Отец, я ваш сын Ахмет. Вы, может быть, уже забыли меня. Я лишился вас совсем маленьким. Сейчас вы узнаете все, что с вами произошло, сказал доктор и предложил мулле одеться.
Фатхулла-хазрет был немало изумлен тем, что какой-то мужчина с седой бородкой, с виду русский, заявляет, будто он его сын Ахмет. Но решил сперва все же одеться, ибо был совсем наг, а потом уже разглядеть стоявшего перед ним человека. Быть может, его глаза плохо видят? Поэтому, не возражая, взял из рук Ахмета-эфенди одежду. Каково же было его удивление, когда обнаружил, что одежда сплошь «русская»; теперь-то он не верил ни ушам, ни глазам своим. Уж не снится ли ему все это?
Хазрет размышлял долго, его охватил страх: не иначе, как эти двое миссионеры, сперва хотят одеть его во все русское, а после обратить в неверного; вот почему один из них, хотя и русский, говорит по-татарски и пытается уверить, что он его сын Ахмет.
Знакум, пожалуйста, не делайте меня русским, прошу вас, не насилуйте меня, попросил он Ахмета-эфенди.
Ахмет-эфенди снова повторил то, что говорил раньше, и объяснил, что хочет одеть его и увезти домой. Понятно, Фатхулла-хазрет не поверил и собирался было опять упрашивать, чтобы отпустили его, но, услышав, как профессор Муслимов на языке эсперанто сказал Ахмету-эфенди: «Какой упрямый!» решил, что перед ним немецкие миссионеры и они собираются обратить его в христианина. Обливаясь слезами, он стал одеваться.
Как ни пытались успокоить его профессор и Ахмет-эфенди, ничто не помогало Фатхулла-хазрет все больше убеждался, что имеет дело с немецкими миссионерами и ему придется пойти с доктором Ахметом».
В оригинале Фатхулла-хазрет, воскреснув, говорит (приблизительно, ибо некоторых звуков точно передающих звучание этих слов в русском языке нет): «Алла! Астагфирулла!» («Аллах! Да простит меня Аллах!» более точный перевод) Сравним с «Собачьим сердцем»: когда собака Шарик превращается в человека, его первыми словами были «абыр» и «абырвалг». Шарик, будучи собакой, умел читать, но одну из вывесок читал справа налево. «Абыр» и «абырвалг» означало «рыба» и «главрыба». Шарик, как Фатхулла, читал справа налево. Ведь Фатхулла читал по-арабски, в его время и в татарском языке использовался арабский алфавит, а по-арабски читается справа налево. Слова «Алла, астагфирулла» и «абыр, абырвалг» даже немного созвучны друг другу.
В повести «Фатхулла-хазрет» профессор и доктор общаются иногда на языке эсперанто, который Фатхулла принимает за немецкий язык. В повести «Собачье сердце» есть упоминание о том, что профессор и доктор общаются по-немецки.
Есть и не такие точные совпадения в деталях, которые можно тоже считать отсылками к повести Амирхана. Например, в воображении пса Шарика некий председатель говорит своей любовнице: «Я теперь председатель, и сколько ни накраду все на женское тело, на раковые шейки, на абрау-дюрсо. Потому что наголодался я в молодости достаточно, будет с меня, а загробной жизни не существует». Здесь упоминается о загробной жизни, а у Амирхана показана загробная жизнь Фатхуллы-хазрета. Эта загробная жизнь отличается от жизни до смерти не в пространстве, ибо она проходит на той же земле, а по времени. Вообще, вера в грядущее воскрешение мёртвых существует и в исламе, и в христианстве. В христианстве вера в воскрешение мертвых догматизирована, входит в Символ веры, в исламе практически тоже (хотя строго говоря в исламе нет догматов в том смысле, в каком они есть в христианстве).
Итак, взяв пока только самое начало повести Амирхана мы можем найти несколько деталей, на которые в повести Булгакова есть отсылки. Это практически невозможно объяснить случайным совпадением. Если бы таких совпадений было одно-два, это легко было бы объяснить случайностью. Но здесь таких мест не одно-два, а гораздо больше.
Но кроме совпадений в мелких деталях, здесь есть и противопоставление. Это тоже видно с самого начала. Повесть Амирхана начинается с того, что о предстоящем оживлении Фатхуллы сообщается публично, в газете, сама операция по оживлению тоже проходит публично. У Булгакова публичных объявлений о предстоящей операции нет, потом уже, после операции, пойдут слухи, на основе которых выйдет газетная заметка. Cама повесть Булгакова по своим идеям во многом противопоставлена повести Амирхана, мы это увидим. Булгаков иногда как будто спорит с Амирханом
II. Булгаков спорит
Продолжим цитировать «Фатхуллу-хазрета».
«Автомобиль остановился перед семиэтажным каменным домом. Ахмед-эфенди вышел из автомобиля и хотел помочь отцу. Но Фатхулла-хазрет запротестовал:
Почему не везете меня к нашим мусульманам? Почему скрываете от меня мой дом? Ведь из-за вас я опоздаю на полуденную молитву. Что скажут люди, если увидят меня в час намаза в доме нечестивого русского?
Ахмет-эфенди не обращал внимания на его сетования, и Фатхулле-хазрету пришлось, проливая горькие слезы, вылезти из автомобиля и войти в дом.
Дома их ждали жена Ахмета-эфенди, дочери и сын. Дети были рады встрече с дедом и хотели его обнять, но доктор не разрешил подходить к деду близко и увел его в приготовленную для него комнату.
Фатхуллу-хазрета встретила молоденькая, миловидная горничная и предложила помочь снять цилиндр. Мулла не знал, как быть, он оказался как бы между двух огней: если цилиндр не снимать останешься в шапке язычника; если снять будешь с непокрытой головой, что опять не положено мусульманину. Но, поскольку цилиндр с его головы сняла молодая девушка, он предпочел остаться с непокрытой головой.
Фатхулла-хазрет был поражен, увидя в доме молодых девушек, не скрывающих своих лиц от мужчин. Без сомнения, его хотят совратить с помощью этих красавиц, чтобы затем обратить в кяфира.
Ахмет-эфенди усадил отца в кресло.
Отец, сейчас тебе подадут обед. После обеда отдохнешь, а потом мы обо всем поговорим. Если тебе что-нибудь понадобится, попроси эту девушку, сказал он и вышел.
Ошеломленный мулла растерянно оглядел нарядную комнату, уставленную причудливыми вещами, статуэтками, с картинами на стенах. А тут еще и хорошенькая девушка Он ничуть не сомневался в том, что они хотят заставить его прикоснуться к девушке, дабы обратить в неверного. «Милосердный аллах, пошли мне терпение. Не дай бог воли шайтану; пошли мне на долю добрые дела пророка Юсуфа», молил он бога.
Служанка накрыла стол к обеду.
Если я буду вам нужна, нажмите на эту кнопку, сказала она, уходя.
Фатхулла-хазрет порядком проголодался. Ему хотелось поскорее приняться за еду. Но вот досада, на голове не было тюбетейки, а садиться за еду с непокрытой головой неприлично и большой грех. После мучительных сомнений он надел на голову цилиндр и только после этого присел к столу. Увидев красный квас, хазрет перепугался, решив, что его хотят опоить вином и в пьяном виде обратить в русского. Однако голод одолел страхи, отложив в сторону нож и вилку, он жадно набросился на еду. Между тем взгляд его бегал по стенам комнаты и вдруг остановился на портрете, с которого смотрел старик в старомодной татарской одежде, в глубокой черной тюбетейке. Фатхулла-хазрет не выдержал, вскочил, подбежал ближе: к его изумлению, под портретом было написано: «Габделькаюм Насыри».
А, слепой Каюм! Недаром этого анафему наше духовенство считало миссионером. Так оно и есть. Он заодно с этими миссионерами!
В хазрете взыграли «святые» чувства, и он, схватив столовый нож, бросился к портрету, взобрался на стул и порезал изображение Каюма Насыри в нескольких местах. (Портрет был приобретен Ахметом-эфенди за сорок тысяч рублей на прошлогодней выставке татарских художников.) Он хотел было накинуться и на другие картины, но, подумав, что, пожалуй, каждая из них стоит не меньше рубля и, чего доброго, его заставят уплатить, а денег у него нет, удержался от соблазна. Он вернулся к столу, чтобы доесть суп, но нечаянно нажал локтем на кнопку одного из звонков тарелка с супом неожиданно скрылась, и вместо нее появилось жаркое из дичи. «Уж не в раю ли я?» промелькнуло в уме оторопевшего муллы. Он взглянул в окно: в этот миг в воздухе на приставных крыльях пролетели двое юношей и две девушки. Теперь Фатхулла-хазрет не сомневался: он в райских кущах.
Святые обитают в раю! Святые обитают в раю! прыгая от восторга, повторял он арабское изречение. Затем принялся размышлять, за какие заслуги он очутился здесь. Да, он был врагом джадидистов, этих новометодников. Слава тебе, вседержец мира, он не был в их стане. Искоренял всякую смуту и в награду ему рай!.. Пусть теперь полюбуются на него проклятые джадидисты, что томятся в аду! Повторяя по-арабски: «В день светопреставления они заслужат это!», мулла снова попрыгал на одной ноге. Но тут ему вспомнились описания рая в книге «Дорратеннасихин», и радость угасла. Нет, это не рай. В раю есть реки, в которых течет сладкий шербет, они называются Кавсар и Сальсабиль, там стоят не каменные дома, а шатры, стены которых выложены изумрудом, и гурии должны ублажать его. Мулла окончательно растерялся.