Сопровождать орудие комбат направил меня и взводного. В мастерских осмотрели место повреждения и подтвердили диагноз усталость металла. Подтвердился и окончательный вердикт орудие неремонтопригодно. На вопрос, когда можно ожидать прибытия новой пушки, начальник мастерских отвечает:
Приблизительно через неделю.
На неделю мы остаемся не у дел. Остальные расчеты стреляют, чистят и обслуживают орудия, а нас опять отправляют копать. Сашка полностью оправился и копает вместе со всеми. Вода в Дону начинает подниматься, и становится ясно, что наша нынешняя позиция будет затоплена. Поэтому мы дооборудуем запасную, она повыше и в зону затопления попасть не должна. Когда вода спадет, на реке наведут наплавной мост, который мы будем защищать от атак с воздуха. Только к тому времени наша нынешняя позиция будет смыта половодьем и нам придется обустраивать ее заново.
А тут еще Филаткин придумал новое развлечение решил потренировать нас в опознавании самолетов, как наших, так и немецких. Этому делу нас обучали еще в Горьком, но тут проверка наших знаний была просто зверской. Ради этой проверки комбат не пожалел свой блокнот. Разорвав его на отдельные листки, раздал нам, после этого на несколько секунд показывал нам карточку с силуэтом, а мы должны написать тип самолета. Всего карточек пятьдесят штук, некоторые повторяются. Я допустил только одну ошибку, но серьезную спутал «пешку» со сто десятым «мессером», уж больно силуэты у них похожи. Остальные сдали хуже, а некоторые, в том числе красноармеец Лобыкин, экзамен провалили. Хорошо хоть Коляныч от экзамена был избавлен, он знает только два типа самолетов «наши» и «немецкие», зато их различает четко фронт научил.
Между тем мне делают замечание за плохую подготовку некоторых номеров расчета и приказывают подтянуть отстающих. Объяснять Ваньке Лобыкину различия между «Хейнкелем-111» и «Дорнье-17» дело неблагодарное, через две минуты он напрочь забывает все внешние нюансы силуэтов этих самолетов. Помучившись пару часов, я на это дело плюнул. Авось что-нибудь случится, и обещанная комбатом повторная проверка не состоится. Накаркал, проверка действительно не состоялась, но лучше бы я действительно Ваньку силуэты различать научил. А началось все со звонка из штаба полка.
Новая пушка прибыла, завтра едем получать, сообщил радостную новость Шлыков.
Новая пушка это хорошо, на следующий день собрались и поехали. Принимать орудие я взял наводчика Дементьева, заряжающего Коновалова и Сан Саныча, планировали вернуться к вечеру, а попали обратно только через две недели.
Глава 7
Приемка орудия уже подходила к концу, когда ее неожиданно прервали.
Кто такие? Из какой батареи?
Возле орудия стоял артиллерийский подполковник. Я сразу понял командир полка.
Смирно!
Подав команду, Шлыков побежал докладывать. Выслушав доклад лейтенанта, подполковник бросает короткое «за мной» и быстрым решительным шагом удаляется в направлении штаба. Взводный спешит за ним, проверку пушки мы заканчиваем без него. Возвращается он минут через сорок, физиономия довольная, как будто сметаной объелся, и сразу выдает новость:
Нам поручено выполнение особого задания.
Терпеть не могу неожиданные задания, а когда к ним добавляется слово «особое», то у меня сразу начинается аллергия. Предчувствия меня не обманули. Оказывается, для артиллерийской разведки немцы начали поднимать в воздух аэростат. Наши соколы пытались до него добраться, но немцы его хорошо охраняли с земли он был прикрыт большим количеством зенитных стволов, а в воздухе неподалеку частенько крутилось звено «мессеров». Потеряв несколько машин, истребители решили спихнуть задачу по уничтожению аэростата на зенитчиков. Чья-то светлая голова решила втащить нашу пятитонную пушку буквально в первую траншею и из нее попробовать достать супостата.
А теперь еще раз пройдемся по этой цепочке, только вдумчиво и внимательно. Итак, немцы поднимают аэростат, с которого они могут просматривать наш ближний тыл. Информация об этом проходит по сводкам боевых действий до генерала, сидящего в армейском или фронтовом штабе. Во всяком случае, у него хватает власти напрячь летунов на выполнение этой задачи. Обломав о прикрытие аэростата зубы, наши соколы умыли руки, а взор высокого начальства обратился на зенитчиков. Что имеется в распоряжении этого генерала? Отдельный зенитный артиллерийский дивизион, возможно, не один. Но все восьмидесятипятимиллиметровые зенитки были из них изъяты еще прошлой осенью и направлены на организацию ПВО промышленных центров. Хотя изымать на фронте оружие для защиты тыла нонсенс. Короче, поняв, что в его распоряжении нет ни одного орудия, способного выполнить эту задачу, генерал обратился к начальнику района ПВО, где такие пушки есть. Формально начальник нашего района генералу не подчинен, у войск ПВО в Москве есть свой штаб. Но начальник района только полковник, а его просит генерал. Отказать ему полковник не может. И он дает команду командиру дивизии выделить одно орудие. Заметьте одно, не взвод, не батарею, а только одно. А почему? Да потому, что не ждет возвращения орудия и расчета назад. Формально он просьбу генерала выполнил выделил силы, а по факту решил просто минимизировать потери, так как в выполнение задачи он ничуть не верит. Командир дивизии спустил приказ в полк, а комполка наткнулся на нас в артмастерской. Не повезло нам.
Вся эта затея мне сразу не понравилась. Во-первых, сама доставка орудия к месту подъема аэростата выглядела сплошной авантюрой. Во-вторых, после первых же выстрелов нашу позицию засечет артиллерийская разведка немцев. Что бывает потом, я уже дважды попробовал на своей шкуре и оно мне не понравилось. Третий раз лезть под минометный или гаубичный обстрел не хотелось. В-третьих, стрелять придется на пределе досягаемости, поэтому шанс повредить аэростат был весьма призрачным. То есть нас бросали на заранее невыполнимое задание с невысокой вероятностью вернуться обратно. А те, кто вернутся, вполне могут угодить под трибунал за невыполнение приказа.
Все это я и вывалил взводному, обрадованному доверием высокого начальства. Энтузиазм лейтенанта сразу иссяк, и он задал только один вопрос:
А что делать?
Не знаю. Прибудем на место, осмотримся и решим, как из этого выбираться. Главное, товарищ лейтенант, резких движений сейчас не делать. И подготовиться получше.
До фронта около ста восьмидесяти километров. При средней скорости СТЗ десять-двенадцать километров в час путь туда займет двое суток. Еще сутки на оценку обстановки, сутки на подготовку и открытие огня, двое суток на возвращение, если будет кому возвращаться. Хорошо, еще одни сутки положим на непредвиденные обстоятельства, итого неделя. Я продолжаю выкладывать Шлыкову мои соображения.
Во-первых, нужен полный расчет и боекомплект. Три десятка снарядов, думаю, хватит, а больше выпустить нам фрицы все равно не дадут. Во-вторых, надо привезти наше личное оружие. В-третьих, нужен запас керосина для трактора и недельный запас продовольствия для расчета. Да, самое главное, дальномер нужен, лучше «Дэя один».
Керосин и продовольствие получим на полковых складах, снаряды тоже, с дальномером сложнее. А за расчетом и оружием трактор в батарею пошлем. Кто поедет?
Вы, товарищ лейтенант, у вас это лучше получится. А мы еще раз орудие проверим.
СТЗ увозит лейтенанта, а мы приступаем к проверке прицела. Трактор вернулся уже в вечерних сумерках. Из кузова спрыгнули Лобыкин и Рамиль, Епифанов передает им наши винтовки. С правого борта прыгает лейтенант, подходит к кабине и помогает оттуда выйти Олечке Вороновой. Эта-то тут на кой? Надеюсь, что они ее только до расположения полкового штаба подвезли. Оттаскиваю распустившего хвост Шлыкова от Олечки и спрашиваю напрямую:
Лейтенант, ты зачем ее с собой приволок?
Приказ командира полка: взять с собой санинструктора.
Час от часу не легче! Но делать-то что? Эта сучка спокойно жить не может, если вокруг кобели из-за нее не грызутся. Мне же сейчас нужен слаженный и, как никогда, дружный расчет. Задание предстоит сложное и тяжелое, от взаимовыручки многое будет зависеть, а тут еще один сюрприз на мою лысую голову. Надо оградить ребят от томных взглядов санинструктора. Пусть на Шлыкове свои коготки оттачивает, заодно и лейтенант меньше под ногами путаться будет. Если бы у меня было больше времени, я что-нибудь получше придумал, а тут пришлось на ходу импровизировать.
Товарищ лейтенант, надо бы в штабе насчет ужина договориться.
Вокруг нашей Олечки уже собрался кружок поклонников. Бросив на них взгляд, Шлыков уходит, первая помеха устранена. Я спешу к расчету.
Так, бойцы, чего встали? А ну к орудию, бегом! Петрович, а ты что лясы точишь? У тебя магнето барахлит, проверь.
Да в норме магнето.
А я говорю проверь.
Петрович недовольно бурчит и лезет в кабину. Разогнав поклонников, я обращаюсь к предмету их интереса:
Товарищ санинструктор, Олечка, не составите компанию старому интеллигенту в короткой прогулке?
Блеснула глазками и пошла, неужто решила, что и я на ее прелести повелся? Ну-ну, сейчас мы тебя разочаруем. Пока мы удаляемся от трактора, я несу какую-то чушь о погоде, весне и чем-то еще. Как только мы исчезаем с посторонних глаз, я быстро беру Олечку за отворот шинели и подтягиваю к себе. Взять бы ее за горло и слегка придушить для большего впечатления, но я боюсь не рассчитать силу, уж больно тонкая и нежная у нее шейка. Подтянув к себе, я прошипел ей прямо в лицо:
Слушай, ты санинструктор хренова! Будешь перед парнями хвостом крутить убью. Понятно?!
Д-да, испуганно пискнула Олечка.
Столь резкий переход от ничего не значащих слов к действию произвел нужное впечатление. Она еще не сообразила, что прямо сейчас ее убивать не будут.
На лейтенанте тренируйся, на него запрет не распространяется. Увижу, что парням глазки строишь, повторять не буду. Усвоила?!
Олечка мелко кивает.
Пшла вон! Бегом!
Я отталкиваю санинструктора, Олечка спотыкается, падает, быстро подхватывается и исчезает в наступившей темноте. Я противен сам себе. Нехорошо вот так поступать с женщиной, даже такой, как Ольга Воронова. Самооправдания, что все это только ради дела, совестью не воспринимаются, уже хочется отмотать все назад. Плюнув на раскисшую землю, я возвращаюсь обратно. На душе мерзко и гадко.
После ужина вездесущий Рамиль открывает мне тайну появления санинструктора в нашей тесной компании. Оказывается, жена командира дивизиона, в котором Олечка служила до перевода в нашу батарею, узнала об интрижке мужа и лично приехала разбираться в ситуации. Да и хрен бы с женой комдива, пусть они свои семейные проблемы сами решают, но у этой жены был папа. И папа этот сидел во вполне приличном кресле, а кресло это стояло то ли в штабе войск ПВО, то ли в самом генштабе, точнее Рамиль сказать не мог. Во всяком случае, связываться с комдивовской женой, а тем более с ее папашей полковое начальство не захотело и на всякий случай решило услать разрушительницу семейной идиллии куда-нибудь подальше. Тут-то и подвернулся наш расчет, в который сбагрили Олечку в надежде, что жена уедет до нашего возвращения. А может, и не рассчитывали, что мы вообще вернемся. В любом случае полковое начальство больше было озабочено внутренними интригами, чем уничтожением немецкого аэростата. Ситуация легко объяснима: фронт далеко, разъяренная дама близко, папаша ее высоко. Выбор очевиден.
Дорога. Сначала тыловая, потом прифронтовая. Это артерия и одновременно вена войны. Движение по ней в обе стороны не прекращается ни днем, ни ночью. Туда маршевое пополнение, техника, продовольствие, боеприпасы. Обратно возвращается гораздо меньше: раненые, разбитая и покореженная техника, порожний транспорт. На перекрестках, вместо улыбчивых девушек, лихо машущих флажками, которых я видел во фронтовой кинохронике, стоят солидные дядьки моего возраста, а то и постарше. Однако со своей работой эти дядьки справляются так, что позавидует любой гаишник никаких заторов в первый день мы не встретили. Нам повезло, дороги подсохли, и грязь не сдерживала наше движение на запад. Однако покрытие было не настолько сухим, чтобы в воздухе повисла вездесущая российская пыль.
За день мы намотали на гусеницы, как и рассчитывали, половину расстояния. В первую ночь остановились на опушке леса в старых шалашах, сложенных из больших еловых лап. Видимо, построившие шалаши здесь надолго не задержались, да и мусора нынешний красноармеец оставляет после себя немного. На старом кострище мы развели свой огонь, через двадцать минут в подвешенном над огнем котле закипела вода, и потянуло одуряющим запахом горохового супа из концентрата. Расчет собрался у огня в полном составе, не хватало только Шлыкова и Олечки. Всю дорогу санинструктор проделала в кабине СТЗ. С моей точки зрения весьма сомнительное удовольствие, в кузове, мне кажется, комфортнее, особенно когда не досаждает пыль. Но ее пребывание в кабине меня вполне устраивало, она не могла общаться ни с расчетом, ни с лейтенантом, а Петровичу во время движения не до нее. Когда мы остановились, Олечка выбралась из кабины, поймала мой предупреждающий взгляд и тут же испарилась. Вместе с лейтенантом.
Между тем Сан Саныч решил, что суп доведен до готовности, и народ загремел котелками.
Лейтенанту оставьте, и санинструктору тоже. А где они, кстати?
Вопрос остался без ответа. Сан Саныч отбил все посягательства расчета на командирский суп, но караулить его пришлось больше часа. Шлыков и Олечка вернулись весьма довольными, что больше относилось к лейтенанту, и слегка растрепанными, последнее больше относилось к женщине. Сомневаюсь, что все у них прошло по полной программе, температура весеннего воздуха и обстановка не располагали, но наобжимались и нацеловались они вволю, вон губы у обоих припухшие.
Распределили время караула, каждому по одному часу. Мне как самому старшему по возрасту выделили первый самый легкий. Народ расползся по шалашам и угомонился. Костер почти потух, только угли, как чьи-то красные глаза, продолжали светиться в темноте. Ставшая привычной тяжесть СВТ оттягивала плечо, а штык-нож для нее я так и не нашел. Стоять на месте надоело, да и холодно еще по ночам. Я обошел вокруг тягача с орудием и приблизился к шалашам, в одном из них вроде какое-то шебуршание, подошел ближе, прислушался и с трудом разобрал:
ну, давай
Не дам, ишь какой прыткий, и холодно к тому же, и часовой ходит, услышит же.
А мы по-тихому
Сказала же, отстань.
В шалаше началась какая-то возня, быстро прерванная звонкой оплеухой. Похоже, сегодня лейтенанту не обломится эту крепость ему с одного приступа не взять, придется перейти к длительной осаде. Что-то развесил я уши, в конце концов, это их личное дело. И я отправился дальше бродить по нашему импровизированному лагерю. Если бы не машины, время от времени проползающие по дороге, то кажется, что время совсем остановилось, только светит луна, над головой черное бездонное небо и россыпь ярких звезд. Как давно я просто смотрел на небо, а не высматривал в нем черные точки вражеских самолетов. Проклятая война! А время продолжало свой неторопливый, но безостановочный бег. Уже к концу смены в свете луны я заметил между шалашей темный силуэт.
Стой, кто идет!
Свои.
Не спится, товарищ лейтенант?
Да так, до ветру вышел.