Куда идешь, моя маленькая барышня? спросила цыганка с угодливой почтительностью в голосе.
Это было удивительно приятно как раз то, чего ожидала Мэгги. Цыгане сразу увидели, что она леди, и готовы были соответственно к ней относиться.
К вам, ответила Мэгги с таким чувством, будто повторяет слова, которые много раз говорила во сне. Я пришла, чтобы жить с вами. Можно?
Вот как славно! Ну, пойдем. Какая милая маленькая барышня! сказала цыганка, беря ее за руку. Она очень понравилась Мэгги, только неплохо бы, если б она была почище.
Подойдя к костру, они застали там целую компанию. На земле, обхватив руками колени, сидела старая цыганка и время от времени помешивала вертелом в круглом чугуне, распространявшем аппетитный запах; два маленьких кудлатых цыганенка лежали ничком, опершись на локти, наподобие миниатюрных сфинксов; безмятежный осел тянулся мордой к высокой девочке, которая, развалясь на земле, чесала ему нос и угощала, к его великому удовольствию, превосходным ворованным сеном. Косые лучи заходящего солнца ласково освещали их, и Мэгги подумала, что эта сцена выглядит очень мило и уютно, только поскорей бы уж они накрывали на стол. Все будет совершенно чудесно, когда она научит их умываться и приохотит к чтению. Правда, ее несколько смутило, что молодая женщина заговорила со старухой на непонятном языке, а высокая девочка, кормившая осла, приподнялась и, не поздоровавшись с ней, во все глаза стала ее разглядывать. Наконец старуха сказала:
Что, моя красавица, ты пришла, чтобы остаться с нами? Садись и расскажи нам о себе.
Это было прямо как в книжке. Мэгги нравилось, что ее называют красавицей и обращаются с ней так почтительно. Усевшись, она начала:
Я ушла из дому, потому что мне там плохо и я хочу быть цыганкой. Я буду жить с вами, если вы не против, и научу вас разным вещам.
Ах ты, моя умница! воскликнула женщина с ребенком, садясь рядом с Мэгги и пуская малыша поползать. А какая у нее хорошенькая шляпка и платьице, добавила она.
Сняв с Мэгги капор и рассматривая его, она сказала что-то старухе на незнакомом языке. Высокая девочка схватила капор и, ухмыляясь, напялила себе на голову задом наперед; но Мэгги твердо решила не подавать виду, что это ей неприятно.
Я вовсе не хочу носить капор, мне больше нравится красный платок, как у вас, сказала она, обращаясь к сидящему рядом новому другу. У меня были длинные волосы, но я вчера их обрезала; я думаю, они скоро снова отрастут, добавила она извиняющимся тоном, полагая, что цыгане, возможно, питают особое пристрастие к длинным волосам. В этот миг Мэгги даже забыла про голод так ей хотелось снискать расположение цыган.
О, какая славная маленькая барышня и богатая, видно, заметила старуха. Ты, верно, живешь в красивом доме?
Да, у нас очень хороший дом, и я очень люблю реку, где мы удим рыбу, только мне часто бывает грустно. Мне хотелось захватить с собой книги, но я, понимаете, очень торопилась. Я могу и так рассказать вам почти все, что там написано, я читала их много раз, вам понравится. И про географию могу это про то, где мы живем, очень интересно и может пригодиться. Вы слышали когда-нибудь о Колумбе?
У Мэгги засверкали глаза и вспыхнули щеки; она и впрямь принялась учить цыган, оказывать на них благотворное влияние. Цыгане слушали, несколько озадаченные; правда, их внимание отчасти было отвлечено содержимым ее кармана, который новая подруга Мэгги, сидевшая справа, опустошила, не доводя об этом до ее сведения.
Это место, где ты живешь, моя маленькая барышня? спросила старуха при упоминании о Колумбе.
О нет! ответила Мэгги, глядя на нее с некоторым сожалением. Колумб был замечательный человек, он открыл полсвета; а на него надели цепи и очень плохо с ним обращались, понимаете Об этом написано в моей книжке, где вопросы и ответы по географии Но может, это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее до чая Мне так хочется есть!
Последние слова вырвались у Мэгги помимо ее воли; покровительственно-поучающий тон неожиданно сменился просто жалобным.
Ах, она голодная, бедняжка, сказала женщина помоложе. Дайте ей чего-нибудь поесть Ты прошла, верно, немалый путь, моя драгоценная. Где же твой дом?
Я живу на Дорлкоутской мельнице далеко отсюда, ответила Мэгги. Мой отец мистер Талливер; только он не должен знать, где я, а то он снова заберет меня домой. А где живет цыганская королева?
Что? Ты хочешь отправиться к ней, моя ягодка? спросила молодая цыганка.
Высокая девочка меж тем не отрывала от Мэгги глаз и во весь рот ухмылялась. Ее манеры, конечно, трудно было назвать приятными.
Нет, сказала Мэгги, я просто думала, что, если она не очень хорошая королева, вы будете рады, когда она умрет, и вы сможете выбрать другую. Если бы я была королевой, я была бы очень хорошей королевой, доброй ко всем.
Вот тебе вкусненький кусочек, поешь. И старуха протянула ей краюшку черствого хлеба, которую вынула из мешка с объедками, и ломтик копченой грудинки.
Спасибо, сказала Мэгги, взглянув на грудинку, но не притрагиваясь к ней. Не дадите ли вы мне лучше хлеба с маслом и чаю? Я не люблю грудинки.
У нас нет ни чая, ни масла, проворчала старуха, бросив на нее довольно хмурый взгляд; видно, ей уже прискучило ублажать Мэгги.
Тогда, может быть, немного хлеба с патокой? сказала Мэгги.
Нет у нас никакой патоки, сердито проговорила старуха, после чего между двумя женщинами завязался громкий разговор на незнакомом языке, а один из маленьких сфинксов схватил хлеб с грудинкой и стал его уплетать.
В это время высокая девочка, отошедшая было в сторону, вернулась с каким-то известием, которое произвело большой переполох. Старуха, видимо забыв, что Мэгги голодна, с новым рвением принялась мешать в чугуне, а молодая залезла под брезент и вытащила из шатра несколько тарелок и ложек. Мэгги задрожала и со страхом подумала, что вот-вот расплачется. Тут высокая девочка издала пронзительный клич, и вскоре к ним подбежал мальчик, мимо которого прошла по пути сюда Мэгги, шустрый маленький дикарь примерно того же возраста, что и Том. Он вытаращил глаза на Мэгги, и все быстро о чем-то заговорили. Она почувствовала себя такой одинокой: еще немножко и из глаз ее брызнут слезы. Цыгане как будто вовсе не замечали ее, и она показалась себе совсем маленькой и слабой. Но подступившие было слезы высохли от страха, когда к ним подошли двое мужчин, приближение которых и вызвало всю эту суматоху. Старший из них держал в руке мешок. Кинув его на землю, он заговорил с женщинами громким ворчливым голосом; в ответ посыпался град визгливых ругательств. К Мэгги с лаем подбежала черная дворняга, повергнув ее в трепет, который еще усилился, когда мужчина помоложе с проклятьями отогнал собаку, ударив ее толстой палкой.
Мэгги чувствовала, что никогда не могла бы она быть королевой у этих людей, не могла бы просвещать их занимательными и полезными рассказами.
Теперь мужчины, по-видимому, расспрашивали о Мэгги. Они смотрели на нее, и разговор приобрел мирный характер, как это бывает, когда одна сторона проявляет любопытство, а другая в состоянии его удовлетворить. Наконец молодая женщина сказала своим прежним, подобострастным тоном:
Эта славная маленькая барышня пришла, чтобы жить с нами. Вы рады, правда?
Да, очень, отозвался мужчина помоложе, рассматривая серебряный наперсток Мэгги и прочие мелочи, извлеченные у нее из кармана. Все это, за исключением наперстка, он, что-то сказав, вернул молодой женщине, и та немедленно положила обратно в карман Мэгги, а мужчины сели на землю и рьяно принялись за тушеное мясо с картофелем, которое старуха, сняв котел с огня, вывалила на желтое деревянное блюдо.
Мэгги подумала, что Том, вероятно, был прав насчет цыган: они, конечно, воры, если только мужчина не собирается впоследствии вернуть ей наперсток. Она охотно подарила бы его, она вовсе не так уж привязана к своему наперстку, но мысль, что она находится среди воров, испортила ей все удовольствие от того, что к ней вновь стали выказывать внимание и уважение. Все воры, кроме Робин Гуда, гадкие люди.
Женщины заметили, что она напугана.
У нас нет ничего вкусного, чтобы дать барышне, сказала старая цыганка льстивым тоном. А она так голодна, сахарная моя.
Ну-ка, ягодка, попробуй: может, съешь немного вот этого, проговорила молодая, протягивая Мэгги коричневую тарелку с тушеным мясом и железную ложку.
Мэгги, помня, что старуха рассердилась на нее за хлеб с грудинкой, не посмела отказаться, хотя от страха у нее пропал аппетит. Ах, если бы отец проехал мимо в своей двуколке и забрал ее! Или хотя бы Джек Истребитель Великанов[21], или мистер Великодушное Сердце[22], или святой Георгий[23], поражающий копьем дракона, как это нарисовано на полупенсах, случайно оказались здесь! Но, подумала Мэгги, совершенно упав духом, этих героев ни разу не встречали в окрестностях Сент-Огга там никогда не случалось ничего чудесного.
Мэгги Талливер, как вы видите, отнюдь не была такой высокообразованной молодой особой, какими неизбежно становятся восьми-девятилетние маленькие женщины в наши дни. Она всего один год ходила в школу в Сент-Огге, и у нее было так мало книг, что иногда она читала словарь. Рассматривая, что содержится в этой головке, вы столкнулись бы с самым неожиданным невежеством наряду с самыми неожиданными познаниями. Она могла бы сообщить вам, например, что существует такое слово, как «полигамия», а поскольку она была также знакома со словом «полисемия» «многозначность», то вывела заключение, что «поли» означает «много»; но ей и на ум не приходило, что цыгане могут испытывать нужду в бакалейных товарах, и вообще голова ее была набита забавнейшей смесью самых разумных понятий и самых безумных фантазий.
Ее взгляд на цыган претерпел за последние пять минут разительные изменения. Если ранее она считала, что они станут почтительно к ней относиться и с удовольствием будут внимать ее поучениям, то теперь у нее возникла мысль не хотят ли они ее убить, как только стемнеет, и, разрубив на куски, пустить потом на жаркое. У нее вдруг появилось подозрение, что старик со свирепыми глазами на самом деле нечистый дух и может в любую минуту, сбросив свою прозрачную личину, превратиться в ухмыляющегося кузнеца или в огнеглазое чудище с крыльями дракона. Нечего было и пытаться проглотить хоть кусочек тушеного мяса, а вместе с тем больше всего на свете она боялась обидеть цыган, обнаружив свое крайне нелестное о них мнение; с интересом, в котором ее не мог бы превзойти даже самый ревностный богослов, она раздумывала над тем, угадал бы нечистый ее мысли, если бы он действительно был среди них.
Что, тебе не нравится, как это пахнет, душечка? сказала молодая цыганка, заметив, что Мэгги не прикоснулась к еде. Съешь немножко, ну постарайся.
Нет, благодарю вас, с принужденной улыбкой промолвила Мэгги, призывая все свое мужество для отчаянного шага. Боюсь, у меня больше нет времени: кажется, уже темнеет. Думаю, я пойду сейчас домой и приду снова в другой раз, тогда я смогу принести вам корзину пирожков с вареньем и еще разных разностей.
Выдвинув этот невероятный проект, она встала, всем сердцем надеясь, что Аполлиона можно провести, но надежда ее угасла, когда старая цыганка сказала:
Подожди-ка, подожди, маленькая барышня, мы сами отвезем тебя домой в целости и сохранности, когда поужинаем. Поедешь верхом, как настоящая леди.
Мэгги снова села, не очень-то полагаясь на это обещание, однако вскоре она увидела, как высокая девочка надела на осла уздечку и кинула ему на спину пару мешков.
Ну-ка, маленькая мисс, обратился к ней мужчина помоложе, поднимаясь с земли и подводя к ней осла, скажи нам, где ты живешь. Как называется ваше место?
Я живу на Дорлкоутской мельнице, волнуясь, проговорила Мэгги. Мой отец мистер Талливер; там наш дом.
Что?! Большая мельница, не доезжая Сент-Огга?
Да, сказала Мэгги. Далеко это? Я бы лучше пошла пешком, если можно.
Нет, нет, скоро стемнеет, нужно торопиться. А на осле тебе будет очень удобно, вот посмотришь.
И, подняв Мэгги, он посадил ее на осла. Она почувствовала облегчение при мысли, что с ней, по всей видимости, поедет не старик, но боялась даже надеяться, что везут ее действительно домой.
Вот твой хорошенький капор, сказала молодая цыганка, надевая ей на голову этот прежде презираемый, а теперь столь желанный предмет туалета, и ты расскажешь, как хорошо мы с тобой обращались, правда? И называли тебя славной маленькой барышней.
О да, благодарю вас! воскликнула Мэгги. Я вам очень обязана. Но мне бы хотелось, чтобы вы тоже поехали со мной. Она подумала все лучше, нежели остаться с глазу на глаз с одним из этих ужасных мужчин; куда приятней, если тебя зарежет целая компания.
Так, значит, я тебе больше нравлюсь? улыбнулась женщина. Но я не могу с вами идти, мне за вами не угнаться.
Оказалось, что и мужчина едет на том же осле, позади Мэгги, и, хотя даже самый страшный сон не мог бы привести ее в больший трепет, она была столь же бессильна воспротивиться этому, как и сам осел. Женщина, похлопав ее по спине, сказала «до свидания», и серый, сразу уразумев, на что намекает палка хозяина, мелкой рысцой пустился по проселку в ту сторону, откуда Мэгги пришла за час до того, а высокая девочка и растрепанный мальчишка, тоже вооруженные палками, услужливо сопровождали их первую сотню шагов, визгом и ударами понукая осла.
Даже Ленора[24] во время своей фантастической полночной скачки с призраком-возлюбленным не была так напугана, как бедняжка Мэгги во время совершенно прозаической поездки на трусящем рысцой осле, с цыганом, рассчитывающим заработать полкроны. Красный свет заходящего солнца, чудилось ей, таил в себе что-то зловещее, с чем, безусловно, был связан тревожный крик второго осла, того, что с колодкой на ноге. Две низкие, крытые соломой хибарки единственное жилье на этом проселке казалось, только усиливали мрачность картины. У них были крошечные оконца и двери на запоре. Вполне возможно, что там жили ведьмы, и Мэгги вздохнула с облегчением, когда осел проехал мимо.
Наконец о радость! этот проселок, самый длинный на свете, стал подходить к концу и уперся в широкую дорогу, по которой как раз проезжал дилижанс! А на перекрестке стоял столб она, несомненно, видела его раньше с дощечкой: «До Сент-Огга две мили». Значит, цыган действительно везет ее домой. Возможно, он, в конце концов, неплохой человек и, вероятно, обиделся, что она не хотела с ним ехать. Мысль эта все сильнее овладевала Мэгги, по мере того как она с несомненностью убеждалась в том, что дорога ей хорошо знакома; она ломала себе голову, как бы ей начать разговор с оскорбленным ее недоверием цыганом и не только ублаготворить его, чтобы он перестал обижаться, но стереть даже самую память о своей трусости, и тут они как раз подъезжали к перекрестку Мэгги увидела мужчину верхом на лошади с белой мордой.
Остановитесь, остановитесь! закричала она. Это мой отец! О, отец, отец!
Внезапная радость обожгла ее, как боль, и, прежде чем отец успел подъехать, она разрыдалась. Можно представить себе удивление мистера Талливера: он ехал кружным путем из Бассета и дома еще не был.
Как, что это значит? спросил он, придерживая лошадь.
Мэгги, соскользнув с осла, подбежала к нему и ухватилась за стремя.