Они много говорят о кино, Лиле нравится необычный взгляд Андрея на искусство он почему-то видит много темноты, мрачности, раскрывает ей истинные мотивы создателей, вроде рекламной маржи и пропаганды алкоголя в подростковых фильмах. Для нее необычно видеть темную сторону, которая есть, оказывается, у всего. Андрей говорит, что даже белая роза отбрасывает черную тень: это завораживает и Лилия хочет узнать, есть ли тьма в ней самой. Она привыкла видеть свет. Лилия не знала, на сколькое закрывает глаза: не видит лжи, лицемерия, подлости и воровства. Но вопреки всем ожиданиям, интерес к жизни только возрос. Это интересно проверять свои границы и знать, где можешь перейти черту.
Она, оказывается, не могла. Даже ругалась фразочками вроде «какой наглец!» или «Карлин бы в гробу перевернулся, услышав ваши шуточки, уважаемый».
Андрей даже заставил ее подойти к нахальной даме из газетного киоска, ответить на ее «краска все мозги выжгла, милочка? Если нет, то выбирай быстрее».
И Лиля, честно, пыталась. Набрала в грудь побольше воздуха, развернулась на сто восемьдесят и, укалывая каблучками асфальт, направилась обратно для отстаивания своей чести.
Знаете, грозно фыркнула девушка, меня не будет учить жизни какая-то продавщица с наколками по всем рукам. А ваши татуировки, они Они прекрасны! Какой интересный шрифт, дизайн сами разрабатывали? Андрюш, посмотри, я когда-нибудь сделаю себе такую!
Они разговорились и договорились встретиться на выходных на открытии инсталляции стиля гранж.
Некрасов только хмурился, затыкая голос в собственной голове, который только и делал, что облизывался и ухмылялся, подбивая хозяина обладать целиком и полностью этой наивной девчушкой. Понимал, что в глазах Лили он видит мира больше, чем за окном.
Торг
Она держит его под руку, прогуливаясь в парке Горького, по-ребячески пинает носком сапожек кучи с сухими листьями, заставляя те разлетаться в разные стороны. Они дышат мокрым октябрем, друг другом, и надеждой на будущее.
Андрей замечает, как она трепещет в его присутствии, будто чувствует, что они не одни, но списывает это на ее тонко чувствующую натуру, реагирующую на любой шорох. Она благосклонно не комментирует резкие смены его настроения только гладит по щеке и шепчет милые глупости на ухо, заставляя их обоих превращаться в довольного кота, урчащего под мягкими руками хозяйки.
Я тебя вижу, шипит демон голосом Андрея, а она заливается румянцем, считая это романтичным. Да и кто может подумать, что во время свидания в парке тебе будут говорить, что хотят съесть в буквальном смысле?..
Некрасов понимает, что ему следовало бы иметь свой ад для гнева и свой ад для гордости. Маленький ад для ласки и нижний мир для насилия целый набор преисподней. Но она смеется над нерасторопным голубем и ее улыбка вспарывает его, как консервный нож банку. Один звук ее шагов сводит его с ума и заставляет задержаться в этом мире, не присваивая пока владения Люцифера. Голубя раздавливает ботинком, когда она отворачивается.
Они гуляют по парку, разговаривают, кормят уток в пруду: Андрей находится в приторном сне за полчаса до рассвета. И кажется, что тут, вот именно тут, у них, прекрасных, живых, побитых и неправильных все было, есть и будет хорошо.
Вина
Мы не можем быть вместе, выдавливает из себя Некрасов, облокачиваясь на дверной косяк.
Он пьян в хламину, не давал о себе знать три дня давил в себе чувства, спорил с демоном, душил в себе Аббадона. Мы слишком разные, просто не подходим друг другу.
Он не хочет портить Лиле жизнь, не хочет ее невзначай разорвать на кусочки в приступе ярости, как час назад таксиста, который не хотел затыкаться. Не хочет также увидеть ее оторванную голову у себя в руках, не хочет слышать хруст позвоночника и отрывающейся кожи, не хочет заливать джинсы спинномозговой жидкостью. Не хочет бояться за ее жизнь, если она наскучит демону.
Она только улыбается будто бы своим мыслям, притягивает его к себе за ворот рубашки. Смотрит понимающе, совсем не так, как должна у него куртка скользкая от крови и Лиля это определенно замечает, только не реагирует, вопреки здравому смыслу.
Согласна, шепчет она ему в губы, но кого это волнует, верно?
Депрессия
Отражение скалится сквозь стекло, облизывает пересохшие губы. Он опять бьет ладонью по кафелю раковины, прямо как перед их встречей. Кидает полный тоски взгляд на приоткрытую дверь, за которой, смяв белые простыни, распласталась похоть в человеческом обличье он не выстоял.
Андрей правда держался. Дольше принятого она сама закончила их очередной ужин, поставив точку бокалом красного вина. Потянула за молнию на платье осталась трепетно обнаженной, снося тормоза им обоим.
Лилия не умела видеть в темноте, поэтому просто утопала в удивленном блаженстве от рук Андрея, скользящих по всему телу.
Потому что их было не две.
В темноте нутро ощетинилось, вышло за рамки человеческого тела. Черная дымка проглотила Андрея, белые клыки скалились от удовольствия. Он вытянулся в росте, не выпуская из рук нежную девичью кожу. Острые волчьи уши оцарапали потолок, новая пара рук в гнилых волдырях повторяла человеческие движения медленно, любовно. Она не почувствовала, как его ступни усохли, превращаясь в грузные копыта, на которых коркой застыла старая кровь.
На Эльбе встретились все его чувства: трепет от ее запаха под ним, влюбленность, крошащая внутренние органы, счастье находиться здесь и сейчас, и вина. Стыд за себя, за несдержанность, импульсивность.
Тот ребенок не был ни в чем виноват. Он не был даже хамоватым таксистом. Первоклассник просто споткнулся на выходе из лифта. И Аббадону это не понравилось. Андрею, наверное, тоже. Только человеческий укол раздражения облагался налогом на демоническую силу. Как над ней в постели, тьма окутала Некрасова, оставив его человеческую голову наблюдать. За тем, как слетели ботинки с усохших животных ног. Как квадрицепс козлиного мощного бедра поднялся над позвоночником семилетки. Как копыто, размером с регбийный мяч, сквозь хрустящий короткий писк умяло детское тело в щель между дверьми лифта. Как потек фарш под ногами в шахту, как двери не закрылись из-за препятствия в виде маленькой головы. Два копыта превратились в табун, выпрыгивая чечетку на останках ребенка, пока в кабине не осталось лишь несколько мышц и разводы крови. Андрей успел подумать, что он не хотел бы прерывать ужин с Лилей допросами полиции в ее же подъезде. Поэтому наблюдал, как его собственный язык удлинился и расширился, покрылся шершавыми сосочками, как у кошки, а ему даже не пришлось наклоняться, чтобы кончик достал до пола. Наблюдать, как язык, словно швабра, слизывает с пыльного пола кабины лифта кровь ребенка, чувствовать на языке кислое железо и вяжущую, словно хурму, грязь из-под чужих сапог.
Чувствовать все это. И наслаждаться телом Лили под ним.
Андрей думал, это можно было назвать тройничком. Демон не думал старательно прятал клыки, чтобы не располосовать нежную кожу бедер, пахнущую заварным кремом.
Так и провели ночь один в сладостном помутнении и соревнованиях по внутренней борьбе. Другой в предвкушении и удовлетворении чувства собственничества, а третья в трепетном беспамятстве и абсолютно новом для нее чувстве влюбленности.
Наутро он готовит ей крепкий ароматный кофе, предварительно выкинув три разбитые в спорах с самим собой чашки, и целует в уголок губ, когда Лилия убегает на работу.
Вечером Андрей отменяет свидание: накопившееся смятение выплескивается особенно кроваво наутро все газеты пестрят заголовками о новом серийном убийце психопате, что буквально, без преувеличений, размазывает людей по стенам и забирает некоторые части тел.
Хранятся они, как в старом мультфильме, в самом надежном месте.
Некрасов только надеется, что его не запрягут писать про это иначе Аббадон захлебнется от хохота над гадкой иронией.
Гнев
Едва перевалило за полночь, а кажется, дело движется к рассвету темное небо грязно серого цвета медленно выцветает и становится выше. А если долго смотреть на облака, забываешь, как дышать.
Они сидят на террасе кафе после ночного сеанса какого-то ужастика и молчат. Некрасов удивлялся поначалу, почему Лил не требует объяснений его ночным прогулкам она будто его понимает без слов, видит больше.
Черт, ручка кончилась, ворчит Андрей, разгадывая кроссворд на листке под блюдами, разложенных на каждом из столов. Дашь свою?
Лиля протягивает ему письменный предмет, гладит по руке и увлеченно пускает пузыри в сок, дуя в трубочку.