащил их трупы в ближайшие развалины и отправился дальше.
Разоренный город открывался ему картинами произошедших здесь некогда событий: вот огромная, метров пять в диаметре, воронка, наверняка след удара метеора, от подобного которому Иован и сам когда-то чудом не погиб, вот темные завихрения на земле с характерным рисунком пепла, ни что-иное как огненный вихрь выжигавший здесь все живое, а после неистово танцевавший на телах уже погибших людей.
Он продолжал идти сквозь пепелище не меньше часа, замечая, как все вокруг темнеет, а в голове начинает стучать набатом глухая давящая боль. То были верные признаки заканчивающегося действия зелья неясыти. Иован знал, что вскоре боль станет совсем уж раздражающей, а потому сел на кусок каменной стены, принадлежавшей некогда чему-то наподобие склада и, поплотнее укутавшись в плащ, стал пережидать побочные эффекты.
Мужчина понимал, что вскоре уже забрезжит рассвет и он не встретит здесь никакой гусеницы, ни обыкновенной, ни уж тем более огненной.
Он чуть грустно вздохнул от этой мысли, потому как девушка из сна ему очень нравилась и несмотря на то, что бремя пророчества похоже предстояло нести кому-то иному, он хотел бы встретить воплощение своей фантазии в реальности.
Через полчаса небо с восточной стороны стало проясняться, однако Иован решил, что посидит еще немного, в конце концов не зря же он проделал свой путь именно до Фремьена, все равно до выхода из города оставалось немногим более пары сотен метров. Но и когда утреннее солнце окрасило своими первыми робкими лучами обугленные постройки, мужчина поймал себя на том, что ищет повод задержаться.
Тогда, улыбнувшись самому себе, он мысленно попрощался с огненной гусеницей, пожелав ей во что бы то ни стало обратиться бабочкой и поднялся.
В этот момент из переулка донесся приглушенный звук чьих-то быстрых шагов, от чего воин замер, отсчитывая секунды до наступления невидимости и изготовился к стрельбе из арбалета.
Плащ уже сокрыл его от посторонних глаз, но шаги прекратились, словно их владелец переводил дыхание или выбирал маршрут, а затем у иссеченного магическим огнем строения Иован увидел Ее.
В нежных утренних лучах, она осторожно ступала по черному пеплу, все так же ослепительно красива, как и в момент их первой встречи во сне. Алое легкое платье казалось отголоском бушевавшего здесь некогда пожара, но более не властвовавшего над жизнями людей, а напротив, робко и несмело крадущегося посреди изувеченного потусторонней стихией города.
Не в силах отвести взгляда от ее лица, Иован читал в больших карих глазах тревогу и отчаяние, он уже хотел было двинуться ей навстречу, не зная еще, что скажет, но вдруг, позади девушки, из-за того же самого здания откуда она появилась, выбежало несколько патрульных Рейха.
Нольмонте па! Же суи же мазищьен! звонко выкрикнула девушка на ланкарском, и обернулась. Чтобы не означала эта фраза, рейховцев она не остановила и Иован решил не выдавать себя раньше времени, считая противников. Их оказалось шестеро, а это представляло серьезную опасность даже для него, особенно учитывая то, что защищать предстояло не только себя самого.
Внезапно огненная гусеница вскинула правую руку и Иован понял, что она собирается произнести заклинание. Он даже узнал его по характерно сложенным пальцам, вот только плеть инферно так и не появилась, а на груди девушки что-то отрывисто щелкнуло, и хрупкая фигура стала медленно заваливаться набок.
Иован знал, злость неважный союзник в бою, потому как она мешала мыслить трезво. Вот только в его душе кипела самая настоящая ярость, являвшаяся порой куда более грозным оружием чем тот же меч или даже взрывной заряд.
Он с силой распахнул полы своего плаща сбрасывая невидимость, и первый противник получил тяжелый стальной болт в лицо. Отброшенный в сторону арбалет не успел еще коснуться темного пепла, когда метательный нож впился в горло самому дальнему бойцу, имевшему при себе щит.
Вторым ножом Иован промазал, но нужно было не растерять преимущества внезапности, потому мужчина рванулся с места, выхватывая из ножен меч.
Патрульные Рейха стояли, разинув рты.
Но оно и понятно, одно дело преследовать беззащитную девушку, а совсем другое, когда на тебя несется материализовавшийся из воздуха воин, размахивающий сталью клинка.
Еще один солдат лишился жизни, пытаясь неуклюже защититься, однако оставшиеся трое бойцов наконец осознали, что их группа сократилась уже на вполовину и рисковала вскоре вовсе превратиться в шесть коротких строчек отчета боевых потерь.
Они двинулись навстречу Иовану, но он, напротив, остановился и, опустив оружие, выкрикнул на рейском:
Все сюда! Их здесь только двое! затем он выхватил из нагрудного кармана последний метательный нож и сравнял количество живых бойцов с только что озвученным.
Рейховцы дрогнули и попятились, совершив при этом страшную ошибку. Иован рванулся к ближайшему и после короткого финта вонзил ему меч прямо в сердце. Последний патрульный встретил свою смерть уже стоя к ней спиной, и медленно осел на пепел, бестолково хватаясь руками за пронзенную сталью шею.
Ассиец, однако, чувствовал, что пока не победил, потому как главная его цель все еще лежала в стороне не шелохнувшись. Из груди огненной гусеницы вырывались сдавленные стоны. Иован склонился над девушкой, силясь понять, чем может сейчас помочь.
Она смотрела на него широко раскрытыми от ужаса глазами, а ее пальцы исступленно царапали кожу на груди, чуть ниже ключиц. Иован догадался, что девушке не удается сделать вдох.
Тогда он одной рукой плотно зажал ей нос, а второй взялся за подбородок. Сделал глубокий вдох и плотно прильнув к губам, резко выдохнул. Получилось плохо, потому как девушка сперва не разомкнула толком рот, однако она поняла его намерения и в следующую попытку уже сама старалась помочь.
Иован все повторял и повторял свои действия, видя, как девушке становится лучше, а она, не отрываясь смотрела в его глаза и этот взгляд щемил его сердце. Он уже знал, что не позволит ей умереть. Ни сейчас, никогда.
Наконец огненная гусеница закашлялась, и новый вздох удался ей относительно легко. Она пыталась отдышаться, но не отпускала его, крепко держась рукой за плечо мужчины.
Он же улыбался, глядя на нее и, когда дыхание девушки выровнялось, сказал:
Ну здравствуй, огненная гусеница. Вот мы и встретились снова, только я понятия не имею, что же нам делать дальше.
Куа? Же не компром па, с досадой ответила девушка.
Да, мне не знаком твой язык, кивнул мужчина, а затем добавил. Ами. Идемоа.
Это означало «Друг. Помощь» и составляло едва ли не половину его словарного запаса на ланкарском.
Девушка улыбнулась ему, продемонстрировав те самые ямочки на щеках, которые он так хорошо и отчетливо помнил. Вот только теперь на этой улыбке лежала тень тяжелой беспросветной усталости и страха.
Иован, сказал ассиец, коснувшись рукой своей груди.
Лани, ответила девушка, повторив его жест, но вдруг часто заморгала и поплыла взглядом. Мужчина понял, что она теряет сознание, а потому подхватил ее на руки. Затем он поднялся, крепко, но бережно прижимая ее к себе.
Им предстояла дорога из черного города, ставшего олицетворением самой смерти, но чудесным образом соединившего две далекие жизни друг с другом.
Глава 3
Плотный серый туман застилал глаза и пробирался, казалось, в самую душу.
Лишь серость, холод и мрачная гнетущая тишина вокруг.
Эш шел по острым камням, скользким от влаги и пахнущим плесенью. Иногда ему начинало казаться, что прошла уже целая вечность, с тех пор как он оказался здесь, но тогда он прикрывал глаза и видел внутри себя медленно угасающий свет. Его оставалось совсем немного, однако четвертый круг продолжал тянуть силы из незваного гостя.
После битвы ангелов с Парларием Эш обнаружил себя лежащим возле мутной воды и ему нестерпимо хотелось пить. Стараясь не думать о последствиях, он глотал безвкусную жидкость несколько минут подряд, но она совершенно не утоляла жажды.
Тогда он поднялся и начал искать путь домой.
Вот только пути нигде не было.
Куда бы он ни шел, какие бы ни выбирал направления, рано или поздно перед ним возникал островок с иссиня-черными дымящимися ветвями, разбросанными вокруг. В них все еще чувствовалась пугающая потусторонняя мощь, но демон уже не являлся.
Эш в сердцах сплюнул на камни, снова увидев перед собой место битвы, и огляделся.
Эй! крикнул он в туман. Я ведь все еще здесь! Ангелы, чтоб вас Эш задумался, как будет этичнее выразить свое возмущение действиями существ из святого круга, и закончил уже шепотом: Чтоб вас совесть заела.
Решив, что бестолковые блуждания по мелководью и пригоркам все равно ни к чему не приведут, он сел на то место, на котором появился в четвертом круге и стал ждать сам не зная чего. Свет в его груди совсем уже еле теплился и антим почувствовал, что вместе с его остатками, начинают убывать его силы.
Может такова была участь дерзнувшего стать проводником между мирами? А может он оказался мерзок ангелам и получив его помощь они не захотели оказывать милость убийце? Ведь раскаяние раскаянием, да только жизни людей не вернуть.
Эш тяжело вздохнул и принялся кидать камешки в воду.
Так он и просидел несколько часов подряд, пока свет в нем окончательно не погас и тогда мужчина почувствовал, как туман принялся стремительно тянуть силы из него самого. Стало трудно дышать и помутилось в глазах, а сердце начало пропускать удары.
Он поморщился, готовясь принять неизбежное, но в этот момент что-то перед ним изменилось. Ярко рыжие краски, словно галлюцинация, мелькнули в этом мире серости и темноты.
На крупном камне возле воды сидел лисенок, являвшийся древним духом. Тот самый, которого Эш вместе с Лани увидели однажды в осеннем лесу.
Ну чего уставился? раздраженно проговорил дух.
Эш осторожно, чтобы резкостью движений не спровоцировать духа на нападение, поднялся со своего места. Голова страшно кружилась, но от взгляда черных немигающих глаз хотелось найти защиту.
Лисенок спрыгнул с камня и медленно пошел на Эша. Он, в свою очередь, стал отступать быстрее, пока не коснулся ногой черной ветви. Не удержал равновесия и упал на спину, застонав от боли, чувствуя, что не в силах уже даже пошевелиться.
Дух, через мгновенье, запрыгнул ему на грудь и по-человечески встал на задние лапы. Затем он запрокинул свою морду, а коготь на его правой передней лапе удлинился, превращаясь в подобие кинжала. Дух замахнулся и полоснул им себя по горлу.