За девять дней между своим назначением и отъездом 11 марта в Ниццу, в штаб армии, Наполеон затребовал в военном министерстве все книги, карты и атласы Италии, которые только можно было достать. Он читал биографии полководцев, которые сражались там, и, если чего-либо не знал, имел мужество это признать. «Я оказался в помещении Генерального штаба на Новой улице Капуцинов, когда вошел генерал Бонапарт», много позднее вспоминал другой офицер.
Я и теперь помню маленькую шляпу, увенчанную растрепанным плюмажем, его кое-как скроенный мундир и шпагу, которая, говоря по правде, не казалась орудием достаточно надежным для того, чтобы проложить дорогу в жизни. Швырнув шляпу на большой стол посередине комнаты, он направился к пожилому генералу по имени Криг, знающему все в подробностях, автору очень хорошего наставления для солдат. Он усадил его рядом за стол и с пером в руке принялся расспрашивать о многочисленных обстоятельствах, имеющих отношение к службе и дисциплине. Некоторые его вопросы выдали такое его незнание простейших вещей, что кое-кто из моих товарищей улыбнулся. Меня самого поразило количество заданных вопросов, их очередность и быстрота, а также то, как он постигал сообщенное и часто извлекал из него новые вопросы. Но еще сильнее меня поразило зрелище главнокомандующий, совершенно спокойно демонстрирующий подчиненным, сколь глубоко несведущ он в различных аспектах дела, которые и самые юные из них обязаны были превосходно знать, и это подняло его в моих глазах на тысячу локтей{243}.
11 марта 1796 года Наполеон уехал из Парижа в почтовой карете вместе со своим другом Шове, новым квартирмейстером Итальянской армии, и Жюно. В письме Жозефине, отправленном 14 марта из Шансо, Наполеон выбросил u из своей фамилии. Впервые в газете (официальной Le Moniteur Universel) его упомянули в 1794 году, причем фамилию записали через дефис (Buono-Parte)[24].
Теперь Наполеон «офранцузил» фамилию, сознательно желая подчеркнуть свою принадлежность в первую очередь к французам, а не к итальянцам и корсиканцам{244}. Еще одна нить, связывавшая с прошлым, была разорвана. Через пятнадцать дней Наполеон приехал в Ниццу. Если кто-нибудь делал ненужное замечание, что он чересчур молод, чтобы командовать армией, 26-летний Наполеон отвечал: «Я вернусь уже старым»{245}.
Италия
15 мая 1796 года генерал Бонапарт вступил в Милан во главе молодой армии, которая перешла через мост у Лоди, показав всему миру, что спустя много столетий у Цезаря и Александра появился преемник.
Стендаль. Пармская обитель[25]
Самый важный дар полководца понимать солдата и завоевать его доверие, и в обоих отношениях французского солдата вести труднее, чем какого-либо иного. Он не машина, которую надо привести в движение, а мыслящее существо, которым нужно руководить.
Наполеон Шапталю
Позднее говорили, что Наполеон, явившийся 26 марта 1796 года в штаб Итальянской армии в Ницце, не был никому известен и что командиры дивизий при первой встрече его невзлюбили, поскольку он (как язвил современник) «завоевал репутацию, громя бунтовщиков на улицах, а командный пост получил на брачном ложе»{246}. На самом деле он лишь два года назад командовал артиллерией той же Итальянской армии, был многим известен своим успехом в Тулоне и подготовил для Топографического бюро не менее трех подробных рапортов о том, как выиграть кампанию в Италии. Конечно, сначала назначение Наполеона в обход более опытных командиров вызвало некоторое раздражение, но его офицеры прекрасно знали, кто он такой.
Под началом Наполеона служило пятеро командиров дивизий. Старший из них, Жан Серюрье, провел на военной службе уже 34 года. Он принимал участие еще в Семилетней войне. Когда началась революция, Серюрье подумывал об отставке, но остался в армии и в декабре 1794 года стал дивизионным генералом. 38-летний Пьер Ожеро был высоким, чванливым, грубоватым человеком. Ожеро бывшего наемника, торговца часами и учителя танцев прозвали «сыном народа» и «благородным разбойником». Он убил двоих противников на дуэли и кавалерийского офицера в драке, а в Лиссабоне избежал встречи с палачами инквизиции лишь благодаря усилиям своей отважной жены-гречанки. Андре Массена (также 38-летний) в возрасте тринадцати лет стал юнгой на корабле, но в 1775 году вступил в армию, дослужился до прапорщика и в канун революции вышел в отставку. Массена стал контрабандистом и торговал в Антибе фруктами. Вступив в 1791 году в Национальную гвардию, он сделал быструю карьеру. Заслуги Массена при осаде Тулона принесли ему чин дивизионного генерала Итальянской армии, в которой он беспорочно служил с 1795 года. Амеде Лагарп был 32-летним швейцарцем с пышными усами. Жан-Батист Менье сражался в Германской армии, но в середине апреля Наполеон доложил Директории, что тот «некомпетентен и не годится командовать и батальоном в кампанию настолько маневренную, как нынешняя»{247}. Все пятеро были опытные воины, тогда как Наполеон еще не командовал формированием крупнее пехотного батальона. Этих людей было трудно удивить, тем более воодушевить. Впоследствии Массена вспоминал:
Сначала они были о нем невысокого мнения. Его субтильность и худое лицо не преисполнили их симпатиями к нему. Портрет жены, который он вертел в руках и всем показывал, его юный возраст все это навело их на мысль, что его назначение явилось результатом интриги, но через мгновение после того, как он примерил генеральскую шляпу, он будто подрос на два фута. Он расспросил нас о позиции наших дивизий, их снаряжении, духе и численности каждой части, отдал нам распоряжения и объявил, что на следующий день даст всем частям смотр, а еще через день они двинутся против врага и дадут битву{248}.
В последнем Массена ошибается (битв не было еще месяц), но верно передает энергичность, которой заражал Наполеон, его уверенность в себе, любовь к жене и всегда отличавшую его жажду знаний.
Во время первой встречи Наполеон указал командирам, что дорога Савона Каркаре идет к трем долинам, а те ведут к богатым равнинам Ломбардии. Владевшее Пьемонтом Сардинское королевство, не принявшее революцию во Франции, с 1793 года находилось в состоянии войны с ней. Наполеон считал, что, отбросив австрийцев на восток и захватив крепость Чева, он сможет угрожать Турину, столице сардинцев, и так выведет их из войны. Для этого 40 000 французов пришлось бы драться с 60 000 австрийцев и сардинцев, но Наполеон заявил офицерам, что скорость и хитрость помогут ему перехватить инициативу. В основу его плана легли «Принципы горной войны» (Principes de la guerre des montagnes, 1775) Пьера-Жозефа де Бурсе и план кампании 1745 года в Пьемонте, от которого отказался Людовик XV и в котором особенное внимание также уделялось взятию крепости Чева. Бурсе указывал на необходимость четкого планирования, сосредоточения собственных сил и средств и умения сбить противника с толку. Наполеон действовал буквально по учебнику и его кампании суждено было войти в учебники.
Италия, с точки зрения Директории, представляла собой второстепенный театр военных действий. Правительство сосредоточило силы и средства на западе и юге Германии, где в июне 1796 года начали наступление две крупные республиканские армии (Рейнско-Мозельская Жана Моро и Самбро-Маасская Жана-Батиста Журдана). Они добились некоторого успеха, но грозный австрийский полководец эрцгерцог Карл, младший брат императора Франца, умело вел войну и в августе разбил Журдана при Амберге, а в сентябре при Вюрцбурге. Затем Карл занялся Моро, в октябре нанес ему поражение при Эммендингене, а после этого отогнал обе французские армии за Рейн. В итоге Наполеону на поход выделили всего 40 000 франков (менее его годового жалованья){249}. Согласно одному свидетельству (возможно, недостоверному), Наполеон, чтобы из Парижа добраться с адъютантами в Ниццу, продал свою саблю с серебряной отделкой и отправил Жюно играть на вырученные деньги{250}.
Приехав в Ниццу, Наполеон нашел армию в состоянии, исключавшем всякую возможность выступить в поход. Было холодно, но у солдат не было шинелей. Мяса им не выдавали уже три месяца, хлебом снабжали лишь время от времени. Пушки везли на мулах, поскольку все упряжные лошади пали от голода. Целые батальоны не имели ни кожаной, ни даже деревянной обуви. Солдаты носили сделанные из чего попало мундиры, нередко снятые с покойников. О принадлежности к армии некоторых подчиненных Наполеона можно было судить лишь по их патронным сумам казенного образца. У многих ружей не хватало штыков. Военным не платили месяцами, что порождало ропот и разговоры о бунте{251}. Свирепствовала лихорадка: за двадцать дней умерло не менее шестисот солдат 21-й полубригады[26]. Англичанка Марианна Старк, жившая во Флоренции, точно описала «отчаянное положение» французской армии перед прибытием Наполеона: «Полнейшее отсутствие необходимого, заразная лихорадка естественное следствие голода [Армия] удручена и ослаблена болезнями, нуждалась в лошадях, пушках, почти всех остальных орудиях войны»{252}.
Наполеон в ответ на «отчаянное положение» армии сместил с должности Менье и поручил главному квартирмейстеру Шове радикально реорганизовать комиссариат, в том числе чтобы (как он объяснил 28 марта Директории) «припугнуть подрядчиков, много награбивших и имеющих кредит»{253}. Наполеон также приказал гражданину Фэпу, французскому послу в Генуе, занять там у финансистов-евреев («не привлекая внимания») 3 млн франков, а также отозвал кавалерию с зимних пастбищ в долине Роны. В течение двух дней после приезда в Ниццу Наполеон раскассировал взбунтовавшийся 3-й батальон 209-й полубригады, уволил офицеров и сержантов 3-го батальона, а рядовых группами по пять человек распределил по другим подразделениям. Наполеон считал необходимым применять ко всем одни и те же правила. Он понимал, что «если предоставить кому-либо привилегии, все равно кому, то ни один человек не подчинится приказу выступать»{254}. 8 апреля он доложил Директории, что пришлось наказать солдат за контрреволюционные песни и отдать под трибунал двух офицеров за крики «Да здравствует король!»{255}.
Командиры дивизий немедленно оценили умение Наполеона упорно работать. Подчиненным не удавалось более бросать начатое дело. Штаб в Ницце, уже четыре года бездействовавший, неожиданно почувствовал на себе энергию Наполеона. За девять месяцев с момента своего приезда до конца 1796 года он отправил более восьмисот писем и депеш, касающихся буквально всего: от того, где во время парада должны находиться барабанщики, до ситуаций, в которых надлежало исполнять «Марсельезу». Первым из генералов Наполеону покорился Ожеро, за ним последовал Массена. «Ну и нагнал же на меня страху этот мелкий сукин сын генерал!» признается позже Ожеро Массена{256}.
Наполеон решил извлечь максимальную пользу из своей «политической» репутации. 29 марта в приказе по войскам он объявил, что солдаты «найдут в нем товарища с полной поддержкой правительства, гордящегося уважением патриотов и полного решимости добиться для Итальянской армии доли, ее достойной»[27]{257}. Как-никак полководец с доступом к Директории мог накормить своих солдат. Наполеон опасался неподчинения, которое возникает, когда вооруженные люди оказываются на грани голода. «Без хлеба солдат склонен к излишнему насилию, писал он, которое заставляет краснеть за принадлежность к роду человеческому»[28]{258}. В Париж постоянно летели его требования, и 1 апреля он сумел добиться присылки 5000 пар обуви. Впечатляющая доля переписки Наполеона за все время его карьеры посвящена солдатской обуви. Хотя (вопреки легенде) Наполеон, возможно, и не говорил, что «армия марширует на брюхе», однако он хорошо помнил, что она передвигается на ногах{259}.
Тем же приказом от 29 марта Наполеон назначил начальником своего штаба 43-летнего Луи-Александра Бертье бывшего инженера, участвовавшего в Войне за независимость США. Этот пост Бертье сохранял до 1814 года. Бертье хорошо зарекомендовал себя в Аргоннскую кампанию 1792 года и в следующие три года в Вандее. Его брат служил в Топографическом бюро вместе с Наполеоном.
Наполеон первым из полководцев стал пользоваться услугами начальника штаба в современном смысле, и он не сумел бы найти на эту роль человека более подходящего, чем Луи-Александр Бертье. Обладавший памятью, уступавшей лишь памяти самого Наполеона, Бертье умел сохранять ясный ум даже после двенадцатичасовой диктовки. Однажды ночью в 1809 году его вызывали не менее семнадцати раз{260}. В Национальном архиве, Национальной библиотеке и Архиве Великой армии в Венсене хранится множество приказов, написанных аккуратным секретарским почерком и сформулированных в лаконичных предложениях, которыми Бертье пользовался в переписке с коллегами, донося желания Наполеона вежливо, но твердо. Письма неизменно начинаются с формулы: «Генерал! Император требует, чтобы после получения этого приказа вы»{261} Помимо прочих достоинств, Бертье отличался столь блестящими дипломатическими способностями, что сумел убедить супругу, баварскую принцессу Марию-Елизавету, разделить замок с его любовницей мадам Висконти (и наоборот). Он крайне редко противился требованиям Наполеона, и то лишь по соображениям логистики, и создал штат, заботящийся, чтобы желания главнокомандующего осуществлялись почти мгновенно. У Бертье был талант, почти гениальное умение: он превращал самые общие соображения в детальные инструкции для каждой полубригады. Едва ли когда-либо штабная работа была организована эффективнее. Для обработки буквально выстреливаемых Наполеоном приказов требовался штат опытных писарей, ординарцев, адъютантов, а также опередившая свое время система учета. Причем он нередко работал ночью. Однажды, когда Наполеон заметил ошибочно указанную численность одной полубригады (редкий случай), он в письме поправил Бертье и прибавил: «Я читал диспозицию с упоением, как роман»{262}.
2 апреля 1796 года Наполеон перенес штаб армии в Альбенгу, город на берегу Генуэзского залива. В тот же день Шове умер в Генуе от лихорадки. Его смерть явилась, по словам Наполеона, «настоящей потерей для армии. Он был деятельным и предприимчивым человеком. Армия скорбит, вспоминая о нем»{263}. Наполеон искренне горевал о Шове. Тот стал первым из множества погибших в походе друзей и помощников Наполеона.
Австрийцы, владевшие с 1714 года севером Италии, отправили в Пьемонт против французов крупные силы. Кроме того, английский флот снабжал пьемонтцев с Корсики. Это вынудило Наполеона доставлять все необходимое через лигурийские перевалы. Прибыв 5 апреля в Альбенгу, он изложил Массена и Лагарпу свой план: запереть врага между Каркаре, Альтаре и Монтенотте. У австрийского командующего Иоганна Больё имелся большой опыт и некоторые способности, однако ему шел 71 год, и в прошлом он уже терпел поражения от французов. Наполеон, внимательно изучивший войны прошлого, знал, что Больё осторожен, и решил этим воспользоваться. Австрийско-сардинский альянс был ненадежен, и Больё посоветовали не слишком полагаться на союзников. («Теперь, когда я столько знаю о коалициях, шутил во время Первой мировой войны маршал Фош, я меньше уважаю Наполеона!») Уже из-за «лоскутности» империи Габсбургов австрийские солдаты из разных формирований нередко не понимали друг друга. Офицерскому корпусу языком общения служил французский. Больё, ко всему, приходилось отчитываться перед неповоротливым гофкригсратом в Вене, который часто отдавал приказ настолько поздно, что к моменту доставки тот утрачивал актуальность. Наполеон, напротив, готовил дерзкий маневр, теперь известный слушателям военных академий как «стратегия центральной позиции»: держась между двумя неприятельскими армиями, не дать им соединиться, разбить их поодиночке. Этой стратегии он придерживался всю жизнь. «Действовать отдельными корпусами, не имеющими никакого сообщения между собой, против армии, сосредоточенной и имеющей свободные сообщения, значило бы идти против всех принципов», гласила одна из военных максим Наполеона[29]{264}.