Несмотря на невысокую оценку лекторских способностей Незнамова, Шапошников «был благодарен ему и за знания по тактике, полученные на младшем курсе академии, и за лекции по стратегии, которые для меня были ясны и понятны».
Во время Первой мировой многие молодые офицеры Генерального штаба уже были знакомы с германской военной доктриной, о которой они слышали в академии из уст Незнамова.
Кстати, с 1918 года А.А. Незнамов вновь преподавал в Академии Генерального штаба. В тот год произошла его встреча со своим воспитанником Шапошниковым, возглавлявшим тогда Оперативное управление Полевого штаба Реввоенсовета Советской России.
Общую военную статистику Германии, Австро-Венгрии, Румынии и Турции читал профессор генерал Г.Г. Христиани[36].
Инженерную оборону государства читал профессор военно-инженерной академии генерал-майор Н.А. Буйницкий[37]. Лекции знаменитого генерала инженера Кюи, преподававшего ранее в академии, Шапошников уже не застал. Зато, как он признавался, видел его в партере Мариинского театра.
Лекции о довольствии войск в военное время и об устройстве тыла действующих армий читал помощник начальника канцелярии военного министерства генерал Н.Н. Янушкевич, впоследствии начальник академии и начальник штаба Верховного главнокомандующего.
Как видим, преподавательский состав Академии Генерального штаба по качеству даваемых знаний был очень внушителен.
Домашним заданием курсантов было вычерчивание карт вероятных театров военных действий. Такое черчение карт на дому приносило большую пользу для будущей штабной работы.
Ещё одним видом домашних заданий было составление докладов: начальника штаба дивизии, корпуса, начальника рода войск, а также планы снабжения дивизии и корпуса.
На групповых занятиях по тактике прорабатывались действия дивизии в различной боевой обстановке. Самостоятельно требовалось решить тактическую задачу действий армейского корпуса.
Дополнительный курс Академии значительно расширял теоретический кругозор офицеров и приучал мыслить самостоятельно. В последние месяцы обучения курсант должен был разработать две темы: по истории военного искусства и по теории военного искусства. При этом требовалось сдать письменные работы строго в срок. Это дисциплинировало и заставляло правильно рассчитывать своё время.
Получив тему, курсант начинал подбирать литературу в академической библиотеке, в которой собирались книги по военной тематике со дня основания самой академии. Библиотекарем был сын профессора-историка генерала Масловского. Борис Михайлович писал о нём: «Молодой Масловский[38] был культурным и грамотным военным библиографом. Каждый слушатель приходил к нему на консультацию по подбору источников, как к попу на исповедь. Масловский знал все книги и по истории, и по теории военного искусства, различные школы и направления в теории. Но оказалось, что Масловский эсер. Военную литературу из-за границы академия получала без досмотра в таможне. Этим воспользовался Масловский для выписки из-за границы бесцензурной литературы. С началом Февральской революции слышал о его участии в Совете депутатов. Я не знал, что романы и пьесы некоего Мстиславского («На крови» в театре Вахтангова) написаны не кем иным, как Масловским».
Следует добавить, что во время Февральской революции Масловский участвовал в работе штаба восстания, но после ареста Николая Второго и его семьи отказался от должности комиссара по содержанию под стражей членов императорской фамилии. Со временем он переключился с политической работы на литературную. Написал книгу «Грач птица весенняя», руководил творческой кафедрой в Литературном институте Союза писателей СССР. Поддержал Николая Островского, сподвигнув его к написанию книги «Как закалялась сталь».
Первый экзаменационный доклад Шапошникова был посвящён действиям Восьмого армейского корпуса под Сандепу во время Русско-японской войны[39]. Причём во время подготовки он обнаружил ошибку на карте, которая повлияла на ход сражения.
В экзаменационную комиссию входили начальник академии Щербачев, профессор Данилов и полковник из Генерального штаба. «Профессор Данилов предложил мне модный по тем временам вопрос: где был резерв маневренный и резерв старшего начальника (для парирования случайностей)? Я ответил, что маневренным резервом (для развития успеха) был 1‐й Сибирский корпус, чем удовлетворил Данилова. Никто, конечно, не подозревал, что мне приходилось докладывать о своих однополчанах генералах Куропаткине и Гриппенберге. Комиссия оценила мой доклад в 11 баллов. Нечего и говорить, что по Русско-японской войне, да ещё у «рыжего» Данилова получить 11 баллов было достижением».
Второй выпускной доклад Шапошникова назывался «Шевардинский редут у Толстого в романе «Война и мир».
Этот доклад Борис Михайлович тоже описал подробно. «Беляев внимательно смотрел на схемы, которые были неплохо выполнены. По-видимому, его взяло сомнение, сам ли я их чертил и нет ли ошибки, к которой можно было бы придраться. Добрынин не предложил дополнительных вопросов и признал доклад отличным. Беляев, признав доклад очень хорошим, предложил дополнительно ответить: 1) считал ли я Шевардинский редут передовым опорным пунктом или левым флангом русской позиции; 2) почему я не дал принципиальной схемы, как нужно подходить к полю сражения. На первый вопрос я ответил, что у Толстого Шевардино толкуется как левый фланг позиции, в источниках же Шевардино представлено как передовой опорный пункт».
По второму вопросу Шапошников ответил, что нельзя давать принципиальную схему, так как всё зависит от расположения противника, положения своих войск, местности. В итоге и за второй доклад он получил 11 баллов.
Разработку Шапошниковым «наступления двухдивизионного армейского корпуса через Карпаты от Стрыя на Мукачево» оценили в 10,5 балла. Таким образом, за все три работы дополнительного курса он получил 32,5 балла и десятое место среди всех слушателей, что по значению приравнивалось к первому разряду, то есть с отличием.
На экзамене по верховой езде произошло недоразумение. Во время учёбы каждый слушатель объезжал молодую лошадь. Однако лошадь, которую объездил Шапошников, передали другому. Пришлось сдавать на незнакомой. «При команде на галоп «кругом» мой конь заупрямился и не захотел поворачиваться. Я рассвирепел, взяв его в шенкеля, поднял на дыбы и повернул кругом. Злой слез с коня после взятия барьеров. Подошел к поручику Менжинскому и говорю: «Я был прав, что испорчу смену на незнакомой лошади». На это он возразил: «Конь делал всё, что вы хотели». От сердца отлегло».
Приказом по военному ведомству от 26 мая 1910 года Борис Михайлович Шапошников был признан окончившим дополнительный курс и за отличные успехи в науках произведен в штабс-капитаны[40] со старшинством[41].
Выпускников Академии Генерального штаба приветствовал император Николай Второй. Вот как описал новоиспечённый штабс-капитан посещение императорского дворца: «Но вот скомандовали: «Смирно, господа офицеры» и в зал вошел, расправляя усы, Николай II. Подойдя к правому флангу, он выслушал рапорт начальника академии, вручившего ему книгу трудов слушателей нашего курса. Николай II стал обходить слушателей, здороваясь за руку и задавая всем один вопрос: «Какой части и где она стоит?». Увидев Кульнева, очевидно лично ему знакомого, Николай II довольно долго с ним разговаривал, а затем, обратившись поздравил с переводом в Генеральный штаб.
Этим и закончилось наше представление. Николай II ушёл, нам предложили позавтракать в соседних комнатах. Выпив по рюмке водки и немного закусив, мы поспешили вернуться в Петергоф, а затем и в Петербург».
3 июня того же года приказом по Генеральному штабу Б.М. Шапошников был причислен к Генеральному штабу и откомандирован в штаб Туркестанского военного округа. Выпускникам выдали пособие в 1300 рублей на первоначальное обзаведение лошадью со всей принадлежностью.
Свою учёбу в Академии Генштаба Борис Михайлович оценил так: «Нет сомнения, что она расширила теоретический кругозор, напитала знаниями, которые нужно было, как следует ещё переварить, а самое главное, найти применение им в жизни.
Профессор Данилов не раз говорил нам с кафедры, что настоящая учеба начнётся после окончания академии, и тот, кто остановится на тех знаниях, которые он вынес из академии, безвозвратно отстанет. Академия привила мне любовь к военной истории, научила извлекать из неё выводы на будущее. К истории я вообще всегда тяготел она была ярким светильником на моём пути. Необходимо было и дальше продолжать этот кладезь мудрости».
Однако навыков в практической подготовке к службе в Генеральном штабе он считал недостаточными. «Слушатели были выпущены больше теоретиками, чем практиками. От нас самих уже зависело сделаться практиками. Но академия приучила нас к напряженной работе и к выполнению работы в указанный срок».
Отметим, что воспитанники академии, как и вся Русская армия, после революции разделились. В Красной армии служили: И.И. Вацетис, Н.Е. Какурин, А.А. Незнамов, В.Ф. Новицкий, А.А. Свечин, М.В. Свечников, А.Е. Снесарев, Б.М. Шапошников, Е.А. Шиловский В Белом движении руководящие роли играли выпускники академии М.В. Алексеев, П.Н. Врангель, А.И. Деникин, Л.Г. Корнилов, Н.Н. Юденич.
* * *
В 1909 году Николаевскую академию Генерального штаба переименовали в Императорскую Николаевскую военную академию. Шапошников считал, что прежнее название больше отвечало назначению академии, которая в большей степени готовила кадры офицеров именно для Генерального штаба. По-видимому, сработала чья-то теория, принижающая значение самого Генерального штаба. В советское время, кстати, подобное переименование повторилось. В настоящее время её полное наименование Военная ордена Ленина, Краснознамённая, орденов Суворова и Кутузова академия Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации.
Возвращение в Туркестанский край
После окончания академии молодой перспективный офицер Б.М. Шапошников вернулся в свой родной Первый Туркестанский стрелковый батальон, который был развёрнут в полк. Здесь он проходил двухгодичное цензовое командование ротой.
Об этом периоде службы мы тоже знаем по его воспоминаниям: «Обучали стрелков взводные унтер офицеры, в большинстве своём толковые и старательные солдаты, понимавшие важность возложенной на них задачи. С рядовыми стрелками я жил в мире». Сказался опыт, полученный ещё в училище, не накладывать дисциплинарные взыскания, если они не скрывали свои проступки. «Видя, что я в таких случаях не накладываю взысканий, они доверяли мне».
Сохранился прежний распорядок дня: занятия с солдатами утром и вечером с перерывом в дневную жару. Потом занятия офицеров. В 9.30 на квартиру являлся с рапортом фельдфебель, с которым обсуждались различные ротные дела. Помимо строевых занятий приходилось проверять и хозяйство: чтобы вовремя чинилась солдатская обувь, изготавливались для роты столы, скамейки, тумбочки и табуретки.
При всей напряжённости службы ротного командира Борис Михайлович продолжил самостоятельную учебу, о чём советовали в академии: читал новые книги или военно-исторические разработки, особенно по Русско-японской войне. И не напрасно.
Генерал-губернатор и одновременно командующий войсками генерал А.В. Самсонов[42] требовал регулярных докладов от офицеров Генерального штаба в гарнизонных собраниях. Шапошников выбрал свою первую академическую тему: «Операция Второй русской армии под Сандепу».
На доклад штабс-капитана Шапошникова прибыл сам командующий войсками А.В. Самсонов. Обрисовав в полуторачасовом докладе операцию целиком, в заключение Шапошников сделал оперативные и тактические выводы. «Когда я закончил, Самсонов подошел ко мне и поблагодарил за хороший доклад».
Корпусным командиром тогда был старый генерал от кавалерии П.А. Козловский[43]. Однажды, во время посещения полка он спросил у солдата: «Скажи, братец, кто у вас командир полка?» Солдат, никогда не видавший в роте командира полка, не мог его показать. «Конечно, Козловский отлично знал, что Фёдоров (тогдашний командир Туркестанского полка) не бывает на занятиях, и здесь, что называется, «отвел душу», вежливо показав Фёдорову все его нутро».
Вскоре Козловский по возрасту ушел в отставку. А в 1922 году бывший корпусной командир пришел к Шапошникову, служившему в то время в Штабе Красной армии за советом. «Он преподавал тактику в Московской кавалерийской школе и начал глохнуть: не слышит, что спрашивают курсанты, вот и хочет уйти на пенсию Это была последняя встреча с замечательным человеком, который не оказался на стороне белых, а начал учить кавалерийскому делу красных курсантов».
Ченстохов. Первая кавалерийская дивизия
В ноябре 1912 года жизнь молодого офицера круто изменилась. Приказом по военному ведомству Шапошников был переведён в Генеральный штаб с назначением старшим адъютантом штаба 1‐й кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в городе Ченстохов. В следующем месяце высочайшим приказом он был произведён в капитаны.
Город Ченстохов[44] расположен на юге Польши, которая тогда входила в состав Российской империи. На горе стоит древний Ясногорский монастырь, где находится главная святыня Польши и всей Восточной Европы Ченстоховская икона Богородицы. Судьба этой иконы связана со службой Бориса Шапошникова в этом городе. Вот что рассказывала впоследствии его невестка Слава Славатинская[45]. «Однажды к ним в штаб обратился городской глава Ченстохова: «Панове офицеры, помогите! У нас несчастье: похищена Ченстоховская икона». Как потом выяснилось, её хотели увезти в Америку и наняли похитителей. Шапошников разделил наших воинов на три отряда, и они бросились в погоню. Борису Михайловичу с его солдатами удалось нагнать похитителей, и он возвратил главную польскую святыню на место».
Когда генерал Войцех Ярузельский учился в Академии Генерального штаба СССР, то с поклоном благодарил Игоря Борисовича Шапошникова[46], который тогда руководил кафедрой стратегии: «Наш народ не забудет того, что сделал ваш отец для Польши».
* * *
По прибытии к месту назначения в Ченстохов офицер Шапошников представился начальнику дивизии В.А. Орановскому[47], который расспросил его об учёбе в академии и службе в Туркестане. «Оказалось, что в молодые годы он тоже служил в Закаспии. Во время нашей беседы в кабинет вошла жена Орановского, дочь бывшего главнокомандующего русскими армиями в Маньчжурии Линевича и пригласила нас завтракать. Вместо официального визита я сразу попал в семейную обстановку Орановского».
Впоследствии Шапошников высоко ценил командирские и человеческие качества своего командира: «Как начальник дивизии, Орановский всегда брал на себя ответственность за принимаемые решения, учил дивизию и, нужно сказать, действительно сделал из неё хорошее боевое соединение. Как офицер Генерального штаба, Орановский был деятельным, опытным, тактичным. Он прививал эти качества и мне».