«Твои дни сочтены» гласило высеченное в камне изречение. Выражение лица мужчины не оставляло ни малейшего сомнения в том, что это выражение он выбрал не случайно и мне следовало воспринимать его как угрозу. Я снова вспомнил его странный скрипучий голос, без труда представив, как он сам произносит эти слова: «Твои дни сочтены, мальчишка».
Будто удостоверившись, что его послание принято, мужчина снова поклонился и медленно скрылся из вида в глубине кладбища.
Невероятным усилием воли я подавил в себе желание тут же постучать по звонку у кровати, чтобы немедленно разбудить родителей: «Мама! Папа! Злобный дедуля в шляпе сейчас на кладбище, он знает, где я живу!»
Пульс участился, и мне понадобилось несколько минут, чтобы снова взять себя в руки. Я подъехал к кровати и лёг. Ромашка, потянувшись, перебралась с конца кровати поближе к центру и легла мне на грудь. Я машинально её погладил. Мирное урчание кошки постепенно меня успокоило, и через некоторое время я даже заснул.
На следующее утро мои суперспособности исчезли. Вокруг было совершенно светло, но различить надпись на надгробии я не мог. Да и вообще сложно было сказать, есть ли там хоть какая-то надпись. Поэтому я попросил Лассе (который зашёл ко мне без предупреждения и замер у моей кровати, лишь изредка с хрустом разминая пальцы и бросая на меня жалобные взгляды бедного оленёнка) сфотографировать для меня это надгробие по дороге домой. Оказалось, что это могила некоего Германа Кранца, который умер в 1952 году. А надгробная надпись какая неожиданность! гласила: «Твои дни сочтены».
Я даже почти обрадовался. Конечно, вселяет страх и ужас, но для меня в этом было ещё и доказательство, в котором я так нуждался: доказательство того, что я не сошёл с ума. Ведь как такое объяснишь диагнозами вроде шизофрении или маниакального расстройства? Никак. Здесь явно происходило что-то другое, что-то гораздо более загадочное.
Если дедуля в шляпе не врал и действительно собирался воплотить в реальность свои угрозы, если мои дни действительно были сочтены, я хотел потратить их с пользой и выяснить как можно больше. А этот Лассе ябеда несчастный. Коль уж он сразу решил всё выкладывать моей маме, я прекрасно обойдусь без него. Мне поможет эта дочка Мартинов, Матильда, с ямочками на щеках и комплексом спасительницы.
Я потянулся за своими идиотскими костылями или, как их официально называли, за своей «поддержкой», так меня научил Северин на одной из наших с ним первых встреч, и встал на ноги. Как обычно, у меня закружилась голова, и пришлось подождать несколько секунд, пока стены перестанут мелькать у меня перед глазами и остановятся на своих местах. Лиц на деревьях, которые тоже мельтешили за окном, я решил не замечать.
Я бы хотел посмотреть на этот склеп, о котором ты говорила, сказал я. Можешь отвезти меня туда на коляске?
Что, прямо сейчас? спросила Матильда.
Да. Если у тебя, конечно, нет других планов: вроде молитвы, или церковного урока, или ещё чего-то благочестивого, чем ты там обычно занимаешься в свободное время.
Она вздохнула:
Сегодня, как ни странно, ни на церковный урок, ни на молитву я не спешу. А курс «Святая вода для начинающих» начнётся только вечером.
«Поглядите-ка, и чувство юмора у неё имеется».
Ну что ж, тогда поехали!
Я решительно проковылял мимо неё в коридор.
В реабилитационном центре папа с гордостью наснимал целую кучу роликов о том, как я снова учусь ходить, чтобы послать моим бабушке и дедушке, поэтому я прекрасно понимал, как неуклюже я при этом выгляжу. Да ещё в придачу полные сострадания взгляды окружающих. Может, именно от сострадания эта Мартинская дочка так широко распахнула глаза, но в её случае мне на это было наплевать.
Ясное дело, из кухни тут же прибежала мама, которая услышала, как мы спускаемся по лестнице.
Один ты пока не сможешь! Не так быстро! Квинн!
Мы с Мартин Э-э-э Матильдой немножко прогуляемся, небрежно бросил я. Можешь ей помочь перекатить коляску к входной двери?
Мама ошарашенно уставилась на меня. Да уж, мне удалось её здорово удивить. Я не смог сдержать улыбку. Конечно, она, как всегда, хотела как лучше, но эта её выходка с Мартинской дочкой у меня в комнате это уж слишком. Я мог только догадываться, о чём она думает. Мама была уверена, что я не подпускаю к себе друзей, потому что стыжусь своей неуклюжей походки, шрамов на черепе и неуправляемых бегающих глаз. Она затащила в мою комнату эту Мартинскую дочку, чтобы мне было на ком тренироваться, нашла человека, который мне абсолютно безразличен. С таким же успехом могла бы привести ко мне почтальона или разносчика пиццы.
С коляской я уж как-нибудь справлюсь. Умелым движением Матильда сняла кресло-коляску с тормоза и подкатила к входной двери. Подножка нам на прогулке тоже понадобится, правда же? Она наклонилась, чтобы приладить ту часть, которую мама спрятала в гардеробную, дабы освободить место в прихожей. Привычным движением она закрепила её на коляске.
Вот как ещё более растерянным голосом произнесла мама.
Сегодня утром для такого же действа ей понадобилось гораздо больше времени. И всё это время она не переставала чертыхаться. Я тоже остался под впечатлением. У почтальона бы так ни за что не получилось.
Пока Матильда выкатывала коляску по ступенькам к выезду из гаража, я пытался снять свою куртку с вешалки, но, когда передвигаешься на этих идиотских костылях, ни одной свободной руки у тебя не остаётся. Мама вышла из оцепенения и помогла мне. Я снова почувствовал себя маленьким ребёнком. Ведь такие простые действия, как надеть куртку или застегнуть молнию, до сих пор давались мне с трудом.
И куда же вы пойдёте? поинтересовалась мама.
Подышать свежим воздухом. Ведь каждый день это праздник, подарок судьбы, поспешно ответил я, прежде чем Мартинская дочка успела бы проболтаться о склепе, который меня так интересовал.
Но Матильда удивила меня ещё больше. Одновременно со мной она выпалила:
На углу улицы открылся новый цветочный магазин. И везде так чудесно цветут подснежники.
«Вот-вот, чудесно».
Я проковылял вниз и уселся в кресло-коляску с таким видом, будто всю жизнь интересовался исключительно цветущими подснежниками.
Что ж, тогда хорошей прогулки! До скорого, нежно сказала мама, но меня было сложно провести. Она смотрела на меня точно так же, как много лет назад, первого сентября в первом классе, когда я хотел зайти в класс без неё. Подышите свежим воздухом. А я тем временем вернусь к своей капусте. Если что, позвоните, телефоны у вас с собой?..
Улыбнувшись, она закрыла за нами дверь.
Матильда покатила меня к тротуару:
Мне кажется, ей очень хотелось пойти с нами, как думаешь?
«Да уж, бедная мама. В последний раз, когда я вышел без неё из дома, история закончилась реанимацией».
С тех пор как случилась та авария, ей стоит больших усилий оставить меня одного, сказал я. Лучше не будем рассказывать ей о кладбище и могилах. Она ещё больше начнёт тревожиться.
Понятно.
Тем временем мы уже перебрались на тротуар и взяли курс на кладбищенские ворота, прижавшись к живой изгороди так, чтобы мама не могла нас увидеть из окна, если вдруг решит выглянуть из кухни на улицу. В еловой изгороди из иголок составились два лица, сначала они разглядывали друг друга, а потом меня. Я старался не обращать на них внимания.
Кто-то за моей спиной окликнул:
Матильда?
Матильда пробормотала: «Чёрт возьми» и ускорила шаг. Я попытался повернуть голову, насколько это было возможно в моей ситуации, и посмотреть назад. Там стояла какая-то кудрявая девчонка и изо всех сил размахивала руками:
Матильда, это ты? Матильда-а-а!
Слышишь, тебя зовут, сказал я, один из твоих двойников. («Просто кошмар, насколько они все похожи».)
Это всего лишь моя двоюродная сестра Ябеда-Марихен.
Какое милое церковное имечко.
Да, в честь святой Ябеды, конечно.
Матильда на полном ходу въехала на кладбище и резко свернула направо на гравийную дорожку, которая шла вдоль нашего сада. Здесь находилась могила Германа Кранца. Я тут же забыл о двойниках Матильды.
«Твои дни сочтены», прочёл я вслух.
Как по мне, довольно невежливо по отношению ко всем живым, писать на надгробной плите такое, пропыхтела Матильда, задыхаясь от быстрой ходьбы, и мы тут же стремительно повернули налево на широкую аллею. Я чувствовал себя так, будто участвую в автогонках. Вон на той могиле надпись ещё более оптимистичная: «Скоро обретёшь покой и ты». Почему бы не написать сразу: «Здесь могло быть твоё имя». Но кто знает? Может, это такой призыв к действию: «Не трать время по пустякам, наслаждайся жизнью, смерть найдёт тебя слишком рано, и моя история тому лучшее доказательство».
Она снова замедлила шаг, и моя коляска тут же перестала скрипеть и ходить ходуном, будто вот-вот развалится. Всё-таки она была не приспособлена для езды по пересечённой местности на высокой скорости.
У меня тоже голова шла кругом от такой поездки, но при этом я чувствовал себя отлично, словно пробудился после долгого сна. Может, всё дело в весеннем солнце, которое поднялось уже довольно высоко; его согревающие лучи проникали сквозь пока ещё безлистые ветки и наполняли аллею теплом и светом.
Кажется, мы оторвались, сказала Матильда.
От Ябеды-Марихен? довольно спросил я.
Да, от неё и от этого мрачного типа, который весь день прохаживается по улице из стороны в сторону.
«Что?»
Какого такого типа? Я в панике обернулся.
Ты что, не видел? Когда мы с тобой вышли, он стоял перед домом Гейгеров, пряча руки в карманы пальто. А когда я обернулась, он следовал за нами.
Он был в шляпе? Как у стариков, которые выгуливают такс на поводках?
Матильда захихикала:
Точно, в такой мерзкой коричневой шляпе в клеточку. Может, какой-то вор, выискивающий пустой дом для кражи. Или он уже стоит на стрёме, пока его подельник орудует в чьём-то доме. А может, это частный детектив. Или взломщик, который хочет казаться частным детективом.
«Или кое-кто похуже. Гораздо хуже».
Улыбка сползла с моего лица. Сейчас дедули в шляпе видно не было, но меня не отпускало чувство, что за нами кто-то следит. Кто-то с жёлтыми волчьими глазами. Значит, он никакая не галлюцинация, раз Матильда тоже его видела.
Вот мы и пришли. Она объехала лужу и остановилась посреди аллеи. Смотри, это склеп семейства Кёниг.
На этом участке аллеи один за другим в ряд выстроились несколько склепов. Благодаря колоннам и аркам они напоминали маленькие греческие храмы, обветшавшие и поросшие мхом. Склеп Кёнигов немного выделялся из общего ряда. Он казался больше остальных, с сужающимися воротами из тёсаного камня и дверью посередине, которую обрамляли две колонны с каменным фронтоном, где была высечена фамилия Кёниг. Склеп украшали многочисленные рельефы, а наверху красовался ангел размером с ребёнка. Он прислонился к птице с женской головой. Массивные когти птицы крепко вцепились в парапет.
Знакомьтесь. Та самая мрачнейшая женщина-птица. Выглядит почти так же, как на твоей картинке. Матильда подкатила меня ещё чуть ближе. Только волосы у неё тут гораздо красивее: изящная плетёная коса из камня и мха.
Я задрал голову и уставился на скульптуру. В моей памяти вдруг отчётливо всплыли высокие пронзительные крики, которые преследовали меня в ту ночь, пока я перепрыгивал с крыши одного гаража на крышу другого.
Меня захлестнула волна ярости: «Какие шансы, скажите на милость, у меня могли быть против такого зверя? Сейчас у дедули в шляпе и его монстра задача вообще упростилась я даже не могу подняться со своей инвалидной коляски. И виноваты в этом они».
На каменном лице не дрогнул ни один мускул, сколько бы я ни сверлил его мрачным взглядом. Зато на другой могиле краем глаза я уловил какое-то движение и тут же резко повернул голову. Но это оказалась лишь ещё одна статуя в человеческий рост: мужчина в цилиндре, монокле и фраке из бронзы. Казалось, будто он поднял руку и постучал пальцем по полям цилиндра. Мужчина застыл в таком положении. Я вздохнул.
«Конечно, он застыл. Он же статуя. Мало мне того, что деревья и кусты строят мне рожи, а дедуля в шляпе рыскает где-то поблизости».
Я снова оглянулся. Но ничто не предвещало беды: за несколько метров от нас на скамейке сидел ещё один престарелый господин и читал газету, две женщины катили детские коляски, а под бронзовой статуей с цилиндром и моноклем прохаживался чёрный дрозд. Может, как раз движения этой птицы я уловил краем глаза. На плече скульптуры красовалось несколько белых пятен, очень напоминавших птичий помёт.
Хочешь посмотреть на другие могилы? спросила Матильда. Могу показать классную смерть с косой и ангела, который выглядит прямо как А'нгела Мéркель.
Я снова поднял глаза на застывшую женщину-птицу, чувствуя, как мной овладевает горечь разочарования. В то же время я злился сам на себя.
«Чего я, собственно, ожидал? Что статуя оживёт и заговорит? Что кто-то оставит мне послание? Секундочку»
Прямо под фамилией мелкими буквами была высечена ещё одна надпись. Я обнаружил её только сейчас.
«Может, это действительно послание для меня?»
«Dum tempus habemus operemur bonum», с трудом разобрал я. Слушай, ты, случайно, не знаешь латынь, Марти Матильда?
Нет, не знаю, но смартфон нам поможет, сказала Матильда.
Это девиз семьи Кёниг. Господин на скамейке, который прежде читал газету, встал и подошёл к нам. Он дружелюбно улыбался.
Вблизи он не казался таким уж старым. Наверное, это его борода, словно у Санта-Клауса, ввела меня в заблуждение. Не считая седой бороды и густых волос, никакого сходства с Сантой я больше не заметил. Мужчина был высоким и худощавым, одет в элегантное серое пальто, в руке он держал закрытый зонтик, который использовал в качестве трости. Его тонкое лицо с длинным крючковатым носом и тёмными глазами под густыми бровями почему-то показалось мне очень знакомым.
Как чудесно видеть молодых людей, которые интересуются погребальным искусством. Он указал кончиком зонтика на мелкие буквы. Приблизительно это переводится так: «Давайте творить добро, пока не закончилось наше время».
Цитат на каждый день у меня и дома достаточно, разочарованно пробормотал я.
Господин повернулся ко мне:
Но это достойный девиз, разве не так, Квинн? с улыбкой спросил он. Я почувствовал, как моё тело покрылось гусиной кожей. У фон Аренсбургов тоже есть семейный девиз?
Первое, что пришло мне в голову: «Бежать, и как можно скорее».
Но, во-первых, если бы я с черепашьей скоростью покатился сейчас в своей коляске, это выглядело бы просто смешно, а во-вторых, я оказался на этом кладбище как раз для того, чтобы выяснить как можно больше.
«Как бы там ни было, я не дам этому Санте меня запугать. Подумаешь, он знает моё имя».
Я сел как можно ровнее в своей коляске и попытался выглядеть уверенно.
Наш семейный девиз звучит так: «Никогда не ложись спать, не помирившись с семьёй, ешь много брокколи и не доверяй незнакомцам», сказал я бодрым голосом. Вы меня знаете?
«И кто вы, чёрт возьми, такой? Откуда вам известно, как меня зовут? Что вам от меня нужно?»
Складки от улыбки вокруг тёмных глаз стали ещё глубже:
Ах, простите, так невежливо с моей стороны. Я профессор Кассиан, сказал он и протянул мне руку. Я знал твоего отца.
Моего отца? повторил я, механически пожимая руку странного господина. Вы работаете с ним в одном издательстве?