Что ж, выдает он, наконец, давайте-ка мы вас обследуем.
Как? Обследование?
Ноги сводит от ужаса. Нервы уже заранее ноют. Раньше я обожала обследования. «Обследование, да-да, давайте меня обследуем!» Это было в те времена, когда я еще верила, что обследования могут к чему-то привести. К постановке диагноза, например, за которым последует составление плана лечения и исцеление. Но теперь я знаю, что никакого смысла в обследованиях нет. Это темная тропка, которая ни к чему не ведет, только заманивает еще дальше во тьму.
Я смотрю на Марка, очень довольного тем, что он придумал, чем нам сегодня заняться, и говорю себе: «Сваливай отсюда. Беги без оглядки!» Но потом вспоминаю, что я даже ходить толком не могу. Воображаю, как я буду сердито ковылять прочь. А Марк, наблюдая, как я приволакиваю омертвелую ногу, лишь покачает головой и скажет мне вслед: «Вы все равно вернетесь».
Ладно, соглашаюсь я. Значит, обследование.
Марк велит мне проделать несколько диагностических упражнений, которые я выполняла уже миллион раз. Командует: «Наклонитесь вперед, да, вот так». Потом: «Наклонитесь назад. Хорошо». Просит пройтись на носках, затем на пятках. Сесть на стул, податься вперед и поднять правую ногу. Потом левую. «Протяжка нервов» вот как он это называет. Я подчиняюсь ему, умирая от ужаса, очень боюсь, что от всего этого мне станет только хуже. Марк же кажется совершенно невозмутимым. У него всегда такое лицо во время работы наверное, это признак предельной концентрации. Однако сегодня он почему-то ничего не записывает.
Отлично, а теперь на стол, объявляет он, похлопывая по нему ладонью. Ложитесь на живот, вот так. Лицом в отверстие. Хорошо. А теперь прогнитесь в спине.
«О, нет, только не это», думаю я. Нам обоим известно, что после такого мне всегда становится хуже. Мы бог знает сколько раз из-за этого препирались. Меня и Люк заставлял так делать. И Мэтт. А теперь пришел черед Марка. И мне всегда, всегда после этого упражнения делается только больнее.
Э-э, но мы же с вами уже такое делали и
Попробуем еще раз, перебивает Марк. Не забывайте, что наша цель централизация. Мы хотим, чтобы боль ушла из вашей ступни и вернулась к своему источнику в спину. Верно ведь? Так что просто послушайтесь меня и повторите упражнение десять раз.
Я подчиняюсь. И все происходит так, как я и думала. Правую ногу сводит еще сильнее. Левый бок полыхает огнем.
Как вы себя чувствуете?
Ужасно. Отвратительно. Именно так, как я ожидала. Именно так, как предсказывала.
Нога совсем не гнется. И бок болит сильнее.
Я поднимаю глаза на Марка.
Лицо у него совершенно спокойное, если он и злится на меня, со стороны не поймешь. Он кивает. Ну, конечно. Этого он и ожидал. Конечно, я думаю, что мне стало хуже. Потому что я заранее все решила, не так ли? Потому что я твердо намерена оставаться несчастной. Не хочу, чтобы мне помогали. Не верю в маленькие победы.
Сделайте еще десять раз, спокойно произносит Марк.
Еще десять?
Просто хочу кое-что увидеть, отвечает он.
И складывает ладони под подбородком, как будто молится.
Я проделываю упражнение еще десять раз. И с каждым прогибом мне все больнее.
Марк стоит в дверях, сложив руки на груди, и смотрит на меня со скучающим видом. Время от времени он бросает: «Хорошо», а сам рассеянно оглядывается на спортивный зал.
Ну и как? спрашивает он, когда я заканчиваю.
Теперь у меня вся нога болит, отвечаю я. До самой ступни.
Той, из которой боль, по вашим словам, должна была уйти.
Поразмыслив, Марк выдает:
Как по мне, все идет нормально. Вот что, повторите-ка это упражнение еще десять раз.
Еще десять? Вы что
Ага. А я пока схожу в туалет.
Марк уходит. Я проделываю упражнение еще десять раз. Мои ноги орут, как бешеные.
Закончив, я ничком лежу на столе, чувствуя, как мое тело пожирает огонь. А позвоночник сжимают кулаки. Марк куда-то испарился.
Марк? жалобно зову я. Эй, Марк? Вы тут?
Ага, отзывается он, появляясь из-за угла. Вы отлично справились. Как самочувствие?
Жаль это говорить, но мне очень, очень больно.
Молчание.
Ну хорошо. Теперь полежите на животе, подышите и мысленно обследуйте свое тело.
Но у меня нога очень
Дышите диафрагмой, не слушает Марк.
Я чувствую, как он приподнимает на мне футболку. И размазывает по пояснице какой-то холодный гель.
Вы ведь умеете дышать диафрагмой, правда? Вы же артистка? вкрадчиво произносит он.
Больше меня сегодня наказывать не будут.
Кожу царапает холодное железо.
Актриса, уточняю я. И тут же вспоминаю свою нынешнюю вотчину мертвые глаза, скучающие лица. «Я теперь не актриса, я педагог». Но спорить с Марком у меня нет сил, и я просто киваю. Верно.
Как здорово, отзывается Марк. Он уже не раз это говорил. Я мог вас видеть в каком-нибудь фильме?
Теперь он хочет со мной поболтать. Потрещать ни о чем. Разрядить обстановку. В то время, как мне не терпится засыпать его новыми вопросами. «Я когда-нибудь поправлюсь? Что со мной не так? Это неврология? Или что-то соматическое? Пожалуйста, ответьте».
Я театральная актриса, отвечаю я Марку. Я же рассказывала вам, что играла в театре.
Да еще сколько раз! Он что, не помнит, что я упала со сцены? Это из-за театра я попала сюда, в этот подвал, в процедурный кабинет, в обтянутые перчатками руки Марка, царапающие мою спину медицинскими инструментами. Это он отобрал у меня жизнь и превратил в ходячего мертвеца, в прислужницу Брианы.
Вакансию преподавателя пять лет назад показал мне Пол. «Доцент кафедры театроведения». В каком-то либеральном творческом колледже, о котором мы оба впервые слышали. Зато находился он неподалеку от нашего тогдашнего дома. «Должностные обязанности: чтение трех курсов лекций в течение каждого семестра, а также подготовка студенческого спектакля для ежегодного шекспировского конкурса».
«Но я ведь никогда не преподавала и спектакли не ставила», возразила я.
«Зато у тебя есть соответствующее образование. К тому же ты актриса. Сколько лет сцене отдала, десять?»
Помнится, меня передернуло из-за того, что он сказал об этом в прошедшем времени.
«Мне просто кажется, что должность преподавателя для тебя неплохой вариант, продолжил Пол и быстро добавил: На время, конечно».
«Ну, знаешь, хоть выберешься из дома. Отвлечешься от своих мыслей. По-моему, стоит попытаться, нет?» Вид у него был почти отчаявшийся. К тому времени наша с ним семейная жизнь уже висела на волоске. После несчастного случая я какое-то время пыталась играть домохозяйку. Закупила онлайн весь необходимый реквизит и костюмы. Формочки для маффинов, французскую скалку, обшитый бусинками фартук с надписью «кухонная ведьмочка». Я заказывала книги по садоводству и приготовлению коктейлей, представляла, как стану сама печь хлеб, выращивать тюльпаны и нежнейший салат, смешивать все виды мартини. Буду встречать Пола с работы, стоя в дверях, хромая, зато с широкой улыбкой на лице, готовая подхватить его под руку и отвести в наш чудный садик. Но я так ничего и не вырастила, не приготовила, не испекла. Земля в саду осталась нетронутой, я просто мрачно смотрела на нее из окна гостиной, лежа на нашем каменном раскладном диване.
В общем, я кое-как смастерила резюме. Попросила парочку знакомых режиссеров замолвить за меня словечко. Все они были в курсе того, что со мной случилось. Все очень мне сочувствовали и охотно лгали.
«Нам вас очень рекомендовали», одобрительно сказал мне декан на собеседовании.
Серьезно?
Ах, да, в театре, точно, говорит Марк. Знаете, мы с моей невестой на днях ходили на «Призрак оперы». Она обожает мюзиклы.
Кто бы сомневался.
А вы когда-нибудь играли в мюзиклах?
Нет. Я ненавижу мюзиклы.
Марк смеется. Невероятное добродушие. Ну конечно, я просто обязана ненавидеть мюзиклы. Ведь они несут радость. А я воплощенная противоположность радости. Марк царапает мне кожу, а я лежу и предаюсь злобным фантазиям. О его невесте. О том, как они с Марком вместе смотрят «Призрак оперы». Чувствую на коже его дыхание. Тепло его докторских рук. Только такие в последние годы с тех пор, как мы с Полом разошлись, меня и касались. Конечно, под конец Пол тоже не слишком часто меня трогал. Наша интимная жизнь сначала сократилась до редких случаев неловкого секса, потом до нечастых минетов, а под конец боль и таблетки окончательно убили мое желание. Теперь мне хотелось только одного чтобы меня обняли и наградили целомудренным поцелуем.
«Давай я сделаю что-нибудь для тебя», всякий раз предлагал Пол. Но из-за постоянного общения с реабилитологами и хирургами собственное тело стало казаться мне чужим, каким-то медицинским объектом, достойным исключительно врачебного внимания.
«Просто обними меня», просила я. Прекрасно понимая, какой асексуальной ему кажусь. Жалкое подобие того создания, которым была до падения, создания, для которого секс и близость были важны, как воздух. Я даже глаза поднять на Пола не смела. Он вздыхал и распахивал руки мне навстречу. Вяло, но без раздражения. А я висла на нем, как утопающий.
Маленький укольчик, говорит Марк.
Я чувствую, как в спину мне вонзается сухая игла, и вскрикиваю.
Отлично! Хорошая реакция, продолжает Марк. Ну замечательно. Теперь немного походите.
Не сводя с меня глаз, он заставляет меня пройти до конца спортивного зала. Из-за всего, что он со мной проделал, спина и ноги пульсируют. Ковыляя, я рассматриваю других пациентов, пинающих и толкающих воздух своими атрофированными конечностями. Женщина с опухшими ногами жмет педали велотренажера. Пожилой мужчина безуспешно пытается устроиться поудобнее в тренажере для жима ногами и тихо вскрикивает каждый раз, когда его негнущиеся жилистые ноги толкают платформу. А его реабилитолог, испуганная молодая девушка с хвостиком на голове, с интересом за ним наблюдает.
Ну и как мы теперь? спрашивает Марк.
И смотрит на меня так победно, с такой надеждой, что меня это просто убивает.
«Хуже. Гораздо хуже. Вы калечите меня, понимаете? Вы надо мной измываетесь».
Мне по-прежнему больно, извиняющимся тоном произношу я.
У Марка ошарашенный вид. «Все еще? Не может быть».
Вся нога болит, до самой ступни?
Я киваю.
Но немного меньше?
Нет. И близко нет!
Может, самую малость, лгу я, ненавидя себя. Ненавидя Марка.
Вот видите, заявляет он. Маленькая победа.
Но я все еще странно себя чувствую, тщетно силюсь достучаться до него я.
И Марк заявляет, что я должна делать то же упражнение дома. Каждый час. От десяти до тридцати повторений.
Каждый час?
Он пожимает плечами.
Или всякий раз, как поймете, что вам это нужно. Он смотрит куда-то поверх моего плеча. Уже отстраняется от моих страданий, от моего недуга. Это больше не его проблема. Всякий раз, как почувствуете себя хуже.
Но мне уже хуже, возражаю я. «Из-за вашего упражнения».
Однако Марк смотрит мимо, в сторону приемной, а это значит, что следующий пациент уже прибыл. Обернувшись, я вижу, что ему, улыбаясь, машет женщина в спортивном трико. Должно быть, новенькая. Судя по тому, как сияют ее глаза, по тому, как искренне она верит. Меня захлестывает паника.
А что насчет тренировок лежа? спрашиваю я, заслоняя от него приемную своим скрюченным телом.
Конечно, их тоже можете продолжать.
А ходить можно? Этот вопрос я задаю всегда.
Миранда, просто прислушивайтесь к своему телу. А Марк всегда так отвечает. Пусть боль вас направляет. Помните, боль это информация. Можете попробовать согревающий компресс, если хотите.
Согревающий? А как часто его делать? И сколько держать? возбужденно спрашиваю я. Может, вот оно золотое снадобье?
Или приложите лед, бросает Марк. Король противоречий. Если так вам больше нравится. Или то, или другое.
Но что лучше? в отчаянии допытываюсь я.
То, от чего вам станет легче.
И я вспоминаю троицу, которую вчера видела в баре. Золотой напиток, от которого моя кровь посветлела и запела. Непримечательного мужчину, который с таким сочувствием смотрел на меня красными слезящимися глазами. «Но вам ни от чего легче не становится, верно?»
Что-что?
Ничего.
Марк дважды хлопает меня по плечу и говорит:
Завязывайте хандрить.
И мне невольно видится веревка, завязывающаяся вокруг моей шеи. И собственное мертвое тело, свисающее с крюка в потолке. Марк узнает обо всем, листая новости в телефоне. Печально кивнет. Может, даже спрячет лицо в ладонях. Возможно, этот случай раскроет ему глаза. Заставит понять, что боль не просто наставник, не только информация, не строгий учитель и не урок, который я должна усвоить. Теперь уже мне представляется Марк, раскачивающийся на вбитом в потолок крюке.
Направляясь к выходу, я прохожу мимо новенькой, старательно разминающейся на мате. Ерзая задом по поролоновому валику, она растягивает мышцы задней поверхности бедра. Марк и меня этому учил, он всех нас этому учил. Вот он подходит к ней, и они начинают со смехом обсуждать график пробежек. Должно быть, у нее что-то несложное, легко поддающееся лечению, типа подошвенного фасцита. От Марка только и требуется, что помассировать ей ступню и показать несколько упражнений на растяжку. А может, у нее что-то более серьезное, более неуловимое. Может, она из Нервных Женщин. Тех, кого терзают невидимые боли. Тех, у кого внутри мигают алые сети. Паутина, в которой не видать паука.
Глава 5
Долгий выматывающий перерыв между занятиями. В лицо мне бьет белый зимний свет. А в открытый рот снова сыплется снег, потому что кто-то (быть может, Фов) в мое отсутствие открыл окно. Я в кабинете, лежу на полу в привычной позе: лодыжки на сиденье кресла, ступни свешиваются с краю. Но сегодня она мне совсем не помогает. От нее только хуже. Я разглядываю обратную сторону столешницы щербатая фанера, в углу затаился паук. В обычное время я бы заорала, увидев его. Но сегодня просто смотрю в то место, где, по моим понятиям, должны располагаться его восемь глаз, и мне кажется, что они взирают на меня с поразительным состраданием.
«Миранда, мне так жаль, что вам тяжко приходится. Миранда, чем я могу вам помочь?»
Занятие по сценарному мастерству я сегодня вела, опираясь о стол. И понятия не имею, о чем говорила все семьдесят пять минут. Кажется, несла что-то о ведьмах. И о шекспировских временах. Может, объясняла студентам, что такое великая цепь бытия? Ну да не важно, в любом случае, они что-то записывали. По крайней мере, некоторые из них. А остальные просто пялились на меня или переглядывались.
«На чем я остановилась?» спрашивала я у кружащей в воздухе пыли.
«На чем я остановилась?» вопрошала я висящие у них над головами часы.
Кажется, в какой-то момент я нарисовала на доске спираль. Она все раскручивалась, раскручивалась и, в конце концов, совсем отбилась от рук. Помогите. «Пример вам в помощь», сказала я им.
Моя спина и нога все еще вопят от боли после того, что накануне с ними сотворил Марк. Я сразу поняла, что мне стало хуже еще когда ковыляла прочь от «Спинального отделения» и ехала домой в своей клоунской машине. Это была не та привычная боль, что мучила меня каждый раз, когда я выходила от Марка или любого другого лекаря, твердя себе: «Со временем она утихнет». Просто приложи на ночь лед, проглоти обезболивающее и запей его парой бокалов вина. Нет, это было что-то новое. Что-то реальное. Казалось, вся поясница у меня в крови. Бедренные кости выскочили из суставов. Таз как будто вывернут наизнанку. Спинной мозг давит на кожу спины и, кажется, вот-вот выскочит наружу. А левый тазобедренный сустав неприлично раздулся под платьем. Всю дорогу до дома я глотала таблетки. А когда вылезла из машины, обе мои ноги взбунтовались и отказались меня нести. Правая при этом совершенно не разгибалась, колено висело почти над землей. Ей-богу, я слышала, как она рычала на меня, будто злая собака.
Комендантша Шейла сидела на ступеньках в накинутой поверх пижамы парке и, покуривая, смотрела, как я хромаю к крыльцу. Она живет в соседней от меня квартире, одна, если не считать кошки-подобрашки. Каждый раз, когда я вижу ее, она либо пьяна, либо под кайфом, впрочем, я и сама-то не лучше. Вот и вчера я по дороге домой проглотила столько колес, что мне мерещилось, будто с неба на нее опускаются искорки света и пляшут вокруг ее головы.