Таким образом, вещь сама по себе сжимается в реальный предмет опыта, как фантом Скруджа в столбик кровати. То, что мы можем сказать априори о вещах, относится к самим вещам, а не только к представлениям о них. Только теперь действительно оправдано суждение Когена о том, что «вещь в себе» обозначает не что иное, как воплощение всего знания, или бесконечную задачу познания. Теперь это уже не икс сомнительной загадки, а фактически икс бесконечного уравнения, которое мы должны решить в ходе постоянно развивающегося исследования. Если это так, то теперь, когда призрак вещи-в-себе освобожден от заклятия, мы также не должны больше использовать это имя в сфере познания. Бесконечная задача, которую мы решаем теоретически и практически, не нуждается ни в том, ни в другом.
Примечания
1) К соответствующим работам относятся: Georg Plechanow, Beiträge zur Geschichte des Materialismus, Stuttgart 1896 Konrad Schmidt, Kritik zu vorgenanntem Buch im «Sozialistischen Akademiker», Juli- und Augustheft, 1896.
К. Шмидт, О книге Кроненберга «Кант его жизнь и учение», Vorwärts, 17 октября 1897 года, 3-е дополнение
Эдуард Бернштейн, Реалистический и идеологический элемент в социализме, в «Die neue Zeit, Heft 34 und 39, Stuttgart 1897/98
Г. Плеханов, Бернштейн и материализм, там же, выпуск 14
Г. Плеханов, Конрад Шмидт против Карла Маркса и Фридриха Энгельса, там же, выпуск 5, 1898/99 г.
К. Шмидт, Некоторые замечания о Плеханове, там же, выпуск 11
Г. Плеханов, Материализм или кантианство, там же, выпуски 19 и 20
Д-р Ч. Шитловский, полемика Плеханова против Штерна и Конрада Шмидта, «Sozialistische Monatshefte», июнь / июль 1899 г.
2) «Die Neue Zeit», выпуск 5, 1898/99, стр. 136
3) «Die Neue Zeit», там же, стр. 326
4) Кант, Критика чистого разума, под редакцией Кербаха, стр. 18
5) Милль, Система дедуктивной и индуктивной логики, перевод Шиля, 3-е немецкое издание I, стр. 371.
6) Здесь необходимо обратить внимание на выражение «восприятие изменений». Кант говорит (KEHRBACH стр. 181), что понятие изменения не заключается в восприятии различных состояний, а добавляется. Это ни в коем случае не противоречит тому, что только что было сказано. Ибо восприятие различных состояний еще не есть восприятие как единый объективный процесс.
7) КАНТ, Критика чистого разума, издание KEHRBACH стр.134
8) Когда ПЛЕХАНОВ повторяет старую мысль о том, что позиция КАНТА в отношении «вещей в себе» в первом издании иная, чем во втором, он путает простое изменение фронта полемики с фактическим изменением. В первом издании Кант выступает только против тех, кто хочет прийти к вещам на основе простого разума; во втором издании он также выступает против тех, кто утверждает, что он материальный идеалист. Выдержка (KEHRBACH 283) из 1-го издания (стр. 251) о том, что из понятия видимости следует, что ей соответствует нечто, что не является видимостью, ясно показывает, что и здесь он ни в коем случае не занимает материально-идеалистическую позицию.
9) Neue Zeit, 1898/99; Номер 20, Страница 629
10) EMIL LAAS, Kants Analogies of Experience, page 94 ff. Когда я начал читать этот отрывок его времени, я подумал, что это горькая ирония, но, к сожалению, оказалось, что Лаас был чертовски серьезен.
11) HERMANN COHEN, Kants Theory of Experience, 2-е издание, страница 519.
12) COHEN, там же, стр. 141f
13) Пол НАТОРП, Социальная педагогика, стр. 25
14) КАНТ, изд. KEHRBACH, стр. 95 «Приведение синтеза к терминам».
15) КАНТ, там же, стр. 76
16) То, что, скорее всего, в первую очередь привлекает внимание именно движение, а не отдых, не влияет на приведенное выше изложение. Здесь речь идет лишь о том, чтобы схематично обсудить основные отношения в их возможности.
17) Системы, не основанные на совокупности условий опыта, могут быть сами по себе чрезвычайно последовательными; но они не имеют ничего общего с опытом. Они представляют собой математическую метафизику, совершенно аналогичную прежней метафизике разума, которая, будучи последовательно проведена, также приводит к последовательным системам, часто истинным логическим произведениям искусства, которые только, к сожалению, терпят неудачу, когда соотносятся с естественным опытом.
18) HERMANN HELMHOLTZ, Die Tatsachen in der Wahrnehmung, page 34f
LITERATUR Franz Staudinger, Der Streit um das Ding ansich und seine Erneuerung im sozialistischen Lager, Kant-Studien 4, Berlin 1900.
Предмет восприятия
В томе VIII, выпуск 2/3 " Кантоведения» Август Мессер из Гиссена оспаривает утверждение, сделанное мною в первом выпуске, о том, что Кант смешивает психологический и критический подход. Несмотря на свою краткость, я полагал, что ясно показал основу ошибки Канта. Ответ Мессера, однако, показывает мне, что это, должно быть, не так. Дело в том, что на меня нападают по вопросу, который я даже не вводил в дискуссию, и с доводами, которые частично содержат именно то, что я отрицаю, что, следовательно, должно быть доказано мне с их точки зрения, но которые ничего не могут доказать. Поэтому я должен снова предпринять попытку поднять камень вверх, надеюсь, на этот раз с большим успехом. Пусть новая дискуссия сначала состоится в связи с теми предложениями Мессера, с помощью которых можно легче всего развить те различия, которые важны для меня.
На странице 321 Мессер говорит, что «между восприятием (1) и предметом» не проводится никакого различия в обычном понимании. Если, например, в результате сенсорной иллюзии или ошибки «факт восприятия и познания» приходит в сознание как таковой, то «предполагается без лишних слов», что «в познании, по крайней мере, правильном познании, внешний мир воспринимается таким, каков он есть сам по себе».
В этих высказываниях мы должны сначала выделить и удержать одну мысль: Затем, когда мы осознаем ошибку, в сознание приходит факт восприятия и познания как такового. Таким образом, инстинктивно проводится различие между предметом и понятием. Оставим прежде всего без внимания следующее утверждение Мессера и предположим, что в познании, которое считается правильным, наивное сознание воспринимает внешний мир таким, каков он есть сам по себе. Затем это самое сознание, в момент констатации ошибки, различает между теми содержаниями, которые оно правильно отнесло к определенному предмету, и теми, которые оно отнесло к нему ошибочно. При этом, однако, оно инстинктивно меняет точку зрения наблюдения. Он больше не относится непосредственно к предмету, а размышляет об этом отношении как о своей собственной деятельности сознания. Это становится еще более очевидным в момент сомнения; например, когда я сомневаюсь, означает ли светлая полоса на той горе снег или осыпь. Тогда два способа отношения к предмету проявляются поочередно. Каждое из ментальных содержаний пытается соотнести себя с предметом. Рефлексия по отношению к объекту и рефлексия по отношению к психике ходят туда-сюда. И как только вопрос решается по какому-то признаку, одна из двух мыслей тут же прочно связывается с предметом, а другая как «ложная идея» отражается в психике. Мы уже не обращаем внимания на то, что только что пытались связать их с предметом, и точно так же не обращаем внимания на мысль, которую теперь связываем с предметом, потому что только что сомневались в этой связи и спрашивали, не существует ли идея без предмета. Таким образом, само наблюдение ошибки и сомнения доказывает, что даже наивное сознание умеет различать эти два типа отношений. Оно различает их посредством акта соотнесения идеи с тем или иным образом. Конечно, оно не может легко практиковать размышление над этим актом. Но он, несомненно, основан на двойном отношении к предмету восприятия и к психике, как мы позже будем называть этот предмет.
После этого наблюдения, однако, приходится усомниться и в условно принятой ранее мысли Мессера, что наивное сознание понимает цветной и звучащий мир восприятия как мир «как он есть в себе» и полагает, что оно просто изображает его в себе. Это отнюдь не так. Здесь следует различать естественное восприятие и наивное осмысление этого восприятия. Что касается последнего, то предложение Мессера часто может быть верным. Но при ближайшем рассмотрении реального восприятия, например, самого «цветного и звучащего» колокольчика, оказывается, что такое рефлектирование является самообманом.
Тотальное восприятие как таковое сразу и инстинктивно проводит различие между тем, что дают ощущения, и тем, что приписывается «вещи в себе». Это ясно уже из того, что звуки, тактильные ощущения и т. д. с самого начала понимаются им не как компоненты, а как эффекты вещи. В случае с лицевыми ощущениями, действительно, при поверхностном наблюдении кажется, что цвет и яркость примыкают к самой вещи. Но только обратите внимание на следующее: Восприятие объясняет колокол, который сияет на солнце, который чернеет на пасмурном небе, который в сумерках едва позволяет различить его очертания, который затем становится совершенно невидимым и снова становится видимым утром как тот же самый колокол. Поэтому она инстинктивно абстрагируется от цветов как от модификаций, которые возникают только при определенных условиях. Только комплекс отношений величины уже является «колоколом» для восприятия, как и для научного сознания. То, что является просто знаком, или то, что просто заставляет нас воспринимать вещь, которая иначе осталась бы скрытой от нас, совершенно инстинктивно и непосредственно отделяется от впечатлений или ощущений в восприятии. С другой стороны, тот факт, что колокол находится в определенном месте, определенного размера, постоянно висит там, объясняет восприятие непосредственно детерминациями, присущими самому колоколу, даже если, как ночью, он вообще не воспринимается, более того, если бы он вообще не воспринимался.
В языке, конечно, мы говорим, что колокол «черный, блестящий», точно так же, как мы говорим, что колокол «такой-то и такой-то большой, такой-то и такой-то тяжелый». Язык выражает не восприятие как таковое, а уже размышления о восприятии, которые сливают нас с ним воедино и должны быть снова разделены путем тщательного анализа. При точном и очень простом анализе, однако, реальное изложение восприятия проявляется наиболее ясно. Поэтому столь же ясно обнаруживается, что ощущения как эффекты, как отношения предметов к да, к чему? к чему? В восприятии, очевидно, ни к чему иному, как к самому себе, которое также воспринимается в пространстве, эмпирическому «я». О том, что следует различать в этом как сознание, само восприятие ничего не говорит. Это размышление открывает нам, как справедливо сказал Мессер, ошибку, или, как говорилось выше, уже сомнение, но не восприятие.
Поэтому мы должны различать три вещи:
1. естественное восприятие в его непосредственном отношении к своему предмету, к природе, представляемой в нем как существующая сама по себе,
2. восприятие, взятое для себя как предмет,
3. восприятие как фактор сознания, т.е. в его отношении к «Я».
Эти три вида предметных отношений, которые непрерывно соединяются и разъединяются в акте восприятия, должны быть самым резким образом отделены друг от друга в рефлексии над ними.
Таково аналитическое положение дел, которое изначально находится перед нами и которое мы должны продолжить, прежде чем осмелимся задать столь далеко идущие вопросы о «почве», на которой «покоятся» все эти отношения. Прежде чем приступить к вторичным размышлениям об отношениях, необходимо установить сами отношения. Здесь, конечно, кроется настоящая трудность. Если в реальном восприятии мы инстинктивно устанавливаем эти различия и отношения, то в рефлексивном наблюдении наш взгляд легко блуждает без порядка по содержанию восприятия как такового, по одной из его сторон, по тому, что восприятие это действие сознания и т. д. Это означает, однако, что" предмет» восприятия находится «в покое». Это означает, однако, что изменяется сам" предмет» наблюдения. Если при активном восприятии предметом является «гора», «дом» и т.д., то здесь предметом становится восприятие. Если в активном восприятии «гора», «дом» и т. д. является предметом, то восприятие горы, дома, в свою очередь, становится предметом нового наблюдения, или даже само сознание становится предметом, с которым связано восприятие. Так как взгляд перескакивает с одной точки зрения на другую, возможно, оставаясь привязанным ко всем видам промежуточных отношений, сама вещь, от которой все зависит, "предмет», становится запутанной. Предмет одного способа смотреть на вещи смешивается с предметом другого способа смотреть на вещи, и из этого делаются всевозможные поспешные выводы.
Для того чтобы то, что последует далее, было легче понять, возможно, будет хорошо сразу привести несколько примеров. Если мы воспринимаем предмет активно, то, как было показано, ощущения, которые появляются, исчезают и даже меняются в разные моменты, непосредственно вытекают из определений предмета как такового. Если же мы размышляем о единичном восприятии, то есть о частичном восприятии как таковом, то мы ничего не замечаем. Из этого единственного наблюдения ощущения и пространственно-временные детерминации как бы сливаются в неразличимое целое. И даже предмет, к которому активное восприятие относится без лишних слов как к чему-то отличному от него, как к чему-то независимому, отступает далеко в этом рефлексивном наблюдении, или, скорее, становится воспоминанием о чем-то, что вызвало взгляд или ощущение. Лишь когда мы остро взглянем на восприятие в целом, эта видимость снова исчезает и в сознание приходят правильные факты.
Если, кроме того, мы размышляем таким образом, что рассматриваем восприятие или даже весь перцептивный контекст как фактор сознания, соотнося его с сознанием, психикой, «Я» или как бы его ни называть, он предстает как чудесный, самодостаточный контекст, как единство апперцепции, в котором предмет теперь есть не что иное, как единство-мысль. Связь отдельной вещи, как и связь целого, является здесь самим предметом. Для того чтобы снять иллюзию, мы должны снова вспомнить об активном восприятии. Иначе отсюда первоначальное направление связи безвозвратно скрывается от нас.
Но последнее направление отношений это именно то, с которого начинает Кант. Он всегда возвращается к нему как к основному отношению. Именно эту точку зрения он канонизирует как «трансцендентальную». И действительно, он не мог бы выбрать более подходящего слова. Ибо если реальное восприятие делает трансцендентальное утверждение, что его определения действительны для предмета, который существует совершенно независимо от него, то эта точка зрения говорит, что они, конечно, обозначают предмет, но этот предмет есть единство лишь по внешнему виду.
В своем предыдущем эссе я противопоставил эту точку зрения суждению восприятия и защитил правоту суждения восприятия, показав его незаменимость. Итак, вот с чего следует начать, желая опровергнуть его. Необходимо доказать, что так называемая трансцендентальная точка зрения верна и эффективна, а трансцендентальная точка зрения восприятия ошибочна и неспособна к эффективности. Но это доказательство не должно с самого начала вестись от спорной точки зрения и с ее аргументами. Ибо тогда уже предполагается доказанным то, что должно быть доказано.