Редко когда в военной истории генералами становились (и утрачивали это звание) так стремительно, как во Франции в 1790-х годах. Из-за террора, эмиграции, войны, репрессий, разжалований после поражения, политической неблагонадежности и поисков виноватых (кроме обычных причин отставки) способные молодые люди делали карьеру с небывалой быстротой. Луи-Лазар Гош в 1789 году всего только капрал! к 1793 году стал генералом, а Мишель Ней (в 1792 году лейтенант) получил генеральские эполеты в 1796 году. Таким образом, взлет Наполеона не был уникальным в тех военных и политических обстоятельствах{169}. Но его карьеру нельзя назвать и непримечательной: он провел пять с половиной лет в чине су-лейтенанта, год лейтенанта, шестнадцать месяцев капитана, три месяца командира батальона, ни минуты в чине полковника. 22 декабря 1793 года, менее чем через четыре года действительной военной службы и после проведенных в отпуске 58 из 99 месяцев (и с разрешением начальства, и без), 24-летний Наполеон стал генералом.
Дезире
Когда толпа одерживает победу, она перестает быть толпой и отныне называется нацией. Если толпа не одерживает победу, то некоторых казнят, а ее называют отребьем, мятежниками, ворами и так далее.
Наполеон врачу Барри ОМира, на острове Святой Елены
Я выигрывал только сражения, а Жозефина добротой и великодушием покорила всех.
Наполеон барону де Боссе-Рокфору, своему камергеру
7 февраля 1794 года Наполеона назначили командующим артиллерией Итальянской армии. Он сыграл достойную, но непримечательную роль в Пьемонтской кампании против союзного австрийцам Сардинского королевства, занимавшего северо-запад Апеннинского полуострова и владевшего островом Сардиния. Под командованием генерала Пьера Думбериона французы одержали три скромные победы. Наполеон познакомился с красивыми, но коварными вершинами и перевалами Лигурийских Альп. Он сражался вместе с блистательным и яростным генералом Андре Массена. Решение Массена в мае выбить сардинцев из Вентимильи и обойти австрийцев и сардинцев у перевала Колле-ди-Тенда (совр. Коль-де-Танд) принесло ему прозвище «любимец победы».
Поход длился пять недель. К началу лета Наполеон вернулся в Ниццу и Антиб, где стал ухаживать за Эжени-Дезире Клари, прелестной шестнадцатилетней дочерью покойного роялиста-миллионера, текстильного и мыльного фабриканта. Жюли, старшая сестра Дезире, 1 августа 1794 года вышла замуж за Жозефа, брата Наполеона, и ее солидное приданое 400 000 франков наконец разрешило денежные затруднения Бонапартов. Роман Наполеона и Дезире сводился почти исключительно к переписке. В апреле следующего года они были помолвлены. Годом ранее 19-летний Люсьен Бонапарт женился на Кристине Буайе, очаровательной, но неграмотной 22-летней дочери трактирщика. Брачные бумаги он подписал своим новым, республиканским именем Брут (Люсьен единственный из Бонапартов, сменивший имя таким образом).
В апреле 1794 года Наполеон представил Комитету общественной безопасности свой план похода в Италию через Пьемонт. В Париж бумаги отвез Огюстен Робеспьер, прикомандированный к Итальянской армии. План (к счастью, изложенный рукой Жюно, а не неуклонно портящимся почерком самого Наполеона) содержал, кроме прочих, следующие стратегические соображения: «Атаки должны быть не разрозненными, а массированными», «Необходимо уничтожить Австрию; после этого Испания и Италия падут сами», «Ни один беспристрастный человек не может думать о взятии Мадрида. В отношении испанцев следует применить оборонительную систему, на пьемонтской границе наступательную». Стремящийся даже в этом случае к централизации власти, Наполеон написал: «Альпийская и Итальянская армии должны быть объединены и подчинены единой воле»{170}.
Майор Берлье, незадачливый командир батальона, стал главной жертвой беспокойства Наполеона, его поглощенности деталями и желанием сделать все как можно быстрее и лучше. «Я чрезвычайно недоволен тем, как выполняется заряжание шестнадцати орудий, читаем мы в одном из писем. Вы, несомненно, захотите ответить на следующие вопросы и я даю вам на это двадцать четыре часа». А вот другое письмо: «Я удивлен, что вы так медлите с исполнением приказов. Вечно приходится трижды повторять одно и то же. Ни одно обстоятельство Наполеон не считал незначительным. «Посадите под арест командира батареи капрала Карли, приказал он Берлье, который самовольно отлучился в Антиб за вином»{171}.
Во время Пьемонтской кампании Наполеон получил официальное подтверждение своего производства в бригадные генералы. Для этого ему пришлось ответить на вопрос, дворянин ли он, и Наполеон благоразумно террор еще продолжался солгал{172}. 5 марта Комитет общественной безопасности приговорил к казни радикалов-эбертистов, а 5 апреля Жоржа Дантона и Камиля Демулена. Революция безжалостно истребляла собственных детей. Современник отмечал, что «тысячи женщин и детей сидят на мостовой перед булочными» и «более половины населения Парижа едят лишь картофель. Бумажные деньги не стоят ничего»{173}. Город созрел для выступления против якобинцев, которые не смогли дать людям ни хлеба, ни мира. В 1794 году, когда союзники отступали в Испании, Бельгии и на Рейне, группа заговорщиков почувствовала себя достаточно уверенно для того, чтобы свергнуть якобинцев и покончить с «царством террора».
В середине июля Наполеон по тайному поручению Огюстена Робеспьера провел шесть дней в Генуе. Он осмотрел городские укрепления, провел пятичасовую встречу с французским поверенным Жаном Тийи и убедил генуэзского дожа в необходимости улучшения отношений с Францией.
Наполеон сблизился с окружением Робеспьеров в самое неподходящее время. Контрреволюционеры-термидорианцы во главе с Баррасом и Фрероном 27 июля (9 термидора по революционному календарю) свергли Максимилиана Робеспьера. На следующий день братьев Робеспьеров и еще шестьдесят «террористов» казнили на гильотине. Если бы Наполеон оказался в то время в Париже, скорее всего, его тоже схватили бы и он бы лишился головы. Наполеон узнал о падении якобинцев 5 августа, вернувшись в расположение армии в Сиге, неподалеку от Ниццы, со свадьбы своего брата Жозефа. «Меня до некоторой степени тронула судьба младшего Робеспьера, писал он Жану Тийи, который мне нравился и которого я считал человеком порядочным, но, даже если б он был мне родным братом и стремился к тирании, я своими руками заколол бы его»{174}.
Наполеон, пользовавшийся покровительством Огюстена Робеспьера, закономерно попал под подозрение. 9 августа в Ницце в квартиру Наполеона явился офицер с десятком солдат и арестовал его. Наполеон провел один день в крепости в Ницце, а затем был переведен в Антиб, в форт Карре, и там находился следующие десять дней. Оба этих места он прежде посещал с инспекцией.
Саличетти, движимый совершенно понятным чувством самосохранения, не сделал ничего, чтобы защитить Наполеона, и даже перетряхнул его бумаги в поисках доказательств измены{175}. «Он едва соизволил взглянуть на меня с заоблачных высот своего величия», с досадой отозвался Наполеон о земляке-корсиканце и в течение пяти лет своем политическом союзнике{176}.
В 1794 году отсутствие вины не избавляло от гильотины, как и несомненные подвиги в войне за республику, поэтому Наполеону угрожала большая опасность. Официальным поводом к аресту стал донос некоего марсельца, посчитавшего, что размещенные у города со стороны суши пушки Наполеона не защищают Марсель, а угрожают ему.
Ранее, в январе, Наполеон писал военному министру Бушотту: «батареи, защищающие гавань Марселя, находятся в плачевном состоянии. Их устройство обнаруживает полнейшее незнание всех принципов обороны»{177}. Истинной же причиной ареста, конечно, стала политика: Наполеон пользовался покровительством Огюстена Робеспьера и написал якобинский памфлет «Ужин в Бокере», изданный при помощи последнего. «Люди могут быть несправедливы ко мне, дорогой Жюно, объяснял Наполеон верному адъютанту, но мне достаточно быть невиновным. Моя совесть это тот трибунал, перед которым я отвечу за свои поступки»{178}. (Порывистый Жюно предложил отчаянный план побега из крепости, который Наполеон благоразумно и твердо отклонил: «Ничего не предпринимайте. Вы лишь скомпрометируете меня»{179}.)
Наполеону повезло: термидорианцы не расправлялись с врагами столь же безжалостно, как якобинцы, и не прибегали ко внесудебным расправам наподобие сентябрьских. 20 августа Наполеона освободили за недостатком улик. Заточение Наполеона не было тяжелым; впоследствии, придя к власти, он сделал своего бывшего тюремщика дворцовым лакеем. Оказавшись на свободе, Наполеон вернулся к планированию экспедиции на Корсику и третированию бедолаги Берлье. Кроме того, Наполеон имел время возобновить ухаживания за Дезире Клари (которую он называл Эжени). 10 сентября он признался ей: «Очарование вашего облика и нрава покорили сердце вашего поклонника»{180}. Чтобы сделать привлекательнее ее ум, Наполеон вручил Дезире список рекомендованных к чтению книг и пообещал вслед за тем поделиться мыслями о музыке. Кроме того, он призывал ее тренировать память и «образовывать ум».
Хотя Наполеон обыкновенно смотрел на женщин свысока, как на людей второго сорта, он ясно представлял себе, как их следует обучать, чтобы сделать достойными спутницами мужчин. Наполеон расспрашивал Дезире об эффекте, произведенном чтением «на ее душу», и пытался привить ей интеллектуальное отношение к музыке, которая имеет «благодатнейшее влияние на жизнь». (Гектор Берлиоз впоследствии утверждал, что нашел в Наполеоне тонкого знатока музыки Джованни Паизиелло, которому Бонапарты почти беспрерывно давали заказы в Париже и Риме в 17971814 годах.) Письма Наполеона к Дезире не были ни особенно цветистыми, ни даже романтичными, но его заинтересованность очевидна, а ей льстило пристальное внимание, пусть даже, вопреки республиканскому этикету, он продолжал обращаться к ней на «вы» (vous){181}.
Наполеон, по-видимому, получал удовольствие от ее шутливых наказаний. «Если бы вы, мадемуазель, могли удостовериться в чувствах, писал он в феврале 1795 года, которые ваше письмо мне внушило, то убедились бы в несправедливости своих упреков Нет такого удовольствия, которое я не желал бы разделить с вами, и нет такой мечты, которая наполовину не принадлежала бы вам. Поэтому будьте уверены, что суждение самые чувствительные женщины любят самых равнодушных из мужчин несправедливое и ошибочное, вы не верите написанному. Пусть ваша рука начертала это; ваше сердце с этим несогласно»{182}. Он прибавил, что писать к ней это для него и величайшее удовольствие, и «настоятельнейшая потребность» души. По просьбе Дезире Наполеон подписался на журнал с нотами для клавикордов, чтобы она могла получать из Парижа модную музыку, и был озабочен тем, что ее учитель уделяет недостаточно внимания урокам сольфеджио. Наполеон присовокупил длинный абзац о вокальной технике, из которого видно, что он разбирался в вокальной музыке (или хотя бы составил о ней мнение). К 11 апреля 1795 года Наполеон наконец стал обращаться к ней на «ты» (tu) и подписывать письма: «Навсегда твой»{183}. Наполеон был влюблен.
3 марта 1795 года Наполеон отправился из Марселя с 15 кораблями, 1174 орудиями и 16 900 солдат, чтобы отнять Корсику у Паоли и англичан. Вскоре французов рассеяла английская эскадра из 15 кораблей, слабее вооруженных и с экипажем вдвое менее многочисленным. Два французских корабля были захвачены. Наполеон был невиновен в провале и, человек до мозга костей сухопутный, так и не извлек урока из противоборства с равными по численности, но гораздо грамотнее развернутыми морскими силами англичан. В 17931797 годах французы потеряли 125 военных кораблей (англичане 38), в том числе 35 линейных (англичане 11, причем большую их часть из-за пожаров, крушений и штормов, а не из-за действий неприятеля){184}. Наполеон всегда недооценивал роль ВМФ в большой стратегии: он одержал множество побед на суше и ни одной на море.
Когда экспедицию отменили, Наполеон остался без места и лишь 139-м по старшинству в генеральском списке. Бартелеми Шерер, новый командующий Итальянской армией, не пожелал сотрудничать с Наполеоном, поскольку тот (хотя и признанный специалист в артиллерийском деле) «питает сильную склонность к интригам ради повышения»{185}. Действительно, Наполеон отделял военное дело от политики не в большей степени, чем его кумиры Цезарь и Александр Македонский. Но всего через восемь дней после возвращения из корсиканской экспедиции Наполеону поручили командование артиллерией Западной армии генерала Гоша, стоявшей в Бресте. Армии предстояло подавить восстание роялистов в Вандее.
Правительство, теперь состоявшее главным образом из уцелевших при Робеспьере жирондистов, вело на западе Франции грязную войну, в ходе которой погибло больше французов, чем в Париже за весь период террора. Наполеон понимал: если даже он и добьется здесь успеха, эта слава его не украсит. Гош был всего на год старше, и шансы Наполеона на повышение были ничтожными. К тому же он воевал с англичанами и сардинцами, а война с французами была ему не по вкусу. 8 мая Наполеон отправился в Париж, чтобы добиться другого назначения, и взял с собой шестнадцатилетнего брата Луи, для которого надеялся найти место в артиллерийском училище в Шалон-сюр-Марн, и двух своих адъютантов Мармона и Жюно (Мюирон теперь был третьим){186}.
Поселившись 25 мая в парижском Отеле де ла Либерте, Наполеон посетил военного министра капитана Франсуа Обри, который предложил ему лишь командование пехотой в Вандее. «Это показалось Наполеону оскорбительным, отметил Луи, и он отказался и жил в Париже без должности, получая довольствие как генерал резерва»{187}. Наполеон снова назвался больным и с трудом жил на половинное жалованье, но все же определил Луи в Шалонское училище. Наполеон продолжал игнорировать требования военного министерства: или отправиться в Вандею, или предоставить доказательства своей болезни, или подать в отставку. Это был непростой период, но он относился к своему положению философски. В августе Наполеон сказал Жозефу: «Я очень мало привязан к жизни так как вечно оказываюсь в положении человека перед битвой, уверенного лишь в том, что глупо тревожиться, когда смерть, которая кладет всему конец, может его настичь». Далее он пошутил на свой счет (историки, принявшие сказанное всерьез, лишили шутку ее очарования): «Я всегда вверяю себя року и судьбе, и если и впредь будет так, то, друг мой, все кончится тем, что я не уступлю дорогу приближающейся карете»{188}.
На самом деле Наполеон твердо решил насладиться парижскими удовольствиями. «Память о терроре здесь не более чем кошмар, рассказывал он Жозефу. Все будто решили вознаградить себя за страдания; решили, кроме того, из-за туманного будущего, не пропускать ни единого развлечения, которое сулит настоящее»{189}. Он заставил себя появляться в обществе, хотя по-прежнему был неловок с женщинами. Отчасти это, вероятно, объяснялось его обликом. Женщина, той весной видевшая его несколько раз, сочла его «самым худым и странным из всех, кого я встречала Настолько худым, что он вызывал жалость»{190}. Другая прозвала его «котом в сапогах»{191}. Лора дАбрантес, светская львица, знавшая в то время Наполеона (хотя, возможно, не настолько коротко, как она впоследствии утверждала в своих злобных мемуарах), изобразила его «в надвинутой на глаза дурной круглой шляпе, из-под которой торчат два собачьих ушка, худо напудренные и падающие на воротник серого сюртука волосы, без перчаток (потому что это бесполезная трата денег, говорил он), в плохо сшитых и нечищеных сапогах, с болезненным видом»[18]{192}. Неудивительно, что Наполеон, чувствовавший себя чужим в модных салонах, презирал тех, кто пользовался там успехом. В разговорах с Жюно (за которого Лора дАбрантес впоследствии вышла замуж) Наполеон осуждал модников за их манеру одеваться и усвоенную шепелявость и, став императором, был убежден, что хозяйки салонов в парижских предместьях возбуждают против него умы. Сам Наполеон предпочитал интеллектуальные развлечения общественным: посещал лекции, обсерваторию, театр и оперу. «Трагедия волнует душу, позднее заявил он одному из своих секретарей, радует сердце, она может и должна порождать героев»{193}.