Только этого мало, изобретатели интриг задумали нехорошее: нашли (должно, из незаконных детей) еще одну девочку и упрятали ее совсем в другое место, а куда неведомо
В переписке, которую делал граф Ангальт, а я переводил, обнаружилось скрытное сие дело: одна девица в довольстве, в роскоши, быть может, в Персии была тайно, а другая быть может, в тихой обители Как мне додуматься до истины?
Господи, матка боска! Что творится вокруг!..
Не знаю, какова теперь та девица, но Аграфена Александровна Бибикова лучше всех. Жалко только, что полюбился ей мой граф Ангальт, человек пустой, хитрый, светский интриган. Однако сдается мне, что именно ему поручено (кем только?) наблюдать одну девочку, но которую?
А тут дошла до государыни весть, что в Италии объявилась красотка, которая говорит по-польски, по-французски, по-немецки, вращается в свете Екатерина Алексеевна почуяла опасность. Еще бы! Только что казнили Пугача, посадили в тюрьмы тысячи его людишек, а тут новая беда: объявилась еще одна самозванка!
Вызвала Екатерина верного своего фаворита Алексея Орлова храбрец и ума немалого. Вместе с флотом своим герой Чесмы пристал к берегам Ливорно Что уж там было не знаю. Говорят, он даже сделал ей официальное предложение руки и сердца, она согласилась прийти на его корабль и Очнулась только на берегах Невы.
Государыня имела с ней беседы. Писала письма, называла ее мерзавкой, самозванкой, грозила казнить немедля либо сгноить в крепости»
Тут, по-видимому, вырвано немало страниц, а далее влюбленный писарь, по примеру хозяина, обращался к своей «коханочке»:
«Моя радость любезная Аграфена Александровна поссорилась с графом. Она изгнала его из сердца своего и из дома, даже вещи велела выбросить. Я помогал не дай Бог, кто найдет наши бумаги (Графа Ангальта собираются выслать славно! А я пока остаюсь)
Бедная Аграфенушка! Чем мягче женский нрав, чем выше ее красота тем, к сожалению, меньше она разбирается в мужчинах! На беду свою ныне увлеклась она молодым Рибопьером. Иностранец, интриган, в России получил русское имя Иван Степанович. Манеры у него изящные, держится ловко, модно, а как умеет молчать! Его так и прозвали: Божество молчания.
Приглашали его на интимные собрания в Эрмитаж. Государыня очаровалась молодым Дмитрием Мамоновым, и Рибопьер, похоже, стал посредником. О, эти альковные тайны!.. Безбородко называл его блестящим авантюристом, Левицкий писал его портрет. А сам он задумал жениться на Грушеньке Бибиковой! Это ему было весьма выгодно
Ах, государыня, ах, дамы-красавицы, как вы слабы! Аграфена Александровна потеряла голову из-за этого Рибопьера
А тот не только ее саму государыню обманул: обещал устроить интимное свидание с красавчиком Мамоновым, а сам женил его на своей сестре!.. И все так хитро рассчитал!..
Слышал я от придворных умников: зачем винить Екатерину в увлечениях ведь она так утомляется всякий день, столько работает! Ей нужен отдых, и не только карты! Одно слово фаворит, Орловы, Потемкин, Мамонов, Ланской и кто еще впереди?!
Божество молчания, Рибопьер, я думаю, знает все про судьбу двух несчастных девочек. Одну засадили в крепость. Другая быть может, в монастыре, этой русской тюрьме
Ах, нет уж на свете генерала Бибикова, он бы не допустил таких нравов у трона! Да и дочь свою уберег бы от нового замужества На меня она глядит, как на комнатную собачку
Удастся ли мне продолжить свои мемуары столько тайн в голове держится, даже страшно! Поляки мне были бы благодарны!..
Они большие мастера уколоть Россию, они готовы подготовить и самозванца, и самозванку.
Карл Радзивилл был внутри этого заговора, вероятно, он в числе тех, кто придумал принцессу, и даже стал женихом красотки. А держал себя с принцессой так, как ведут с принцессами. Они так искусно запутали молоденькую девицу, что она все выкладывала на допросе у Голицына
О себе вот что она говорила: Я помню только, что старая нянька уверяла меня в непростом происхождении. Она даже не знает, где я родилась в Германии или в Черкесии Какая мне от этого польза, зачем мне это?
Принцесса могла свести с ума любого мужчину так была приветлива, весела. Ее похождения в Европе ах! Она была знакома и с Людовиком Уж не влюбился ли в нее и сам Алексей Орлов-Чесменский?
Боже, как, должно быть, злило Екатерину ее упорство! Мне передавали, что на допросах она твердила: Знайте, что до последнего часа я буду отстаивать свои права на корону.
Но Орлов верный рыцарь императрицы. Я переписывал его письмо к Ангальту. Он доносил: Угодно было Вашему Императорскому Величеству доставить так называемую принцессу Елизабету, которая находилась в Рагузах. Я употребил все возможные силы и старания, счастливый случай позволил захватить злодейку Доношу яко верный раб Вашего Величества».
В конце найденных разрозненных записок были и слова, которые писала сама Екатерина этой самозванке: «Вы навлекли на меня неприятности, Вы мерзавка, которая взбаламутила Европу. Ваши ухищрения, якобы знание восьми языков, многочисленные любовники Вы уронили меня в глазах моих родственников (Уж не имел ли в виду граф Ангальт себя?) Коли Вы готовы отказаться от своего прошлого, если впредь Вы не станете упоминать имя Пугачева, Персии и прочих глупостей»
«Ах, бедные секретари!
И все-таки меня отправляют вместе с графом Ангальтом в Германию! Я не смогу узнать конец этой истории, но я увожу в своем сердце милое личико Аграфены Бибиковой».
На этом заканчивались разрозненные страницы секретаря графа Ангальта.
На смену черным дням забавы, музы, карты, хороводы
Бунт Пугачева, самозванка Тараканова, лишившая всех покоя, война с турками, наводнение на Неве да еще эпидемия, разгулявшаяся по России, было от чего Екатерине впасть в расстройство или хотя бы в меланхолию. Но не такова она каждое утро вставала в шесть часов и уже знала, кого надо вызвать, какие указания дать, с кем говорить строго, с кем ласково. А как только приходило известие о победе над турками, ее было не узнать!
Потемкин и Орлов ссорились, ревновали царицу, но (ого! как ловко пользовалась она этим) это только делало их сильнее. Орлову она дала имя Чесменский, а Потемкину Таврический.
Екатерина приходила в воодушевление, и гром пушек был для нее веселее самой лучшей музыки.
Отправляя принцессу Ангальт-Цербстскую в Россию, не только гадалки, но и всё окружение «юнгемедхен» верили в ее счастливую звезду, у нее было все: немецкая дисциплина, врожденное честолюбие и тонкий женский ум, а это делало ее непобедимой и заразительной.
Выслушав очередную ссору Орлова и Потемкина, она могла тут же повернуть свою карету к Воронцовым (бывшим в союзе с прежним ее мужем) и устроить там веселое чаепитие. Или явиться к графу Строганову, сесть за карточный стол, обратить в пух и прах лежебок и лодырей, а вельмож заинтриговать какой-нибудь новой идеей. Она не желала ни в чем отставать от Петра I. А более всего в почитании искусств, привлечении новых талантов, русских.
Елизавета открыла университет, и Шувалов по ее указанию занимался науками. А искусства? Надо выписывать из-за границы архитекторов, живописцев, скульпторов. И не только! надо выучить и собственных мастеров.
Екатерина посылала в Европу понимающих людей, они покупали там картины лучших художников. И когда один корабль с тридцатью отобранными картинами потонул плакала чуть не весь день. Впрочем, какой там день? Поплакала с часок и снова за конторку.
В моду вошли портреты, писанные европейскими живописцами. Ротари, Кауфман, Вальтер, Валуа мало ли их? Екатерине нравились работы художницы Кауфман. Однако она оценила и портреты Левицкого, что приехал из Малороссии, был сыном художника. Ему заказали портреты девочек из Смольного института, и Левицкий сделал их превосходно. Екатерина, любившая позировать, уже намеревалась заказать ему свой портрет, обдумывала, как выказать свою особу наиболее законной и превосходной правительницей.
Левицкий писал портреты с большой скоростью, прекрасно и, кажется, не пропустил ни одной выдающейся персоны своего времени его можно назвать восторженным летописцем века Екатерины.
Между тем в свете уже звенело имя Рокотова, иного стиля художника мечтателя, поэта (тоже, кажется, внебрачный сын помещика Струйского) Императрица собиралась позировать и Рокотову. Если Левицкий мастер передать движение, символ, то Рокотов мог изобразить ее величавость, особенно если возьмет в профиль.
Секретарь императрицы Александр Андреевич Безбородко заказал писать юных учениц Смольного института не кому-нибудь, а именно Левицкому. Чудо изящества, грации, красоты, лукавого озорства Молчанова пример скромности, тяги к образованию, только что открывшемуся русской женщине; Нелидова сама грация; Левшина величественна и горда; Алымова за арфой воплощенные хитрость и лукавство Девочки из небогатых слоев служивого дворянства; лица, сияющие светом, юностью, прелестью, весной. Поразительны живые движения девушек, у них не просто театральные, застывшие позы: руки, ноги, корпус, голова всё в движении. Так и слышалась с полотен музыка Вивальди, Перголези, Моцарта, тихая музыка тогда еще не знали страстей Бетховена, изощренности и безумств более поздних композиторов.
И как все это согласовано с цветом! Ни одного кричащего, громкого тона. Нежные оливковые, зеленые, желтоватые, какие-то медовые краски, невесомые, пронизанные светом кружева у Нелидовой, хочется пощупать изломы шелка у Ржевской, претенциозно лежащее платье Алымовой На выставке «смолянки» очаровали зрителей.
Появились и русские скульпторы, и выделялся из них Федот Шубин.
В архитектуре? Там по-прежнему царила семья Варфоломея Растрелли. Но императрица желала, чтобы работали и русские архитекторы.
При Петре I началась светская живопись, а теперь она должна расцвесть. Недоросли, отроки обучались сами, не писали, а малевали, и тем не менее Ими, кажется, уже наводнялась провинция. Плохо ли помещику иметь свой портрет! Пусть ухо не на месте, пусть глаза враскос, о красках и не говори! Однако лица были запечатлены: дворяне думали о потомках, об истории пусть представляют своих предков!
Начиналась живописная летопись времени. Пусть они еще не очень верили в себя, были наивны и простодушны, а к портретам приписывали нечто похожее на объяснительные записки.
Среди архитекторов звенело имя Николая Львова (друга Левицкого), влюбленного в Машу Дьякову. Она дочь тайного советника, он не имеет за душой никакого состояния, кроме чувствительного сердца.
Ах, милый сентиментализм! Милая Маша Дьякова и ее сестры! Тайны сердца и тайны венчания
Тайное венчание
Пока отцы и деды танцевали на противоположной стороне Невы, на Галерной улице в церкви тайно венчали Николая Львова с его любимой Машенькой. Может быть, читатель удивится, разве такое могло быть в XVIII веке? А вот представьте себе, что так и было! Львов был из небогатого дворянского рода, а отец Машеньки, сенатор, категорически возражал против этого брака. Но не таков был Львов, это был человек смелый, всесторонне талантливый, он и художник, он и архитектор, он и теоретик музыки, и инженер, сочинитель. Именно он первым собрал русские народные песни и издал их отдельной книжечкой. Его любимая женушка, Маша, обнимала его и восхищалась: «Ты у нас как настоящий Петр I, только роста небольшого! Тот был на все руки мастер, и все вокруг него крутилось и крутилось. И ты у нас такой же, Львовинька!» Так что пришлось этому Львовиньке снять квартиру, в которой они с Машей встречались в определенные часы и дни. И как долго это продолжалось? Представьте себе, целых шесть лет! Наконец в семье увидели, что у Машеньки живот уже как два арбуза, узнали, что Львова сама Екатерина пригласила в путешествие по югу России, и вот только тогда были разрешены официальное венчание и свадьба. Маше казалось, что все ее подруги и даже родственницы все влюблены в ее Николеньку и постоянно писали в своих письмах о нем.
Откуда возникают симпатия и антипатия к людям никому не ведомо, и даже если богат твой словарный запас не объяснить. Демидов был человек заковыристый, первую жену, сказывали, невзлюбил, чуть ли не в гроб вогнал, а о второй и не думал. Должно, сам не рад был своему диковатому нраву. Не оттого ли жил подолгу одиночкой? Правда, появлялась в его апартаментах миловидная женщина лет тридцати пяти, терпеливая и заботливая. Дети вздумали выказать недовольство сим обстоятельством и что же? Прокопий Акинфович отписал одну деревеньку с 30 крепостными душами на двух своих сыновей и все! Назло!
Язык у него хоть и грубый, но богатый, а еще любил он бравировать происхождением своим: «Мы что, не князья, не графья! Мы кузнецовы дети! Мохнорылые мы!» Он мог квартального в меду и в пуху вывалять, мог оттузить секретаря какого и тут же штраф заплатить. Императрица называла его вралем московским, но прощала «благонамеренные подвиги», мирилась: миллионные деньги отпускал Демидов на городские нужды.
Никто не мог ему угодить. Чуть что закричит: «Цыц! А не то раздавлю, как лягушек!» Но вот поди ж ты полюбил барин смуглого безродного недоросля Мишку, поверил в его талант, называл его Богом данным, и всем приходилось с этим мириться. Покорил маленький Мишка сердце самодура и самородка.
Не пойму, откуда у тебя чернота? Мы-то староверы, а ты кто? Знать, к православной вере примешалась какая другая. Ну да ладно! Все люди люди, да и моя частица, думаю, содержится в твоей душе, так? Хочу я тебе кое-что сказать на прощанье. Знай: душу свою да совесть надобно беречь. Руки-ноги переломаешь срастутся, а душу переломаешь не сживется. Так что живи по совести. А еще велю тебе вот что: выучишься, станешь художником поезжай на Урал, в мои места Шайтанка там есть, река Чусовая такой в Европе не найдешь Когда возвратишься из дальних Европ, езжай на Урал. Найдешь одно место получишь самородок золота, хватит надолго. Только у меня три условия: первое посетить мою могилу; второе сделать три добрых дела: одно для княгини Н.А. Голицыной (больно я ее уважаю), другое построить невеликий воспитательный дом для таких же, как ты, сирот. Третье условие: не изменять православной вере. Ни-ко-гда! Тогда тебе откроется мой клад, мой самородок. Понял? Не забудешь?.. А не то смотри! встречу на том свете не спущу!.. Бойся только знаешь чего? денег и женщин. Запомни!
Михаил выслушал, но не оробел высказать и свою просьбу:
Прокопий Акинфович, я хотел вам сказать, что мне от друзей пришла депеша на Рождество они зовут меня к себе. Дело там есть. А оттуда уж к морю и в Европу
Полюбил Петрову столицу? погрозил ему пальцем барин. Да ладно, что мне? Езжай! Он встал во весь свой могучий рост. Ну, прощай! Доживу ли до тебя неведомо. И обнял Михаила по-отечески, мягко. Мир тебе по дороге!
Михаил погрузил свой нехитрый скарб в кибитку, простился с Демидовым, и скоро уже весело бежали лошади, неся торопливую тройку по Санкт-Петербургской дороге. Путник сидел в глубине кибитки, глядя на белые дали, и купался мечтами-мыслями в неясном и чудном будущем. Каким оно будет? Блистательным и широким, полным деяний и подвигов или понесет его по житейским морям, яко щепку березовую? Лишившись наставника, предастся лени, бездеятельности или осилит неведомые вершины? И поведет ли его по своему пути искусство?
В памяти вставали столичные знакомцы: шумный Капнист, насмешливый Львов и милый Иван Хемницер. Эмма? И ее вспоминал: ссору с немцем, зловещие звуки его возмущенной скрипки. Какие злые силы поднимались со дна души Лохмана? И что он за злодей?