Официальные переговоры и приём Великого Посольства имел место лишь 12 дней спустя. Ф.А.Головин в приветственной речи к курфюрсту объявил официальную цель русских подтвердить антитурецкий союз и активизировать военные действия против Османской империи. Фридрих-Вильгельм лишь в общих чертах заявил о своей готовности содействовать Москве делом, но в своём ответе даже не упомянул главных противников Священной Лиги турецкого султана и крымского хана. 24 мая курфюрст пригласил русских послов и «знатных волонтиров» к себе на ужин. Здесь-то и состоялся дебют Петра на дипломатическом поприще.
Хитрый курфюрст сразу предложил Петру договор о вечной дружбе. Какой бы слабой ни была Россия, а договор с московским царством мог вполне поднять авторитет Кёнигсберга. Вечная дружба была нужна и Петру, и он с удовольствием пошёл навстречу курфюрсту. Но когда русские стали изучать текст проекта, то неприятно удивились. Первые четыре статьи представленного проекта договора возражений не вызывали: вечная дружба, выдача преступников, обучение русских в Бранденбурге военному делу и торговля, всё это было на руку и Москве. Но вот остальные три статьи таили подвох и оказались неприемлемы. Статья 7, к примеру, требовала, чтобы бранденбургским послам оказывали такие же почести, как послам великих держав (Австрия, Франция, Швеция, Голландия) и могла вызвать нежелательную реакцию у австрийского кесаря, патрона курфюрста. Статья 2 оборонительный союз фактически сталкивала Россию со Швецией, а это в планы Петра пока не входило2. Статья 3 предлагала курфюрсту гарантии на cуверенитет над Пруссией, принадлежавшей когда-то Польше. Всё это тоже могло помешать планам Петра, направлявшегося в Европу с предложениями дружбы и сотрудничества.
Но Петру не хотелось ссориться и с курфюрстом, а Фридрих был настойчивым малым, и царь нашёл выход: договор не подписывать, а договориться обо всём устно: мол, гарантия соблюдения договоров не на бумаге, а в совести государей, и судить о нарушении ими договора может только Бог. Так и поступили: договорились устно, пожали руки, обнялись и поцеловались. Курфюрст не был в обиде свой клок шерсти в том или ином виде он с паршивой овцы всё-таки получил.
В Кёнигсберге Пётр учился артиллерийскому делу у подполковника фон Штернфельда. Учитель выдал царю аттестат, в котором свидетельствовал, что «господин Пётр Михайлов за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может».
22 июня 1697 года царь отправился в Пиллау, где для него были приготовлены два корабля. Здесь пришлось задержаться из-за событий в Польше, где в это время решался вопрос о польском короле. Претендент Австрии и России курфюрст Август Саксонский боролся за трон с французским принцем де Конти. Как и в наши достославные времена, выборы короля Речи Посполитой проходили в обстановке «чёрных пиаров», грязных технологий, клеветы, подлога и обмана. Французы делали ставку на деньги и католическую церковь Польши, австрийцы на деньги и военную силу, а русские на пригожую личность Августа Саксонского, потому что ни денег, ни войска Москва дать не могла. Польская шляхта, расколотая на противоборствующие лагери, с большим усердием включилась в «предвыборную кампанию», надеясь на получение от победителя солидного куша, то есть злотых.
По прибытии в Пиллау Пётр получил от Августа просьбу ввести в Польшу 60-ти тысячное русское войско под водительством князя М. Г. Ромодановского. Царь высказал претенденту свою искреннюю поддержку, но войска не дал оно было ему нужнее дома. Впрочем, свою искреннюю поддержку саксонцу русские, скорее всего, скрепили какой-то денежной суммой, но об этом история хранит молчание.
Часть пути из Пиллау прошли морем, а потом высадились в Ганновере, опасаясь французских кораблей, осуществлявших блокаду Балтийского моря. В деревне Коппенбрюгге Петра встретили супруга Фридриха III София-Шарлотта и её мать, курфюрстина Ганновера тоже София. Обе Софии сгорали от любопытства увидеть молодого царя и уговорили его отобедать с ними. Будущий король Пруссии снабдил их подробнейшей информацией о только что закончившемся визите царя в Бранденбург и поручал жене и тёще собрать на него новые характеризующие данные. Запад уже триста лет тому назад мучился вопросом «Кто ты, вождь московитов?» и сгорал от нетерпения поближе и получше узнать московского царя.
Курфюрстины дали царю обед, на котором наш царь слегка осрамился, показав своё неумение пользоваться столовыми приборами и прибегая в основном к помощи своих рук. В течение нескольких часов они засыпали московского гостя вопросами, от которых тот страдал, как от уколов шпаги. В результате София Ганноверская выяснила, что «этот государь одновременно очень добрый и очень злой, у него характер совершенно характер его страны. Если бы он получил лучшее воспитание, то был бы превосходный человек, потому что у него много достоинств и бесконечно много природного ума», и послала это заключение зятю.
Жена же представила мужу более подробный отчёт о проделанной работе, вот отрывок из этого отчёта: «Он отвечал то сам, то через переводчиков и, уверяю вас, говорил очень впопад, и это по всем предметам, о которых с ним заговаривали Что касается до его гримас, то я представляла себе их хуже, чем их нашла, и не в его власти справиться с некоторыми из них. Заметно также, что его не научили есть опрятно, но мне понравилась его естественность и непринуждённость, он стал действовать как дома»
В светской беседе с дамами царь сказал, что не любит музыку и охоту, но зато сам строит корабли и заставил их потрогать свои мозолистые руки. Судя по всему, курфюрстины остались довольны общением с плохо воспитанным, но умным царём и отправились домой писать письма. Царь же облегчённо вздохнул он с трудом сдерживал раздражение по поводу появления двух «мокрых куриц» на его пути. Он не желал выступать в роли экспоната будущей своей Кунсткамеры, но хорошо запомнил уроки Франца Лефорта и Анны Монс, преподанные в Немецкой слободе, и с честью выдержал это испытание. Характеристики, данные царю в Ганновере, всё-таки делают честь незаурядным качествам курфюрстин, но Пётру это было уже не важно. Он спешил в главную страну своего посольства Голландию и в Ганновере засиживаться не стал.
7 августа Посольство прибыло в Саардам, а после недельного отдыха и осуществления протокольных мероприятий добралось до Амстердама. Посольство не торопилось представиться Генеральным Штатам, чтобы дать царю время ознакомиться с корабельным делом, в которое тот сразу окунулся с головой, не дожидаясь исполнения протокола. 1 сентября в Утрехте состоялась его короткая встреча с Вильгельмом Оранским, правителем Генеральных Штатов и одновременно королём Англии, а 17 сентября состоялся официальный въезд московитов в Гаагу.
25 сентября начались переговоры со Штатами, в которых участвовал и Пётр. Здесь царь, не умудрённый опытом переговорного процесса, сразу открыл все свои карты по отношению к голландцам и в обмен на помощь оружием и корабельными припасами в войне с турками предложил партнёрам право на транзитную торговлю с Персией и Арменией. Голландские купцы давно лелеяли надежду на выход к знаменитому «шёлковому пути», и царь надеялся на согласие голландской стороны. Но, к огорчению и удивлению русских, реакция голландцев была более чем сдержанная. Голландская сторона определённо не высказывалась, занималась «тягомотиной» и откладывала ответ от одного раунда переговоров до другого.
Послы Великого посольства не приняли во внимание результаты только что завершившихся в Рисвике переговоров, на которых т. н. Аугсбургская лига, куда входили Англия, Голландия и Австрия, принудили французского «короля-солнце» Людовика XIV к отказу от претензий на некоторые немецкие земли и подписали с Францией мирный договор. Теперь у лиги развязывались руки для участия в новой эпопее борьбе за испанское наследство. Король Испании дышал на ладан и мог в любой момент покинуть этот бренный мир, не оставив после себя наследника. Противостояние с Турцией, союзницей Франции, никак не входило в планы Голландии, Англии и Австрии, и они за спиной Москвы уже готовились к переговорам со Стамбулом.
На четвёртой сессии переговоров Великое Посольство получило окончательный отказ на своё заманчивое предложение. Втянуть Генеральные Штаты в Священную Лигу не удалось. Голландцы, правда, пошли на то, чтобы позволить царю завербовать в Голландии 800 морских офицеров, инженеров, врачей и матросов, но это было слабым утешением для царя.
Впрочем, пребывание Посольства в Голландии не прошло бесследно. Русские, благодаря Петру, кое-какого политеса всё-таки здесь набрались. Если бы в Москве накануне отъезда Головину или Возницыну сказали, что во время пребывания в Голландии им придётся принимать послов третьих стран, они бы сочли это грубым нарушением «порядка». Но в Голландии Великое Посольство не только принимало послов третьих стран (посла Швеции Лильенрота, бранденбургских послов фон Шметау и фон Данкельмана, английского посла графа Пемброка, датского посла фон Плессена и др.), но и наносили им ответные визиты. Россия входила в круг общения просвещённых европейцев.
Между тем, к сентябрю вопрос о власти в Речи Посполитой был решён, поляки выбрали себе королём Августа Саксонского, которого поддерживала Россия, хотя положение саксонца в Варшаве было неустойчивым. Его соперник принц Конти собрал 11-тысячное войско и, заручившись поддержкой литовского гетмана Сапеги, стал угрожать столице Саксонии Дрездену. Саксонский посол К.Г. фон Бозе чуть ли не ночевал в апартаментах Петра и умолял о помощи. И тогда Пётр пошёл на беспрецедентный в дипломатии шаг: 3 октября царь вручил Бозе грамоту на имя главнокомандующего русской армией М.Г.Ромодановского, в которой тому предписывалось немедленно выступить против Конти и его литовского союзника Сапеги3. Связь с армией была плохая, и царь рискнул довериться своему будущему союзнику по «троевременной» войне4. Пётр научился в Голландии работать топором, но конструировать корабли голландцы его не научили. За «корабельной архитектурой» нужно было ехать в Лондон, где королем был всё тот же Вильгельм Оранский. 9 января выплыли из Амстердама, а 11 января 1698 г. прибыли в Лондон. Можно было ожидать, что Вильгельм Оранский в Англии будет вести себя так же, как он вел себя в Голландии. Так оно и получилось: англичане ни за что не соглашались пойти навстречу пожеланиям России, высказанным в наказе думного дьяка Украинцева, но не мешали русским перенимать свой опыт. Царь знакомился со страной и морским делом, посещал заводы, фабрики, музеи, театры. Большое впечатление на него оказала английская система государственного управления.
Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему государю правду. Вот чему надо учиться у англичан, прокомментировал он увиденное.
В Лондоне царь заключил историческую для формирования будущих русских нравов сделку он договорился о продаже табака в России. Сделка с английскими купцами сулила высокие доходы казне, поэтому Петра в этом начинании поддержали все великие послы. «Табачный» договор подписывал приехавший из Голландии Ф. А.Головин царь, как «Пётр Михайлов», права подписи не имел.
25 апреля Пётр покинул Англию и вернулся в Голландию. Здесь его ждали неприятности. Стрелецкие полки, вызванные из Азова в войско М.Г.Ромодановского, проявляли недовольство. Пётр сразу почуял, что смута явно шла из Новодевичьего монастыря, где сидела свергнутая правительница Софья.
Поступили также сведения о распаде антитурецкой коалиции. Резидент в Варшаве Никитин прислал текст грамоты императора Леопольда, в которой сообщалось о мирных предложениях султана, сделанных через английского короля, и предлагалось назначить на мирные переговоры русских представителей. Вена сохраняла видимость приличий: Пётр уже получил от своих агентов шесть документов, которыми обменялись Турция, Австрия, Англия и Голландия по этому вопросу. Когда в марте 1697 года Великое Посольство покидало Москву, европейцы уже начали сговариваться с турками. Россию ставили перед фактом закулисной сделки, чтобы смягчить ей предстоящие переговоры австрийским кесарем.
14 мая на прощальной аудиенции с представителями Генеральных Штатов русские послы Лефорт, Головин и Возницын дали волю своему негодованию и открыто высказали своё отношение к вероломной политике голландцев, на словах заверяющих, что желают русским победы над турками, а на деле тайно посредничавших для заключения с ними сепаратного мира. Голландцы были обескуражены они были уверены, что их действия покрыты тайной, и потому пытались защищаться. Но русские прямо сослались на перехваченное ими письмо правительства Генеральных Штатов к кесарю Леопольду от 31 марта 1698 года, и голландцы «ничтоже сумняшеся, проглотили шляпу».
Итак, надо было ехать в Вену может быть, там удастся что-нибудь спасти из-под обломков Священной Лиги. 15 мая Великое Посольство тронулось в путь. По пути царь заехал в Дрезден, но с Августом не встречался. 11 июня посольство въехало в столицу Священной Римской империи. Пётр уже видел, что Австрию в союзе не удержать, а потому и не спешил. Слишком лакомым куском для австрийцев был испанский трон, и слишком заманчивой была возможность сокрушить своего заклятого врага Францию, которая, естественно, тоже ввязалась в борьбу за испанскую корону. Но и в безнадёжной игре нужно было попытаться сделать последние полезные шаги.
19 июня состоялась встреча царя с Леопольдом. Горячность, искренность и неопытность 26-летнего царя столкнулись с высокомерием, осторожностью и лицемерием 58-летнего императора. Царь проиграл. Хитрость и расчет победили энергию и молодой запал. Интересы обоих владык явно были противоположными, беседа велась по пустякам и не выходила за рамки светской куртуазности. Выходя от императора, царь в парке в пруду увидел лодку, запрыгнул в неё и сделал несколько кругов, чтобы восстановить душевное равновесие и сдержать прорывавшийся наружу гнев.
Официальные переговоры ещё предстояли, но без официальной аудиенции у императора их нельзя было начинать. Нельзя было забывать, что царь не являлся главой посольства! А для аудиенции у русских к тому же не оказалось подарков! Послали в Москву за мехами дворянина Борзова. А потенциальные союзники уже вели между собой и Турцией переговоры.
Тогда царь направляет канцлеру Кинскому записку с тремя вопросами:
а) Каково намерение императора воевать с турками или нет?
б) Если он хочет заключить мир, то на каких условиях?
в) Какие условия мира предлагают турки?
Кинский ответ затягивал он сначала хотел вместе с Венецией дать ответ туркам, а потом уже царю. Наглая бесцеремонность!
Кинский отвечает, что император хочет почётного и прочного мира, что мир будет заключён с сохранением сторонами своих территорий, на которых они находятся сейчас, а на третий вопрос Кинский вообще не удосужился ответить и вместо этого предоставил царю копию письма визиря и ответ австрийцев на него. Трюки были видны невооружённым глазом, но царь ссориться не хотел.