Чуть не превратившаяся в драку? Я знаю обо всем: как он почти влюбился в Мери, и как ты встал на его дороге, и как Мери перед тем праздником в лесу призналась Павлу, что любит тебя и любит давно, с какой-то вашей встречи в Каире. И если бы не опьянение, Павел поздравил бы тебя там же, у костра, а не полез в драку.
Я этого не знал В Каире Мери меня обругала, словно возненавидела с первого взгляда.
А мне сегодня сказала, что у тебя было такое беспомощное лицо, когда она обозвала тебя грубияном, что у нее застучало сердце. Тебе повезло, Эли, и я хочу, чтоб ты знал: я очень люблю твою жену.
Я тоже, Вера. Мы с тобой нечасто сходились во мнениях. Можно уйти?
Теперь ты должен мне разрешать или не разрешать, педантично напомнила она.
В таком случае, я разрешаю себе уйти, а тебе разрешаю остаться.
4
Я и не представлял себе раньше, как трудно командовать. Если бы предстояло выбирать снова, я стал бы подчиненным, а не командующим. Я отвечал за все, а сведущ был лишь в ничтожной частице этого «всего». Но вскоре мне стало ясно: флот к походу не готов. Так мы и доложили Земле по сверхсветовым каналам: для подготовки требуется по крайней мере год.
Однажды Ромеро обратился ко мне с просьбой:
Дорогой адмирал, он и Осима теперь называли меня только так, Осима серьезно, а Ромеро не без иронии, я хочу предложить вам внести в свой распорядок новый пункт: писать мемуары.
Мемуары? Не понимаю, Павел. В древности что-то такое было воспоминания, кажется Но писать воспоминания в наше время?..
Ромеро разъяснил, что можно и не диктовать, а вспоминать мысленно, остальное сделает МУМ. Но фиксировать прожитое нужно так поступали все исторические фигуры прошлого, а я теперь, несомненно, историческая фигура. Историограф похода, конечно, и без меня опишет все важные события. А мне надо рассказать о своей жизни. Она внезапно стала значительным историческим фактом, а кто ее лучше знает, чем я сам?
А Охранительница на что? Обратитесь к ней она такого насообщит, чего я и сам о себе не знаю.
Верно! Вы и сами не знаете, что она хранит в своих ячейках. Нас же интересует, что вы сами считаете в себе важным, а что пустяком. И еще одно. Охранительница на Земле, а ваша внеземная жизнь, неизвестная ей, как раз всего интересней.
Вы не секретарь, а диктатор, Павел. Отдаете ли вы себе отчет, что в мемуарах мне придется часто упоминать вас? И мои оценки не всегда будут лестными
Ответ прозвучал двусмысленно:
Человеку Ромеро они, возможно, покажутся неприятными, но историограф Ромеро ухватится за них с восторгом, ибо они важны для понимания вашего отношения к людям.
В этот же день я стал диктовать воспоминания. В детстве моем не было ничего интересного, я начал рассказ с первых известий о галактах. Случилось так, что в эту минуту мимо окна пролетал Лусин на Громовержце, и я вспомнил другого дракона, поскромнее, на нем Лусин тоже любил кататься С тех пор прошло много лет. Я давно забыл те мемуары, ту первую книгу, как называет ее Ромеро. Я диктую сейчас вторую наши мытарства в Персее.
Передо мной кристалл с записью, рядом с ним та же запись пять изданных по-старинному книг, пять толстых томов в тяжеленных переплетах официальный отчет Ромеро об экспедиции в Персей, там много говорится и обо мне, много больше, чем о любом другом. И, если я пожелаю, вся эта бездна слов зазвучит в моих ушах голосом Охранительницы, живыми образами засветится на экране.
Я хочу поспорить с Ромеро. Я не был тем властным, уверенным, бесстрашным руководителем, каким он меня изображает. Я страдал и радовался, впадал в панику и снова брал себя в руки, временами я казался самому себе жалким и потерянным, но я искал, я постоянно искал правильный путь в положениях почти безысходных так это было. Я продиктую книгу не о наших просчетах и конечной победе такую книгу уже создал Ромеро, другой не надо. Нет, я хочу рассказать о муках моего сердца, о терзаниях моей души, о крови близких, мутившей мою голову Нелегким он был, наш путь в Персее.
5
Доклад о том, что эскадры не готовы в дальний поход, вызвал на Земле тревогу. Веру и меня вызвали на Большой Совет. Я пошел к Мери, чтобы попросить сопровождать нас на Землю. Мы с Мери теперь не виделись неделями: я пропадал на кораблях, она нашла себе занятие в лабораториях Оры. Мне показалось, что она больна. На Оре, как и на Земле, болезни невозможны но у Мери был такой грустный вид, глаза так блестели, а припухшие губы были такими сухими, что я забеспокоился.
Ах, со мной все в порядке, здорова за двоих, сказала она нетерпеливо. Когда улетаете?
Может, все-таки улетаем? Зачем тебе оставаться?
А зачем мне лететь на Землю? Тебе надо, ты и лети.
Такая долгая разлука, Мери
А здесь не разлука? За месяц я видела тебя три раза. Если это не разлука, то радуюсь твоему удивительному чувству близости.
На корабле мы будем все время вместе.
Ты и там найдешь повод оставлять меня одну. Не уговаривай меня, Эли! Кстати, дам тебе поручение список материалов для моей лаборатории. Привези, пожалуйста, все.
Сгоряча я ухватился за первую попавшуюся идею.
На Вегу идет галактический курьер «Змееносец». Ты не хотела бы прогуляться туда? Экскурсия займет три месяца, и на Ору мы вернемся почти одновременно.
У Мери вспыхнули щеки, грозно изогнулись брови. В гневе она хорошела. При размолвках я иногда любовался ею, вместо того чтоб успокаивать, это еще больше сердило ее.
Ты не мог бы сказать, Эли, что я потеряла на Веге?
На Веге ты ничего не потеряла, но многое можешь найти.
Под находкой ты, по-видимому, подразумеваешь Фиолу?
Поскольку ты хотела стать ее подругой
Этого хотел ты, а не я. Вот уж никогда не собиралась выбирать в подруги змей, даже божественно прекрасных! И особенно возлюбленную змею моего мужа!
Я сокрушенно покачал головой.
Ах, какая пылкая ревность! Но как же быть мне? Надо распространять благородные человеческие порядки среди остальных звездожителей, а моя собственная жена вся в тисках зловредных пережитков. Какими глазами мне теперь смотреть на галактов и разрушителей? Какие евангелия им проповедовать?
Когда ты так ухмыляешься, мне хочется плакать, Эли!
Тебе это не удастся! Через минуту ты будешь хохотать, вижу по твоим глазам.
Хохотать она не стала, но плохо начатый разговор закончился мирно. Мери проводила меня на «Волопас». В салоне Вера сказала:
Мери хорошо выглядит. И здоровье у нее, кажется, крепкое?
Здорова за двоих, так она сама сказала.
Вера внимательно посмотрела меня и промолчала.
Все дни в полете были заполнены совещаниями. Сотрудников у Веры добрая сотня, и все они а в придачу и корабельная МУМ разрабатывали вселенскую человеческую политику. На одном из их симпозиумов о природе галактического добра и зла я, почти обалдев, выпалил:
Что толку копаться в частностях? Мне бы встретиться с разрушителями, а там я соображу, как действовать.
В тебе нет жилки политика, упрекнула Вера.
Сухожилия, а не жилки, Вера. Ибо ваши ученые речи так сухи, что мне хочется буянить и ниспровергать добро.
С того дня я не ходил на совещания у Веры, а перед прибытием на Землю прочитал ее доклад Большому Совету длинный список политических предписаний на все случаи похода. Все их можно было свести к нехитрой формуле: к разумным существам Вселенной относись по-человечески, по-человечески поддерживай добро, по-человечески борись со злом. Мне кажется, не стоило так много трудиться, чтобы в результате выработать такой бесспорный катехизис.
Очень рада, что ты не нашел ничего нового в моем докладе, заявила Вера.
Что же тебя радует?
А вот именно то, что наша галактическая политика тебе кажется бесспорной. Согласись, было бы печально, если бы руководитель величайшего похода человечества усомнился в его целях и задачах.
Какой-то резон в ее словах был. Во всяком случае, Большой Совет с энтузиазмом воспринял ее доклад «Принципы галактической политики человечества». После заседания члены Совета разъехались торопить отстающие космические заводы, а мы с Верой стали собираться на Ору. Я забежал к Ольге она незадолго до нашего отлета на Землю улетела сюда рожать и теперь возилась с прехорошенькой дочкой Иринкой. Она возвращалась на Ору вслед за нами.
За четыре месяца разлуки Мери очень пополнела, порывистая ее походка превратилась в неуклюже осторожную.
Я сперва изумленно присвистнул, потом схватил Мери на руки.
Осторожней! сказала она. В прогнозе беременности таскания на руках не предусмотрены.
Отшлепать тебя, Мери! Хоть бы словечко И Вера хороша: она-то, наверное, знала!
Она знала, а ты должен был догадаться! весело возразила Мери. Я же сказала тебе, что здорова за двоих простой человек, не адмирал, сообразил бы, в чем дело. А с Верой мы условились молчать: на Земле тебе хватало забот и без тревоги о моем состоянии.
Я засыпал Мери вопросами: кого она ждет, когда роды, как они пройдут. Мери умоляюще подняла руки. Давно я не видел ее такой довольной.
Не все сразу, Эли! Через месяц ты получишь сына, придумывай имя. Скажи теперь, как с моими поручениями?
Сто тяжеленных ящиков! Старинные ядерные бомбы в музеях легче твоих грузов. Я чуть не надорвался, когда поднимал один.
Мери засмеялась:
В ящиках тоже бомбы, только распространяют они жизнь, а не смерть.
Жизнь, ты сказала?
Да, жизнь. Что тебя удивляет? Наша женская судьба порождать жизнь. Разрушение древняя привилегия мужчин. Что не так?
Не надо меня агитировать, Мери. На матриархат я не соглашусь. Максимум моих уступок равноправие. Тебе привет от еще одной распространительницы жизни. У Ольги дочь Иринка. Прогнозы сбылись блестяще, роды прошли хорошо.
Рада за Ольгу. Но, кажется, состояние других женщин тебя интересовало больше, чем состояние жены?
Другие женщины не так скрытны, тем более их мужья. Когда один командир эскадры срочно просится на Землю, а второй чуть не ежедневно прибегает на станцию сверхсветовой связи, командующий должен поинтересоваться, что с его помощниками. С ближайшим курьером и тебя отправим рожать на Землю, как велит традиция.
Положим начало новой традиции я буду рожать на Оре. Не делай огорченного лица, здесь мне будет не хуже, чем на Земле.
Тогда назовем сына Астром, сказал я торжественно. Раз он будет первым человеком, рожденным на иных звездах, то и имя у него должно быть звездное.
6
МУМ пообещала, что роды будут нелегкими, и они были нелегкими. В эти дни я часто вспоминал Андре: он тревожился за Жанну, а я посмеивался, ибо знал, что новый человек появится на свет в предсказанный срок и все будет благополучно. Сейчас я тоже знал, что Астру гарантировано удачное рождение, но волновался не меньше Андре.
Он был, конечно, отличный паренек, наш Астр, пять килограммов мускулов и обаяния, он засмеялся, чуть раскрыв глаза, радостно задрыгал ножками ему показалось хорошо на свете!
Он ударил меня ножкой в грудь, и, знаешь, было больно, с восторгом утверждала Вера. Скоро мы покажем его тебе, посмотришь, какого родил озорника.
Он похож на тебя, Эли, добавила Ольга. Она, прилетев, сразу пошла к Мери. Он хохочет, как ты, у него твое умное лицо, а когда ему что-то не понравилось, он нахмурился не хуже тебя.
А потом посыпались послания с Земли, и первое от Альберта. Этот мальчишка поздравил нас с Мери по-своему. Он предложил Большой просчитать, какие космологические проблемы будут волновать нарождающееся поколение, и Большая выделила два вопроса: проникновение в загадочное ядро Галактики, скрытое от нас темными туманностями, и выпадение Гиад из нашего мироздания теперь уже не подлежало сомнению, что их звезды рушатся в какую-то яму в космосе, разверзшуюся словно специально для них.
Астру надлежит первому из людей броситься в эту пропасть, пророчествовал Альберт, он первый исследует, вправду ли она бездонна.
Я не мистик и не ясновидец, я не мог догадаться в то время о судьбе, уготованной Астру, но хорошо помню, каким зловещим холодом повеяло на меня от астрологической шутки Альберта!
Мери, когда меня пустили к ней, выглядела такой веселой и красивой, словно вернулась с прогулки, а не выкарабкалась из болезни.
Я знала, что Астр будет похож на тебя, сказала она. Уже на третьем месяце беременности у меня были его гороскопические фотографии, но тебе я не показала, я была тобой недовольна. Не оправдывайся. Лучше скажи, когда старт.
Уже скоро. Ты хочешь присутствовать при нашем отлете или возвратишься на Землю раньше?
Я хочу лететь с тобой!
Чепуха, сказал я великодушно. Я знаю: у молодых матерей бывают странные причуды.
О всех моих причудах ты даже не догадываешься! Придется тебе взять нас с Астром с собой.
Я пытался переубедить ее. Я привел в пример Ольгу. Ольга известнейший галактический капитан, кому-кому, а ей нужно идти в экспедицию. А она попросилась в резервную третью эскадру, стартующую с Оры года через три, так ей хочется побыть со своей Ириночкой подольше. О том же, чтобы тащить девочку в опасный поход, ни она, ни Леонид и не помышляют. Материнство, сказал я, это древнейшая из человеческих профессий, все мы должны считаться со священными обязанностями матери даже в наше время, когда детишкам в яслях куда удобнее, чем у подола родительницы.
По-моему, я не хуже тебя знаю профессию матери, возразила Мери, хмурясь. Уговоры бесполезны, мы летим с тобой.
Но почему? Объясни по-человечески: для чего тебе подвергать себя и Астра опасности?
На это она ответила так:
Где ты, Кай, там и я, Кая.
Я не понял, почему она назвала меня Каем, а навести справку у МУМ как-то не удосужился.
Ты, кажется, хочешь, чтобы я внес Астра в списки экипажа?
Не иронизируй. Я хочу именно этого.
Я прошел к Астру. Малыш дрыгал ногами и пускал пузыри. Он невнятно проговорил: «Бы!» Он вовсе не спал, отрешенный от окружающего, как любят проделывать другие человечки его возраста, он отнюдь не был некой «вещью в себе», он уже жил, уже энергично барахтался в этом новом для него мире.
И когда я схватил его под мышки и поставил ножками на перину, он не сжал безвольно коленки, не повис беспомощно в воздухе, а энергично ударил пятками в одеяльце. Он отталкивался от постели, уминал ее ножками, бил меня в грудь, порывался идти. Он беззвучно хохотал, ловил пухлыми ручками воздух нет, повторяю, он не покоился в этом мире, сонно набираясь сил, а действовал в нем, упругий, звонкий, всем своим существом радующийся тому, что существует.
Астр, собирайся в поход! сказал я, ликуя. Надевай доспехи и собирайся в поход, маленький человек Астр!
И он сказал гораздо отчетливее и громче прежнего: «Бы!»
У меня сжимается сердце, когда я вспоминаю тот день и все, что произошло потом. Даже случайные обстоятельства складывались так, что все они, как лучи, отраженные от вогнутого зеркала, собирались в одном зловещем фокусе, и в фокусе том была неизбежность.
7
Мы шли двумя эскадрами, по сто звездолетов в каждой.
Я поднял свою адмиральскую антенну на «Волопасе» флагманском крейсере Осимы. Со мной были Вера и Лусин. На «Скорпионе», командирском корабле Леонида, разместился Аллан со своим штабом.
Сверхсветовые локаторы Альберта не обнаруживали перемен в звездных теснинах Персея. Земля, превращенная в величайшее ухо и глаз Вселенной, напрасно всматривалась и вслушивалась в два звездных кулака, столкнувшихся в гигантском космическом ударе, из Персея не доносилось новых звуков, в нем не вспыхивало новых картин.
Лишь одно загадочное явление произошло незадолго до старта, но в тот момент мы не придали ему значения.