Страстью к путешествиям страдала еще одна долгожительница Мария Кармо Геронимо, которая на небольшой парусной лодке приплыла из Сан-Паулу на карнавал в Рио-де-Жанейро. Она постаралась убедить журналистов, что ей 124 года, хотя и не могла представить доказательств. Заинтригованные ловцы сенсаций побывали в окрестностях Сан-Паулу, где живет Геронимо, и выяснили у местного священника, что он очень давно видел в регистрационной книге секты баптистов запись о рождении этой женщины в 1871 году. Потом секта перестала существовать, и книга исчезла.
Сама долгожительница рассказывала, что до 1888 года она была рабыней, потом вышла замуж и всю жизнь прожила в прибрежной деревушке, рыбачила и трудилась на земле. Поскольку женщина была малограмотной, а ее рассказы об ужасах рабства были красочны и полны удивительных подробностей, о которых Геронимо не могла нигде прочитать, журналисты решили, что она говорит правду о своем возрасте.
Крохотная (ее рост 125 сантиметров) энергичная старушка каждый день ходила на мессу в католическую церковь за несколько километров. Она хорошо видела и часами копалась в своем розарии, стараясь вывести новые сорта цветов.
К особому типу путешественников можно также отнести долгожителей-иммигрантов. Всем известно, что пожилому человеку бывает психологически сложно сменить даже комнату в квартире, что уж говорить о смене страны, климата, менталитета. Особенно если это случилось в столетнем возрасте! Однако такие случаи не редкость.
Исаак Соломонович Видрин родом из известного на Украине семейного религиозного клана. Три брата и сестра с семьями, в полном составе собирались уехать в Аргентину еще в самом начале прошлого века, но тогда было не принято отрываться друг от друга и переезжать в разное время. Но пока все собирались и решали, куда, как и когда ехать, началась Первая мировая война. А потом революция 1917 года.
В первый раз он произнес слова еврейской молитвы за учителем хедера почти столетие назад. И произошло это на Украине, в Кременчуге. Потом ешива в Любавичах, куда его принимал знаменитый ребе Шнеерсон. Исаак Видрин был в числе самых первых выпускников ешивы, чьи имена занесены в специальную Золотую книгу. Именно там он стал истинно верующим.
Позже его вера многократно подвергалась гонениям со стороны властей предержащих. Но даже в тяжелые годы сталинских репрессий и разгула религиозных преследований Исаак Соломонович не изменил себе. Когда не существовало официально разрешенных, он молился в подпольных синагогах.
Но самым важным в своей жизни он считал тот факт, что никогда не работал в субботу. Представьте себе, чего это стоило ему, главному бухгалтеру промышленного предприятия, в те годы, когда суббота для всех была обычным рабочим днем. Исаак Соломонович переехал в Америку, когда ему исполнилось 99 лет!
Еще один показательный пример. Журналистка Софья Раскина встретилась с Бертой Павловной Француз, когда ей исполнилось 96 лет. Она родилась в 1900 году, жила в Бруклине, а когда-то сдавала вступительный экзамен в Петербургскую консерваторию самому Александру Константиновичу Глазунову. И помнила тот экзамен в подробностях.
Случилось так, что 1 августа 1914 года они с мамой отдыхали на роскошном немецком курорте Висбаден и в одночасье сделались врагами педантично-вежливой и только что гостеприимной Германии, вступившей в войну с их родиной. Потом были ежедневные длинные очереди в полицию, чтобы зарегистрироваться в качестве иностранцев. Потом тихая гостиница «Одесса» в Берлине, приютившая всех русских, застрявших здесь и растерянных, и звон разбитых стекол, и крики озверевших юнцов. Потом корабль, который вывез их в Россию по заминированному Балтийскому морю.
В России оказалось не слаще. Начался голод, и жизнь выкинула их из Петрограда в Харьков. Потом были погромы в Могилеве, страх за родителей, и никакой уверенности, что когда-нибудь все это наконец закончится. Возвращение в Ленинград не принесло успокоения началась Вторая мировая война. Муж и сын ушли на фронт, а Берту Павловну эвакуировали в Удмуртию.
В то же время в удмуртский город Сарапул эвакуировали из занятого фашистами Друскининкая пионерский лагерь, сразу ставший детским домом. В нем находилось около двухсот детей литовских, еврейских, польских, русских Берта Павловна на несколько лет стала для них и доктором, и поваром, и сиделкой. После войны она вернулась в Ленинград, а в США эмигрировала в 90-х годах, когда ей уже перевалило за 95.
А российскому эмигранту Зиновию Зимину понадобилось 100 лет, чтобы осуществить свою давнюю мечту переехать в Америку. «Каждый день я жил в надежде, что когда-нибудь обрету мир и свободу в этой прекрасной стране, говорил Зиновий, старейший из эмигрантов. Я думаю, мое сильное желание оказаться на американской земле поддерживало меня всю жизнь и позволило дожить до преклонного возраста».
Когда Зимин готовился к поездке, все говорили: «Бедный Зиновий, он слишком стар для этого. Ему будет очень тяжело». На что он отвечал: «Чепуха! Самые тяжелые времена остались позади, у меня все еще впереди». Конечно, 18-часовой перелет это не шутка, но ему не терпелось осуществить свою мечту.
Зимин родился в маленьком сибирском поселке в 1885 году в семье из десяти человек. Несмотря на то что его отец служил в царской армии, семья всегда жила в нужде. В дальнейшем профессия железнодорожного строителя привела Зиновия в Одессу, где он женился. Его жена Нина умерла в 1955 году.
Зиновий помнил революцию 1917 года и становление социализма. Как человек, немало поживший, Зиновий видел много хороших людей, но и много плохих. Он видел умирающих от голода людей, кормящих крошками хлеба своих детей; родителей, заворачивающих от холода грудных детей в газеты.
Свое 110-летие Зиновий Зимин встретил уже полноценным гражданином США. Нора Ленхофф, директор Еврейского центра в Портленде, штат Орегон, подтвердила, что Зимин старейший из тех, кто решился эмигрировать в США в столь преклонном возрасте.
Однако мировой рекорд все-таки принадлежит не Зимину, а Циппоре Матаевой, которая эмигрировала к своему сыну в Израиль в возрасте 111 лет! Большую часть своей жизни она прожила в Чечне. Такой пожилой иммигрантки не было за всю историю Израиля. Однако сама Циппора к пожилым себя никак не относила: «Я до сих пор активно хозяйничаю. Принципиально не принимаю никаких лекарств. Так что я во многом смогу помочь семье, с которой наконец-то воссоединилась, в том числе моему любимцу-несмышленышу, 74-летнему сыну».
Наш соотечественник Александр Иванович Халутин, генерал-майор авиации, в свои 87 лет тоже любил смотреть на мир. Но делал это из-под купола парашюта.
Александр Иванович прошел всю войну, командовал полком летчиков-истребителей. Одно из ранений практически полностью лишило его глаз. Врачи сделали невозможное, и Халутин не только остался в строю, но и долгое время служил в армии после войны. Всю жизнь его неизменно тянуло в небо.
Свой первый прыжок с парашютом он совершил в 1932 году. В конце 90-х годов он приземлился на Северном полюсе и стал участником ежегодной программы «Робинзонада», оставаясь на какое-то время в одиночестве на необитаемом острове. В дни празднования 850-летия Москвы пожилой парашютист парил в небе столицы.
В последние годы Александр Иванович прыгал в тандеме с инструктором. Когда его спрашивали, как долго он еще собирается смотреть на мир сверху, он отвечал: «Пока не перестанут меня брать в небо».
Если уж мы заговорили об экстремалах-долгожителях, совершающих свои подвиги в небесах, хочется упомянуть о летчике Михаиле Петровиче Девятаеве, о котором писал казанский журналист Евгений Ухов. Дело в том, что подвиг Девятаева мог бы возглавить список самых авантюрных побегов века. Угнать новейший самолет с десятью смертниками на борту с суперсекретной базы такого не знала история войны. А в конце прошлого века он встретил свое 80-летие. Несмотря на то, что прошел через фашистский концлагерь.
Вообще-то Девятаевым его сделала деревенская паспортистка, переврав в выданной ему для учебы справке родовую фамилию Девятайкиных. А его боевым позывным стало прозвище «Мордвин». Последний раз он услышал позывной в воздушном бою летом 1944 года, когда «фоккевульф» поджег его истребитель. «Прыгай, Мордвин, я приказываю!» прозвучал в наушниках голос командира. И он прыгнул прямо в лапы немцам
Кто тогда мог представить, что бежать из плена ему придется тоже воздушным путем! Сама история знаменитого побега хорошо известна. Десять советских военнопленных захватили немецкий «Хейнкель», чудом взлетели и через Балтийское море перебрались к своим.
Имя Девятаева для многих связано лишь с этим фантастическим побегом. И мало кто задумывался над тем, что, в сущности, военнопленный летчик вступил в немыслимый поединок с самим отцом «фау» Вернером фон Брауном, похоронив не только мечту Гитлера об «оружии возмездия», но и разрушив само ракетное гнездо и предотвратив тем самым, может быть, коварный ракетный удар под конец войны.
До побега базу на острове Узедом практически не бомбили о ней мало кто знал. А именно здесь испытывались многие военные новинки. Проходил, в частности, испытание первый реактивный самолет, сбитый впоследствии Кожедубом. Девятаев своими глазами видел, как немцы готовят в последний полет бомбардировщики-камикадзе: отработавший ресурс самолет начиняли бомбами и взрывчаткой, с ним спаривали истребитель с дублирующей системой управления. В нужный момент пилот отделялся от бомбовоза и наводил его на заданную цель.
Сбежавший летчик представил командованию не только карту базы Пенемюнде, но и указал на ней расположение ракетных площадок. Поначалу задумывалась операция с высадкой на остров десанта, чтобы освободить пленных и завладеть таинственным оружием. Но этот вариант не прошел. В течение нескольких дней советская авиация беспрестанно бомбили остров, стерев с лица земли и базу, и концлагерь
Как выяснилось позже, уже была одна попытка уничтожить засекреченный объект. За полгода до переброски Девятаева на остров военнопленные совершили не менее дерзкий коллективный подвиг взорвали завод по производству кислорода, надолго затормозив работы по созданию «Фау». Всех участников диверсии расстреляли и закопали в общей яме за лагерем. После войны Девятаев присутствовал при их перезахоронении. Останки мучеников-интернационалистов уложили в гробы и, накрыв национальными флагами, заново предали земле. Сейчас на этом месте стоит обелиск.
Но об этом факте, как и о самом девятаевском побеге, стало известно лишь много лет спустя. Бывшего узника фашистских концлагерей ждали свои лагеря советские. Сталинское клеймо: был в плену, значит, изменил родине, тяжким временем давило на судьбу Девятаева еще долгих 12 лет, пока казанский писатель Ян Винецкий не «открыл» его, как некогда Борис Полевой Маресьева. А до того были годы унижений, подозрений, поражения в правах
В послевоенной стране летчику-асу не нашлось работы ни в родном селе Торбеево, ни в Казани. Узнав о его военном прошлом, в речном порту специалиста с дипломом речника приняли разнорабочим. Полторы навигации он был ночным дежурным по вокзалу, потом устроился прорабом монтировать портовые краны. Но и тут ему «шили» дела о «вредительстве»: то якобы соль в раствор подсыпал, то дрова рабочим раздал
«Эти годы были потяжелее концлагеря, вспоминал Девятаев. Не поверите, когда вышел указ о награждении меня Золотой Звездой, я от нервного потрясения весь покрылся язвами, как рыба чешуей! 80 процентов тела было поражено. Выпали волосы. Ужас! Не знали, как меня лечить. Спасибо, один профессор посоветовал: тебе, Миша, нужен температурный шок. Была поздняя осень. Я прыгнул в ледяную воду, после чего долго пробыл на сквозняке. Несколько дней горел в жару, температура за 40, но хворь, и в самом деле, как рукой сняло».
Надо сказать, с наградами Девятаеву фатально не везло. За боевые заслуги его представили к Герою еще в войну, и наградные документы были отправлены в штаб. К несчастью, штаб сгорел в него попала бомба. В летной биографии Девятаева есть еще один полет, не менее драматичный, чем побег из Пенемюнде, за который он получил орден и генеральский браунинг. Правда, летел он не на боевом самолете, а на воздушном извозчике ПО-2.
Был приказ вывезти раненого генерала. В полете его самолет обстреляли немцы. С трудом отыскав нужное село, Девятаев кое-как приземлился. И узнал, что генерала час назад отправили поездом, над которым его недавно обстреляли! Михаил поднял свой тихоход, догнал поезд, посадил машину возле полотна и, размахивая руками, бросился наперерез паровозу. Машинист не затормозил, состав промчался мимо. Лишь со второй попытки его удалось остановить, но летчику пришлось садиться чуть ли не на шпалы. «Назад, на станции фашисты!» прокричал Девятаев. Раненого пересадили в самолет Прощаясь, генерал подарил летчику свое личное оружие, а через несколько дней был получен приказ о награждении Девятаева вторым орденом Красного Знамени.
Испытаниями Девятаева не удивишь. В войну приходилось испытывать боевые машины. После награждения Золотой Звездой он, уже будучи капитаном, доводил до ума первую «Ракету». Теплоходы на подводных крыльях были в новинку, и приходилось совершенствовать конструкцию на ходу. Но в его жизни был самый страшный испытательный полигон в концлагере Заксенхаузене. Вот фрагмент из воспоминаний Девятаева.
«Нас называли «топтунами» мы ходили по 45 километров в день с пудовым ранцем за плечами. В ранце был песок. По утрам мы обували ботинки или сапоги различных форм и фирм и весь день испытывали эту обувь на прочность. Трасса состояла из нескольких участков: один вымощен булыжником, другой усыпан щебенкой, третий песком. Особенно изнурительным и коварным был участок с крупными камнями на нем люди ломали ноги, падали Каждый «топтун» обязан был давать обуви максимальную нагрузку. 42-й размер ботинок, например, должен принять вес в 65 килограммов. У кого вес был меньше, тому в рюкзак добавляли песок.
Тащимся с ношами на горбу в четыре шеренги. Там, где круг замыкается, сидит счетчик. Когда проходит колонна, он откладывает палочку для учета. Кто «вытопчет» норму в 45 километров и не упадет, получает дополнительно 45 граммов хлеба «девяностый круг!» произносит кто-то с облегчением. Девяностый это последний. Значит, еще на день ты получил у смерти отсрочку»
Михаил Петрович Девятаев умер в ноябре 2002 года на 85-м году жизни.
Но не только отечественные ветераны войны могут дожить до преклонного возраста. Американскому ветерану, жителю чикагского пригорода Гэри, Гасу Краусу в 1997 году исполнилось 103 года. День Памяти павших совпадал с днем рождения Крауса, и на городских парадах его встречали плакатами: «Самый старший ветеран города».
Кстати, в штате Иллинойс он занимал лишь второе место по долголетию. Его обошел житель маленького городка Квинси Флойд Дэминг, которому на двенадцать дней раньше, чем Краусу, тоже исполнилось 103 года.