Старик подумал, что сейчас, наверное, никто не поймёт, что такое двадцать пять рублей при стипендии сто. Ну, и не важно. Он ещё помнит эти цифры, и они для него что-то значат, а остальное
Самолёт делал посадку в городе Аллы и летел дальше, в Тбилиси. Пассажиры, в основном крупные носатые мужчины, в салоне самолёта громко переговаривались между собой.
Слушай, не обижайся, дорогой, уступи место, попросил Стаса пожилой мужчина с бордовым обветренным лицом и большим орлиным носом. Родственники мы, со свадьбы едем, сына моего женили.
И, когда Стас молча пересел, заботливо поинтересовался:
Чего грустный? По делу едешь?
Кивок Стаса его не удовлетворил.
Врёшь. Никогда не ври старшим. По глазам вижу, что к девушке. С такими глазами только к девушке ездят. Ждёт она тебя?
И сам себе ответил:
Может, ещё сама не знает, но ждёт. Ты парень видный, по всему видать, добрый. Чего же ещё?
Любви, неожиданно для самого себя буркнул Стас.
Так будет, убеждённо изрёк мужчина и хлопнул ладонями по коленям для убедительности. Любовь, она знаешь
Судя по всему, он ещё многое хотел сказать, но перебил сосед справа, о чём-то эмоционально, всплёскивая руками, заговорив по-грузински.
Он поэт, усмехнулся собеседник Стаса. И немного перепил на свадьбе. Говорит, что любовь молния, сжигающая всё на своём пути Давай, дорогой, поговорим о прозе. Деньги у тебя есть?
Стас неопределённо пожал плечами.
Сколько стоил твой билет на самолёт?
Двадцать пять.
Мужчина достал бумажник. Стас обратил внимание на то, какие обветренные, морщинистые руки у собеседника, и бумажник такой же: старый, обтрёпанный, но довольно толстый.
Возьми, протянул зелёную купюру с профилем Ленина.
Нет, что вы!
Не обижай, дорогой. Как сыну даю. Догадываюсь, за девушкой едешь. Как же ты хочешь увезти её, если не будет денег на билеты?
Стас только вздохнул.
Бери, крикнул кто-то с места у иллюминатора. Он от души.
Старик, насколько позволяли скрюченные артритом пальцы, старался набирать текст быстрее, пока не ускользнули из памяти так неожиданно пришедшие воспоминания.
Я отдам. Напишите адрес, пришлю, Стас неловко улыбнулся. Знаете, сосед по комнате в общежитии считает, что у мужчины всегда должен быть в заднем кармане брюк полтинник. А у меня так не получается.
Небось, твой сосед с Кавказа? засмеялся тот, кого назвали поэтом.
Из Баку.
Ясно. Не грусти, парень. Не сразу, но всё у тебя получится Ты верь.
Город Аллы встретил дождём и запахом лета. На телефонный звонок ответил женский голос, и в ответ на просьбу позвать Аллу, сразу рассвирепел:
Знакомый, что ли, звонит? Объявился? Так нет её. И забудь этот номер, нам от тебя ничего не надо.
Подождите, я
Не надо, сказала! трубку бросили.
Летний дождь в южном городе всегда немного театральное представление: комедия или трагедия, кому как повезёт. Если верить приметам, обильный дождь обязательно к счастью. В приметы Алла не верила. Просто стояла у окна и смотрела, как с надрывом, словно в последний раз, серый дождь лупил по серым лужам, объединившимся в одну большую реку. Как мгновенно вспыхивали и гасли молнии, гремел где-то далеко, за рекой, гром, а редкие прохожие, разувшись, форсировали вырвавшуюся на свободу водную стихию, волочившую за собой мусор, обломанные ветки деревьев и белые лепестки отцветающей акации.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Алла никого не ждала. Это, конечно, была неправда: сердцу трудно привыкнуть к тому, что твердит рассудок. Умом Алла понимала, что с Андреем они расстались навсегда, но крохотный огонёк надежды вопреки всему теплился
Ты?!
В дверях стоял Стасик Петровский, с него, как с фонтана слёз, крупными каплями на пол стекала вода.
Нежданный гость протянул несколько сорванных веток акации (с благоухающих белых кистей тоже текли струи воды, мгновенно превращая скромную лужу на паркете в нескромный потоп) и мрачно сообщил:
Там дождь.
Я догадалась, кивнула Алла. Что это у тебя на голове?
Стас снял нечто разбухшее, когда-то бывшее соломенной шляпой, перевернул «это», вылив на паркет очередную порцию воды, задержавшуюся на широких отогнутых полях, задумчиво покрутил в руках, не зная, куда положить:
Мне старик-грузин в самолёте дал, когда увидел, что у вас дождь. Сказал: «Прекрасный головной убор, чтобы сделать предложение девушке».
Что? Какое предложение?
Петровский заговорил быстро, решительно. Ему казалось: гуляя под дождём, он придумал такие хорошие, убедительные слова, что Алла обязательно в них поверит, главное договорить и не сбиться:
Я шёл по городу и всё понял. У тебя кто-то был, да? Ты решила, что он позвонил твоему шефу и назвался знакомым. Поэтому и рванула домой. А он, наверное, не пришёл. И твоя мама теперь злится. Но это был я. Я звонил Деньковскому, чтобы он отпустил тебя со мной в фольклорную экспедицию. Бекирыч пообещал.
Стас жадно заглотнул воздух и твёрдо закончил:
Выходи за меня замуж. И букет поставь в воду. У вас в городе акация почему-то мёдом пахнет
Не знаю, вздохнула Алла.
Ты просто поверь мне. Я постараюсь
Не знаю, подойдёт тебе мой спортивный костюм или нет. А больше дать тебе переодеться нечего
Хочешь, я, как в кино, на колени встану?
В лужу?
Оба вдруг рассмеялись. Алла подтолкнула Стаса в ванну:
Переодевайся, я пока пол вытру. А то влетит от мамы за испорченный паркет.
Но ты выйдешь за меня замуж?
Потом, Стасик, потом
Когда пришла мама Аллы, они пили на кухне чай.
Старик почувствовал, как он устал. Какая гадость эта немощь тела. Теперь он лучше понимал бывшую тёщу и её непрестанную раздражительность. Он, пожалуй, и сам готов был раздражённо наброситься на кого-нибудь, да не на кого Разве что на весь мир. Так бесполезно. Не услышат
3
Перечитав последний абзац, Старик грустно усмехнулся: неосознанно он всё-таки попытался обойти то, о чём никогда не вспоминал. Но сейчас он пишет не для любознательных и придирчивых читателей, жаждущих крутых поворотов сюжета, лишь для Димки и Жорика, который уже много лет Георгий. А Димка так и остался Димкой
Удивительно хорошо было сидеть в смешном девчачьем спортивном костюме, брать чашку с чаем из рук Аллы Как будто эти вечерние чаепития давно стали привычным ритуалом их семейной жизни
Всё разрушил вопрос:
Знаешь, почему мы с Андреем расстались?
Можно ещё чаю? Удивительно вкусный чай.
Не хотел Стас ничего знать.
Алла вздохнула, пытаясь смягчить то, что собиралась сказать. Да разве есть в этой ситуации какие-то другие слова, которые не ранят
Я должна сказать тебе. Ты очень славный. Только я жду ребёнка. Мой бывший парень категорически против, но я всё равно не стану делать аборт, хоть он и считает, что я дура, она виновато улыбнулась. Прости, что не выйду за тебя замуж.
Вот тут и появилась Ирина Аркадьевна, мама Аллы. Уже потом Стас узнал: была у Ирины Аркадьевны такая особенность: она всегда появлялась, когда им с Аллой надо было остаться вдвоём.
Гость засуетился, вытаскивая себя из низкого глубокого кресла и демонстрируя не поместившиеся в спортивный костюм конечности. Алла не выдержала, хихикнула, заработав суровое замечание:
Не вижу ничего смешного, дочь.
Старик подумал: по всем законам литературы здесь надо рассказать о чувствах и переживаниях незадачливого жениха. Только не помнил он своих переживаний. Конечно, можно придумать, и все поверят. Но в том, что сейчас он пишет, должна быть лишь правда. Хотя бы настолько, насколько жива она в его памяти
Единственное, что помнилось, как легло на плечи чувство ответственности. За Аллу, за неродившегося ребёнка, даже за Ирину Аркадьевну, пусть и не глянулся он ей.
Стас попытался сказать, что всё это не имеет значения, он давно не мальчик и готов отвечать за свои поступки. Главное, чтобы Алла согласилась стать его женой, а ребёнку он будет только рад. Наверное, получилось неуклюже. Алла промолчала, Ирина Аркадьевна бросила:
Да ладно, слова это всё. Какому мужчине нужен чужой ребёнок?
И тут Стас разозлился. Пошёл в ванну, натянул свои мокрые брюки, рубашку, вернулся, постоял в дверях кухни Заговорил медленно, тщательно выговаривая каждое слово:
Я на семь лет старше Аллы. Родился в сорок третьем, в землянке. Когда партизанский отряд попал в засаду, дед Павел сумел вывести нас с мамой через болото из окружения. Он мне на всю жизнь и отец, и дед. Так что я твёрдо знаю: есть мужчины, которым нужны чужие дети.
Алла и её мама одновременно нарушили неловкую паузу:
Прости, Стасик.
Так ведь не чужой, дед всё-таки
Стас горько усмехнулся:
Ни отец, ни дед не смогли выйти из огненного кольца. Лишь двое взрослых да новорожденный у них на руках. Родство не только по крови бывает. И если сможешь, поверь мне, Алла. Я парень деревенский. У нас о таких, как я, говорят: «упартый». Упрямый, то есть. Сказал, значит, сделает. Веришь?
Алла посмотрела Стасу в глаза, кивнула:
Верю.
Тьфу, что за гадость такая! Что ты сюда намешал?
Стас проснулся от Валеркиного крика, удивленно уставился на бегающего по комнате со стаканом в руках взъерошенного, будто воробей, соседа.
Алла приглашения на свадьбу рисовала, кисточку мыла.
С ума сойти. Я думал, это кисель. И залпом выпил.
Валерка рухнул на кровать, схватился за живот.
А чего ты всё, что на столе стоит, в рот тянешь. Как ребёнок, ей-богу. Прости. Алла торопилась в институт, я пообещал, что уберу, и сам не заметил, как заснул.
По ночам надо спать, огрызнулся Валерка, отвернувшись лицом к стенке.
Ага Кто б говорил Мне уже рассказали, как ты ночью в комнату к рыжей Аньке ломился с криком: «Аня, открой, я хочу того же, что и вчера».
Сплетники чёртовы, я кофемолку у неё просил, понятно? И ещё не совсем ночь была, с силой запустил в напарника подушкой.
За три года Стас ещё ни разу не видел соседа таким и слова-то не подобрать. Не то разъярённым, не то до слёз расстроенным. Примирительно сказал:
Ладно тебе, подумаешь, краски. Не смертельно. Свидетелем на свадьбе будешь?
Не буду! уже совсем зло крикнул Валерка.
И тихо продолжил:
Письмо вчера от отца получил. Требует, чтобы домой ехал, невесту он мне нашёл. У меня отец, знаешь Привык, чтобы всё было как он скажет, вздохнул. Ты не думай, я люблю его. Когда мама умерла, мне едва четырнадцать стукнуло, брату десять. Думаешь, легко с нами было? Бабушка просила: «Возьми женщину в дом», отец ни в какую: «Сам справлюсь».
Валерка попытался улыбнуться, но получилось невесело.
Вырастил. Теперь вот судьбу устраивает Уже и договор с родителями невесты заключил Сам-то на маме по любви женился, хоть она и русская была. Да всю жизнь командовал: мужчина в своем доме, дескать, право имеет
И ты?
Что я? вздохнул. Решил уже: на самолёте не полечу, поеду на поезде, хоть так свободу продлю
На следующий день Валерка уехал. А ещё через двое суток вернулся:
Не смог. В Харькове вышел, и назад. Слушай, я Ане предложение сделал, она согласна. Представляешь? Я тут подумал: давайте свадьбу вместе отпразднуем? Дешевле обойдётся, Валерка помялся. Отец меня денежного пособия лишил. Похоже, у меня теперь тоже в заднем кармане полтинник не заваляется.
Старик писал и улыбался. Воспоминания бурлили, переполняя память. Не спрашивая его согласия, перед глазами появлялись то рыжая Анька во взятом напрокат шикарном свадебном платье, такая объёмная, что хотелось, как куклу посадить её на чайник; то Алла в свободном шёлковом платьице, пошитом Ириной Аркадьевной, с веткой цветущей акации на груди. Почти половина аспирантской стипендии Стаса ушла, чтобы изготовить в ателье эту брошку. Валерка в чёрном пиджаке с бабочкой, не сводящий восхищённых глаз с невесты, почему-то всё время выглядывал из-под Анькиного локтя. И он сам: в каких-то блестящих синих брюках, чёрт знает из какого материала, в клетчатом пиджаке, этакий деревенский пижон Дед Павел, увидев свадебную фотографию, буркнул: «Стаська-то наш выглядае чисто старый кавалер», что, впрочем, было у него знаком высшего одобрения.
Отец Валерки на свадьбу не приехал, мама Стаса тоже не смогла оставить деда Павла, который был уже очень плох. Зато Анькина мама (постаревшая копия Аньки) и Ирина Аркадьевна легко нашли общий язык. Уединившись на скамеечке под пыльными пальмами академической столовой и не обращая внимания на пляшущую молодёжь, они вели нескончаемую беседу:
Маленький да удаленький, успокаивала Ирина Аркадьевна.
Да что, мой-то тоже не крупный был, зато уж как любил меня, вздыхала Анькина мама, поднося платочек к глазам. А ваш зять хорош.
Брюки короткие, вздыхала за компанию Ирина Аркадьевна. И куда только Алла смотрела?
Видать, не на ноги, игриво отзывалась собеседница.
«И я там был; мёд, пиво пил», пронеслось в голове Старика. Он усмехнулся, на мгновение ощутив себя прежним: какое же это счастье, когда слова сами рвутся наружу
На самом деле, ни мёда, ни пива на столах не было. Несколько бутылок вина для девчонок, водка для парней и коньяк для Бекирыча.
Коньяк Бекирыч попробовал, сморщился, процитировал Ивана Васильевича: «Ключница гнала?» и достал из-под стола фирменный напиток химиков спирт. А после пары стопок вышел в центр зала, скомандовал маленькому любительскому оркестрику, приглашённому на свадьбу:
Польку, ребята! Нашу, белорусскую
Подбоченился, с притопом, хлопая в ладоши, прошёлся по кругу, закружился напротив супруги, крикнул:
Подскочную, давай!
И красавица-модель, сбросив туфли на шпильках, ринулась в танец. Подскакивая, притоптывая, они кружились, то кладя руки на плечи друг другу, то расходясь и горделиво поглядывая по сторонам.
Шаг налево, поворот направо, завлекающий взмах руки, изогнутый стан и кокетливо отвёрнутая головка: «Нет-нет, не надо, я пошутила» «А я вот так». Прыжок почти под ноги, дробь, разворот И всё ускоряющийся темп.
Уже и музыканты еле успевали за танцующими, а они подскакивали, притоптывали, довольные собой и общим восхищением.
Всё, устал, выдохнул Бекирыч. Держите.
Встав на колено перед Аллой, протянул конверт и, притянув к себе, крепко расцеловал супругу.
Подарок Бекирыча оказался царским: он «выбил» молодожёнам комнату в семейном общежитии.
4
Старик проснулся от давящей боли в груди. Сколько проспал, он не знал, но за окном на почерневшем небе яркими точками горели звёзды. Сердце сжалось от радости и печали: обманул судьбу, прожил ещё один день, но так мало времени осталось, чтобы дописать
С трудом поднялся: ноги, как всегда после сна, опухли, отказывались слушаться. Старик заставил себя дойти до ванны, с тоской глянул в зеркало.
После воспоминаний, в которых он был молодым и сильным, не хотелось верить, что зеркало не врёт. Превозмогая слабость, побрился, надел чистую белую сорочку. Когда-то Старик только так начинал работать: наведя полный порядок на письменном столе, тщательно выбритый, в белой рубашке.
Поёжился: вроде тепло в комнате, холод сидит в нём самом. Набросил на спину свитер, завязал на груди рукава, с вызовом глянул в зеркало: «Вот так. И не Старик, а Станислав Владимирович Петровский, доктор филологических наук Был когда-то»
Комната в общежитии для семейных десять квадратных метров. Узкий встроенный шкафчик, по которому, как потом оказалось, с первого до последнего этажей снуют мыши, и никакой мебели. Первые семейные покупки полуторный матрац на пол и в кредит маленький телевизор. Когда Алле стало тяжело опускаться на пол, пришлось побегать за диваном. Наверное, мало кто помнит: тогда ещё не было предварительной записи на мебель. Как только открывался мебельный магазин, в него врывалась толпа, кто первый успевал, захватывал диван, садился на него и ждал, когда подойдёт продавец. В конце концов Стасу повезло.