Вскоре после этого, вполне возможно, что в качестве наказания за дерзость, Вирджинии было приказано покинуть Венецию вопреки ее желанию и явиться на службу в американскую миссию в Таллинне, далекой столице все более авторитарного прибалтийского государства Эстония. Когда Вирджиния попросила проехать через Париж, что было лишь небольшим отклонением от маршрута, чтобы срочно починить протез ноги, ей сообщили, что эти расходы не будут возмещены. Не менее оскорбительным было и то, что ее прямому преемнику в Венеции мужчине был предоставлен статус вице-консула и более высокая зарплата. Все больше оправдывая свою мятежную репутацию, Вирджиния решила отправиться в столицу Франции своим ходом на несколько недель и встретиться там со старыми друзьями.
Немногие в Париже знали о произошедшем с ней несчастном случае, даже если они, возможно, и недоумевали, почему она всегда носит толстые чулки в солнечные весенние дни. Они, конечно, понятия не имели, что этот специальный трикотаж помогает замаскировать протез и смягчить культю, чтобы минимизировать боль и кровотечения. Хотя Вирджиния называла себя приверженкой епископальной (или англиканской) церкви, со стороны матери ее семья происходила из пенсильванских голландцев стоических взглядов, потомков первых немецких поселенцев, связанных с амишами. Она была воспитана так, чтобы никогда не обсуждать деньги, чувства или здоровье и держаться особняком от толпы. Так что хранить свои проблемы и тайны в секрете было для нее естественно. Может, она и избежала несчастливого брака, но теперь частью ее жизни стала другая форма молчаливого страдания.
Она приехала в Таллинн в конце июня и начала работать с той же зарплатой в 2000 долларов, ни разу за семь лет службы не получив повышения. Единственным утешением была охота в бескрайних девственных лесах Эстонии, и Вирджиния не теряя времени получала лицензии на отстрел глухарей, тетеревов и фазанов. Она решила, что не позволит тому несчастному случаю лишить ее удовольствия стрелять из ружья, даже в такой сложной болотистой местности. Однако на низкоквалифицированной работе ей было скучно. Она отвечала на телефонные звонки и заполняла документы, в то время как Европа стремительно неслась к войне. Вирджиния с ужасом наблюдала, как британский премьер-министр Невилл Чемберлен встречался с Гитлером в Мюнхене в сентябре 1938 года и говорил о «мире для нашего времени». В Эстонии Вирджиния столкнулась с тем же, что охватывало и остальную часть Европы: здесь тоже царила националистическая лихорадка. Политические партии запрещались, пресса подвергалась цензуре, а все похожие на иностранные имена изменялись на эстонский лад. Со страхом глядя в будущее и потеряв все надежды на продвижение по службе, заклейменная как бесполезная женщина-инвалид, Вирджиния ушла из Государственного департамента в марте 1939 года. Несмотря на надежды, которые она лелеяла в начале, ее карьера оказалась немногим лучше старомодного брака, который она когда-то отвергла.
После семи лет жизни в тени фашизма Вирджиния решила, что может помочь, открыв глаза общественности родной страны на то, что она называла «ложным мышлением», «коррупцией» и «ужасным заблуждением», продавая статьи в американские газеты. Конечно, она изучала журналистику в Венской академии, но писательство никогда не было ее сильной стороной. Неизвестно, была ли Вирджиния успешной журналисткой и был ли ее голос услышан. Опубликованных статей того времени обнаружить не удалось, хотя ее паспорт свидетельствует о том, что она оставалась в Таллинне еще несколько месяцев. Как бы то ни было, журналистика не стала для нее делом жизни. Вирджиния хотела действовать, а не просто писать о том, как действуют другие. Как она могла преодолеть все ограничения и сделать что-то действительно стоящее? Как она могла победить депрессию, которая все еще преследовала ее, и доказать, что не просто так выжила вопреки всем прогнозам?
1 сентября 1939 года Германия внезапно напала на Польшу, а два дня спустя Великобритания и Франция ответили объявлением войны. Было хорошо известно, что сосед Эстонии, СССР, вынашивал подобные экспансионистские планы, и в конце октября Вирджиния решила уйти, пока не стало слишком поздно, в последнюю минуту сев на корабль в Лондон. Так или иначе, у нее уже родилась новая идея. Она бросит свою пишущую машинку и пойдет добровольцем в Женский вспомогательный территориальный корпус, или женское отделение британской армии. Однако, когда она появилась в военкомате, сержанты, взглянув на ее паспорт, заявили, что иностранцам здесь не рады. Это был очередной отказ.
Большинство в ее положении вполне могли бы решить в этот момент сдаться и вернуться в безопасные Соединенные Штаты, но для Вирджинии такой шаг был бы равносилен признанию неудачи и потому немыслимым. Она отплыла обратно в Париж и с упрямой настойчивостью наконец отыскала единственную роль, которую она могла бы взять на себя, чтобы помочь в борьбе с фашизмом. Боясь ссоры, она намеренно скрывала это от своей матери, и в феврале 1940 года записалась во французский 9-й артиллерийский полк водителем машины скорой помощи Медицинской службы Вооруженных сил Франции. Вирджиния не имела никакой медицинской подготовки, но у нее были действующие водительские права, а Медицинская служба была одним из немногих военных корпусов, открытых для женщин-добровольцев и иностранцев. К радости Вирджинии, ее приняли (возможно, не подозревая о ее инвалидности) и обеспечили возможность пройти интенсивный курс по оказанию первой помощи. Наконец-то у нее появился шанс внести свою лепту в общую борьбу.
6 мая, после прохождения вводного курса, Вирджинию отправили в город Мец на северо-восточной границе Франции, недалеко от линии Мажино «неприступных» бетонных укреплений, по задумке призванных сдержать возможное наступление немцев. В последние дни так называемой «Странной войны»[18] делать было особенно нечего. Солдаты бездельничали, и их орудия простаивали. Вирджиния воспользовалась случаем, чтобы как можно мягче рассказать Барбаре о своей новой роли, делая упор на то, что, хотя она и выглядит «усталой и неряшливой», о ней «хорошо позаботились» и она живет в коттедже «с большим количеством хорошей еды»[19]. Ее мать едва ли на это купилась. Она рассказала репортеру из Baltimore Sun, написавшему статью под заголовком «ЖЕНЩИНА ИЗ МЭРИЛЕНДА ВОДИТ МАШИНЫ СКОРОЙ ПОМОЩИ ДЛЯ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ»[20], что слова Вирджинии были «вызваны благими намерениями, но они мало утешают меня, поскольку в характерной для нее манере она пытается сделать так, чтобы я меньше волновалась». Почему ее дочь, спрашивала себя Барбара, бежала от комфортной домашней жизни ради лишений, оружия и ужасов?
Какое-то время от Вирджинии больше не было вестей. 10 мая немцы начали смертоносное наступление, просто обойдя всю линию Мажино и ворвавшись во Францию через незащищенные лесистые высокогорья бельгийских Арденн. Танковые дивизии перебрались через границу, застав врасплох самодовольных пожилых французских генералов и разбив их плохо подготовленные войска некоторые эпизоды этого разгрома Вирджиния наблюдала из машины скорой помощи. Французы закоснели в своем оборонительном менталитете, сидя за стенами и обмениваясь сообщениями с помощью голубиной почты. У них было мало шансов против разрушительного великолепия нацистских войск с их пугающей скоростью, огнеметами и стремительными волнами воздушных бомбардировок. Халатное бездействие а в некоторых случаях и продажность старой французской элиты привело к тому, что мировая держава была вынуждена подчиниться всего через шесть недель. Политики и военные, как выразился один французский патриот того времени, одурачили свой народ «галлюцинацией силы и неуязвимости», которая, испытанная немцами, быстро обернулась «преступным заблуждением»[21]. Официальные плакаты неоднократно хвастались: «Мы выиграем войну, потому что мы сильнейшие!». Никто во французском правительстве или высшем руководстве не допускал возможности краха, пока он не наступил.
В течение чуть более двух недель остатки французской и бельгийской армий и значительная часть британских войск были отрезаны немецким наступлением и ждали эвакуации с пляжей Дюнкерка. Казалось, ничто не могло помешать победоносному продвижению Гитлера по Европе. Вирджиния с тревогой наблюдала, как большинство ее товарищей по бригаде поддавались панике и бросали умирающих прямо там, где они лежали. Но затем и мэры, советники и офицеры также оставили свои обязанности и бежали. Само французское правительство покинуло столицу 10 июня и направилось на юг, в Бордо, где вскоре развалилось.
Когда четыре дня спустя немцы, не встретив сопротивления, на рассвете ворвались в Париж через Венсенские ворота, Вирджиния уже была на пути в Валансе, расположенный в самом сердце Франции, в долине Луары. Здесь она узнала, что один решительный французский полковник все еще собирает раненых и везет их за двести миль в столичные госпитали. Когда армия вокруг него рухнула, ему срочно понадобилась помощь, и Вирджиния откликнулась на призыв. Еще несколько недель она переправляла солдат в Париж, где ей пришлось получать пропуска и топливные талоны у нацистских властей, недавно расположившихся под гигантскими свастиками в отеле Meurice. Она заметила, что как номинально нейтральной американке ей было позволено больше, чем французам, с которыми она работала. В ее голове начала зарождаться мысль.
Новый крайне правый французский лидер маршал Филипп Петэн уже захватил власть и 22 июня подписал перемирие с Гитлером в железнодорожном вагоне в Компьене, что означало капитуляцию страны перед нацистами. Через несколько недель Вирджиния была официально демобилизована, но, по крайней мере, посреди всего хаоса ей было куда пойти. Она решила разыскать старого друга со студенческих времен, который жил на авеню де Бретей в Париже. Вирджиния пережила ужас вражеского обстрела на дороге, но строгий комендантский час, репрессивные убийства и первые начавшиеся аресты или rafles в Париже ее сильно беспокоили. Она осуждала пособничество французских властей в борьбе, на кону которой стоял мир. Именно французская полиция охраняла нацистов, устроившихся в лучших парижских отелях, и именно французы разрешали строить лагеря на своей земле для тысяч взятых в плен немцами[22].
Вирджиния уже знала, что больше всего на свете она хочет помочь своей любимой Франции отвергнуть уступчивость ее правителей и бороться за восстановление былых свобод. Только это могло дать ей желанную цель и избавить от темных мыслей. Она была убеждена, что вскоре французы восстанут, а пока она вернется в Лондон и будет ждать. Британия теперь одна противостояла Гитлеру, но как долго она могла продержаться без помощи? К ужасу Вирджинии, Америка отказалась вступать в войну, чтобы помочь давним союзникам, Конгресс не потерпел бы гибели американцев ради малозначимых интересов на далеком континенте, особенно вскоре после последней европейской войны. Даже студенты университетов в подавляющем большинстве были против союза с Великобританией в повторении франко-германского конфликта. Но Вирджиния уже видела реалии фашизма своими глазами, и изоляционизм родной страны не помешал ей самой вступить в борьбу. Даже если двери дипломатии были для нее закрыты, должен был существовать другой способ сыграть роль в том, что Вирджиния считала битвой правды против тирании. Она просто обязана была его найти.
Глава вторая
Час настал
Жарким днем в конце августа 1940 года британский агент под прикрытием по имени Джордж Беллоуз работал в пыльном испанском приграничном городке Ируне, наблюдая за мельтешащим потоком пассажиров на станции. Испания находилась под властью другого фашистского диктатора, генералиссимуса Франко, и была полна сочувствующих нацистам и их осведомителей, но официально придерживалась нейтралитета в войне. Каждый день границу с Францией пересекали сотни или даже тысячи беженцев, некоторые из них могли иметь жизненно важную информацию о том, что происходило под пятой Третьего рейха. После вторжения Гитлера и эвакуации из Дюнкерка британская разведка потеряла практически все контакты с ближайшим континентальным соседом. Ее некогда разветвленная сеть агентов во Франции была разрушена: часть из них бежала, другая была убита либо признана ненадежной. Лондон теперь зависел от непредсказуемой воздушной разведки и отрывочных отчетов нейтральных дипломатов и репортеров, пытающихся получить информацию о действиях Гитлера и его союзников, в те времена нацистское вторжение из-за Ла-Манша казалось неизбежным. Великобритания боролась за выживание, но делала это почти вслепую.
Взгляд Беллоуза привлекла эффектная американка, спрашивающая что-то в кассе под зловещими взорами огромных плакатов с портретами Гитлера, Муссолини и Франко. Заинтригованный, он подошел ближе и завел разговор с молодой женщиной, которая только что приехала из Франции и хотела сесть на поезд в Португалию, чтобы оттуда отправиться на корабле в Великобританию. Беллоуз представился коммивояжером, искушенным в области путешествий во время войны, и предложил помочь ей организовать безопасный проезд. Они разговорились, и Вирджиния рассказала внушающему доверие собеседнику свою необыкновенную историю (хотя, как всегда, она была избирательна в том, что сообщала). Беллоуз услышал рассказ о том, как она водила машину скорой помощи под обстрелами и как в одиночку путешествовала по Франции, расшатанной унизительной капитуляцией перед нацистской Германией: теперь страна была разделена на две части тщательно патрулируемой демаркационной линией, которая в целом следовала течению реки Луары. Вирджиния подробно рассказала, как быстро ухудшались условия на юге (в так называемой свободной, или неоккупированной, зоне[23]), номинально управляемом из Виши самопровозглашенным главой государства маршалом Петэном. Оккупированная зона (север и запад Франции) уже находилась под непосредственным контролем немцев, дислоцированных в Париже. Вирджиния гневно описывала комендантский час и нехватку продовольствия, массовые аресты и инцидент на заводе «Рено», когда рабочих, протестующих против условий труда, выстроили вдоль стены и расстреляли.
Слушая ее резкий и страстный рассказ, Беллоуз был поражен мужественными действиями Вирджинии под обстрелами, ее наблюдательностью и, прежде всего, ее безоговорочным желанием помочь французам дать отпор немцам. Доверившись интуиции, он принял самое важное решение в своей жизни, которому было суждено изменить ход войны во Франции. Прощаясь с Вирджинией, он дал ей номер телефона «друга» в Лондоне, который мог бы подыскать ей достойную новую роль, и настойчиво попросил позвонить ему по прибытии. И пусть Государственный департамент не оценил Вирджинию, Беллоуз знал, что только что столкнулся с исключительной силой.
Беллоуз не раскрыл никаких деталей, и, судя по ее заявлению на получение визы, Вирджиния предполагала, что в Англии она, скорее всего, снова будет водить машину скорой помощи. На самом деле номер, переданный Беллоузом, принадлежал Николасу Бодингтону, старшему офицеру независимой секции Франции, или Секции F, части новой и неоднозначной британской секретной службы. Управление специальных операций, или УСО, было создано 19 июля 1940 года, в день, когда Гитлер произнес триумфальную речь в Рейхстаге в Берлине, в которой кичился своими победами. В ответ Уинстон Черчилль лично приказал УСО «поджечь Европу» путем беспрецедентного саботажа, подрывной деятельности и шпионажа. Он хотел, чтобы агенты УСО на самом деле больше члены спецподразделения, чем шпионы, нашли способ зажечь пламя сопротивления, показать французам и другим оккупированным нациям, что они не одиноки, и подготовить их к восстанию против нацистских оккупантов. С помощью новой формы нерегулярной войны еще точно не определенной и не проверенной им нужно было подготовиться к тому далекому дню, когда Великобритания снова сможет высадить войска на континенте. И если эта новая военизированная версия «пятой колонны» и нарушала старые правила ведения международных конфликтов (включая кодексы поведения, звания и униформу), то лишь потому, что нацисты не оставили им выбора.