1990
Старые письма, чертежи, раскрытые книги все это хаотично лежало на старом дубовом столе согласно алгоритму, понятному одному лишь хозяину комнаты.
Зашедший в кабинет сразу натыкался на огромную старую карту с какими-то странными пометками, занимавшую полстены. Дальше взгляд ловил подзорную трубу, которую зачем-то принесли сюда, да так и забыли, шахматную доску с расставленными фигурами на подоконнике, видавший виды и, судя по всему, самодельный транзистор, который больше всего удивлял посетителей, скрипку и дудочку, скромно пристроившиеся на одной из полок. И книги, книги. Стопки и горы. Повсюду. Старые свитки и рукописные бумаги. Здесь системы не было и не могло быть. Каждая деталь, каждый штрих указывали на беспорядочный полет мысли обитателя помещения.
Все уже давно привыкли к бесконечным стопкам предметов, раскиданных на столе, полках, по углам комнаты. Привыкли и не удивлялись. Возможно, потому что гений хозяина этого хаоса не мог быть подвергнут сомнению. Его одобрение и расположение означали безоговорочное признание таланта и способностей учащихся. А эти показатели среди ратников ценились крайне высоко.
Мормагон не терпел невежества и апатичного отношения к занятиям. Вкладывая максимум усилий в свою работу, не жалея ни времени, ни сил, он ожидал от подопечных полной отдачи. Многие, очень многие ратники школы жаждали внимания своего учителя. Большинство почли бы за честь возможность провести с Мормагоном время в его кабинете. В понимании учащихся это приближало их к величине своего гения. Визиты в святая святых были редки.
Для большинства, но не для всех. Находились те, кто был вхож в кабинет ратного просветителя.
Сокола вызвал сам Мормагон. В общем-то, такое случалось довольно часто. Иногда Сокол не догадывался о цели, с которой его приглашали. Но в этот раз он знал совершенно точно тему предстоящего разговора.
Привычно постучав в дверь, Сокол переступил порог кабинета. Мормагон стоял у письменного стола спиной к окну. Он вообще редко сидел, предпочитая возвышаться в окружающем пространстве. Уперев руки в дубовую поверхность, учитель внимательно изучал какой-то чертеж. Он не поднял головы, услышав стук в дверь, но знал совершенно точно, кто именно пришел к нему.
Ты покинул пределы поселения.
Да.
Сокол ответил, не колеблясь. Он спокойно подошел к столу и встал напротив своего учителя.
Сделал это, не спросив разрешения у старейшин.
Да.
Наконец Мормагон оторвал взгляд от чертежа и внимательно посмотрел на вошедшего. Сокол знал, что его учитель не будет распространяться о его маленькой отлучке.
Надеюсь, что риск был хотя бы оправдан.
Сокол пожал плечами. У ратников было своеобразное представление о риске.
Мормагон продолжал выжидающе смотреть на юношу, которому, он в этом не сомневался, было что сказать.
В ваших архивах оно выглядело куда более презентабельно, чем в жизни.
И тем не менее оно твое, сказал наставник, многозначительно улыбнувшись.
Неделей ранее Мормагон так же пригласил Сокола к себе в кабинет, чтобы ознакомить своего ученика со старыми архивами, найденными в библиотеке. Едва ли юноша был заинтересован обветшалыми бумагами, но ослушаться наставника не мог.
В тот день на этом же самом столе, перед которым теперь стоял Сокол, были разложены пожелтевшие документы и фотографии. На одной их них он увидел черно-белое изображение старой усадьбы.
Нашел недавно в старых архивах. Знаешь это место?
Юноша никогда ранее его не видел, но понимал, что у учителя была веская причина показать ему это фото.
Этот дом располагался в нескольких километрах от края поселения, пояснил учитель, указав пальцем на точку на лежащей рядом карте местности. Уверен, он и сейчас там стоит. По крайней мере, то, что от него осталось.
Судя по всему, он был свидетелем многих событий.
Сокол внимательно рассматривал потрепанное изображение. Он никак не мог понять, зачем Мормагон решил его ему показать.
Слишком многих. У этого дома горькая судьба.
Время никого не жалеет, сказал Сокол и осекся, украдкой взглянув на своего учителя. Сколько, в самом деле, ему лет? Трудно дать больше сорока.
Разгадав его мысли, Мормагон улыбнулся.
Не время было к нему безжалостно, а люди. Люди изгнали его хозяев, а новой жизни стенам не дали, оставив его медленно увядать.
Сокол ничего не ответил на последнюю реплику. Судьба дома его не трогала. Мало ли таких домов разбросано за пределами поселения?
Видя недоумение своего подопечного, Мормагон жестом указал юноше на стул, приглашая его сесть, и задал неожиданный вопрос:
Знаешь ли ты, когда поселение приобрело границы?
Конечно, он знал. Это все знали.
В начале века.
И ты, безусловно, знаешь, почему поселение запечатали?
Слишком опасно стало быть у всех на виду. Старейшинам пришлось увести обращающихся и устроить здесь нашу жизнь
Почему именно здесь?
Усадьба Орлов стояла здесь, здесь же были их земли.
Сокол тогда никак не мог взять в толк, к чему конкретно пытается подвести его учитель. Мормагон никогда не выкладывал открыто информацию. Он предпочитал наталкивать на мысль. Заставлял думать, рассуждать. И сейчас он определенно ждал от своего подопечного ратника каких-то выводов. Но каких?
Вы спрашиваете, почему непозволительно опасно стало ИМЕННО В ТО ВРЕМЯ, а не в какое другое?
Мормагон одобрительно кивнул, показывая, что ученик движется в правильном направлении.
Птиц начали уничтожать. Их сметали повсюду. Волна практически подобралась к нашим порогам. Знать стала не в чести среди людей и
И птички, и зверюшки прибежали на земли вожака, оказавшись заперты на долгие десятилетия. Крылатые спасались, усатые подчинялись, закончил учитель фразу, ехидно ухмыльнувшись.
И тогда Сокол понял. Будучи сыном хранителя, он, как никто другой, знал охранную силу его рода. Учитель прав, у стен просто не было ни малейшего шанса на новую жизнь. Без разрешения хранителя никто, кроме членов его семьи, не мог пересечь порог дома.
Вы хотите сказать, что
Что эта усадьба принадлежит тебе, вполголоса закончил фразу учитель, перегнувшись через стол. Его атлетическая фигура возвышалась над Соколом темной массой. Он по привычке упер руки о столешницу и внимательно всматривался в лицо юноши.
Сокол молчал.
Просто подумал, что тебе будет интересно посмотреть на изображение старого родового гнезда, прервал Мормагон молчание и улыбнулся сидящему напротив ученику.
***
Покинув тогда кабинет, Сокол не придал значения полученной информации. Конечно, он был тронут заботой и стараниями учителя, но старая фотография не вызывала в юноше ровным счетом никаких чувств. Он, как и практически все жители поселения, родился на запечатанной земле и любил эти места. Порой, конечно, ратники устраивали несанкционированные вылазки в прилегающие к лесу городские районы, чтобы разжиться необходимыми сокровищами, нехватка которых очень уж омрачала жизнь старшеклассников. Но они всегда происходили на короткий срок и без превращений. «Старейшины не дремлют», эта присказка была излюбленной среди ратников. Поэтому Сокол поспешил отбросить мысль о старом погибающем доме, куда незнакомцам нет и не будет хода. Какое ему дело до развалин, если здесь кипит вся его жизнь, такая пьянящая и насыщенная?
И он тут же поспешил окунуться в нее с головой, намереваясь насладиться каждой ее каплей.
На несколько дней пожелтевший образ на снимке стерся из его сознания.
Однако после субботнего костра что-то поменялось. Проводив вместе с Павлом Регину до дома и вернувшись к себе, он обнаружил, что постоянно мысленно возвращается к дому на фотографии. Даже закрыв глаза, он видел перед собой старые стены. Так и не сумев уснуть той ночью, утром он попросил отца взять его с собой на дежурство.
Только лишь выйдя за пределы запечатывающего купола на выделенной ему для патрулирования территории, он сразу же взлетел ввысь. Сокол приблизительно помнил точку, указанную на карте в кабинете учителя. Крылья привели его к той точке за несколько минут.
С высоты было видно, что крыша дома практически полностью обвалилась. Колонны, поддерживающие выступы второго этажа, погнулись. За долгие десятилетия лес поглотил стены, обвив их плющом, а в некоторых местах буквально насквозь пронзил ветвями. Этого здания по всем законам физики уже давно не должно было существовать. Казалось, дунь и оно рассыплется, как карточный домик. Но вопреки всему стены стояли.
Спустившись, Сокол через одно из отверстий в крыше проник внутрь дома. Он не рискнул обернуться человеком, опасаясь, что старый пол просто не выдержит его вес.
Сокол и сам не знал, что он ожидал увидеть внутри. То ли разграбленные мародерами комнаты, то ли старую утварь и мебель, так и оставшиеся на своих местах нетронутыми. Но в реальности он не увидел ни того, ни другого. Его окружали лишь старые полусгнившие стены и ветер. Дом был пуст.
Наверняка Орлы предупредили его предков обо всем заранее, и у семьи было время перевезти вещи. Открыто ли, у всех на виду или под покровом ночи этого Сокол не знал. Он мог лишь гадать, в какой комнате раньше стоял обеденный стол, за которым вся его семья теперь обедает в поселении, где был антикварный шкаф, на какой из стен висело зеркало.
Да, дом был совершенно пуст. Его коснулось разрушительной рукой лишь время. Сила хранителей не подпустила сюда даже привидений, столь живописно вписавшихся бы в общий пейзаж.
Не видя больше смысла продолжать свою экскурсию, Сокол взмыл в небо. Ему еще предстоял день патрулирования.
***
Я не почувствовал, что оно мое.
Сокол посмотрел в глаза учителю. Он опасался огорчить его. Но Мормагон, пожав плечами, продолжал улыбаться. За его спиной в окно светило солнце, игрой света и теней создавая причудливый ореол вокруг фигуры мужчины.
Но оно пропустило тебя. Это о чем-то говорит.
Да, наверное
Сокол замялся. Он не был уверен, стоит ли ему быть откровенным. То, что он собирался сказать, скорее всего, прозвучит цинично.
Однако осуждать подопечных не было в правилах Мормагона. Скорее всего, показав ученику старые документы, он рассчитывал на другую реакцию. Но лицемерить перед Мормагоном Сокол просто не мог.
Это эхо эхо прошлого. Я его не слышу, Сокол тщательно подбирал слова, чтобы максимально точно выразить свою мысль. Все это отголоски давно ушедших эпох. Настолько далеких, что и шепота уже не осталось. Понимаете, я живу сейчас. И происходящее вокруг меня это мой мир. Это то, кто я есть. Мы нынешние возводим жизнь будущую. И я предпочел бы думать про день сегодняшний здесь, в поселении. Не хочу быть зрителем, оглядывающимся назад. Хочу быть участником. А прошлое надо оставлять в прошлом.
Закончив говорить, Сокол опасливо покосился на учителя. Не рассердится ли он? В конце концов, профилем Мормагона была история. А он только что своими словами практически обесценил его труды.
Но Мормагон все так же стоял по другую сторону стола и улыбался. Он внимательно смотрел на своего ученика. Наконец, видимо, разобравшись с только ему уловимыми оттенками произнесенных речей, он кивнул головой и сказал:
Да, из тебя определенно будет толк.
Уже уходя из кабинета, Сокол вспомнил о вопросе, который хотел задать учителю, вернувшись из усадьбы.
Я понимаю, почему простые обращающиеся ушли в поселение. Но почему ушли хранители? Ведь стоило только захотеть, и никто посторонний и за сто лет не нашел бы дороги к их домам Что ими двигало?
Мормагон, скривив губы в усмешке, ответил:
Да здравствует воля вожака.
После он вернулся к изучению своих чертежей, а его ученик, выйдя из кабинета, бесшумно закрыл за собой дверь. Ночью Соколу опять предстояло идти в патруль. На этот раз по расписанию. Что ж, ему было о чем подумать во время обхода.
Глава 6
2001
Захар не думал, куда идет. Шел без разбору. Потеряться он не боялся. У него было врожденное чувство ориентации в пространстве. В лесу он всегда верно знал, с какой стороны он зашел и где находится дорога. А еще Захар отлично запоминал путь. Позади остался застроенный коттеджный участок. Полузамки-полудома, возвышающиеся над асфальтированной улицей, выглядели нелепо посреди леса. Слишком кричащие. Слишком безвкусные. Лес обступал коттеджи со всех сторон. Звуков города здесь практически не было. Если и пробивались урбанистические отголоски, то крайне настороженно и неуверенно. И, подлетев к домам, затухали, пугаясь деревьев-великанов, нависающих со всех сторон.
Захар инстинктивно шел вглубь леса прочь от коттеджного участка. Ему было комфортно наедине с собой. Со своими мыслями. Они проносились облачным потоком, не утяжеляя голову. Никакого колледжа, никаких учителей, никаких одногруппников только он сам и лес. Даже музыку в плеере не стал включать. Его более чем устроили звуки природы.
В какой-то момент в просветах между деревьями стали виднеться насыпи и плиты. Заинтересовавшись, он подошел ближе и различил между ними кресты. Суеверным парень не был, но тем не менее он почувствовал легкий холодок, пробежавший по позвоночнику.
Что это? Откуда это здесь посреди леса?
Ответы были там, на плитах, смиренно спящих под густо нависшими кронами деревьев.
Переступая через коряги и отодвигая преграждающие путь ветки, он приблизился к насыпям. Их оказалось гораздо больше, чем виделось издалека. Десятки плит и крестов. И на каждой насыпи четыре цифры. Иногда цифры после тройки менялись. Они могли быть чуть больше или меньше предыдущих. Но одно в этих надписях было неизменно: списки фамилий. Длинные и бескомпромиссные. Чей-то приговор и финальная точка.
Захар продвигался вдоль мемориала, шепотом проговаривая надписи, как заклинания.
Сверху послышался стук. Захар инстинктивно поднял голову в его направлении. В кроне дерева сидел дятел. Возможно, точно такой же дятел сидел на этом дереве десятки лет назад. Или на соседнем. Весь этот лес был свидетелем дней, когда у людей вероломно отнимали жизни. Десятками. Сотнями.
Сопровождаемый стуком вверху, парень пошел вперед. В очередной раз у него промелькнула мысль, как ничтожно мало он знает о том, что его окружает.
Запахи леса успокаивали. Звуки приносили гармонию. Он давно это заметил: лес был подобием храма. Он вводил его в состояние, подобное трансу. Позволял слиться с собой. Захар называл это «чисткой головы».
И вновь впереди замаячило что-то. Издалека не разобрать.
Захар вышел к тому, что, возможно, когда-то называлось домом. На деле же со стороны это напоминало чудом держащуюся груду деревяшек. Заваленные на бок стены, ушедшая в сторону и проломившаяся крыша, пляшущие ставни. В некоторых из них, к слову, остались стекла. У дома когда-то была пристройка. Сейчас же там не осталось ничего, кроме кучки старых бревен и трубы. Пожалуй, окажись здесь волк из сказки о поросятах, ему бы и стараться сильно не пришлось, чтобы сдуть этот домик и разметать его остатки по уголкам лесной чащи.
Откуда здесь, за километры от цивилизации, оказался дом, Захар не имел ни малейшего понятия. Никогда раньше он не слышал о каких бы то ни было местных старых строениях.
Зато парень абсолютно точно знал, что к зданию не стоит приближаться. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять: деревянная постройка рухнет от малейшего чиха.
И тем не менее он подошел. Перешагнул через остатки забора. Приблизился к стене. Лес подступил к дому со всех сторон. Но окончательно не завладел им. Захару даже показалось, что ветви скорее подпирают пляшущее строение, чем разрушают его.