Если бы ты посулил двенадцать тысяч сестерциев за кого-то другого, мы бы тоже согласились с любыми твоими убеждениями, сказал, усмехнувшись, трибун шестой когорты Туллий Криспин. Двенадцать тысяч хорошие деньги!
Да тебе лишь бы деньги, Криспин! возмутился Флавий Гениал. Ты никогда по-настоящему не любил нашего доброго императора Коммода. Только подарки нравилось от него получать.
А за что мне его любить? ответил Криспин. Я с ним спать не собирался! У него для этого была Марция да еще свора любовников и любовниц. Я преторианец, у меня все просто. Если император хорошо платит, делает поблажки, подарки это хороший император, я его чту и отдам за него жизнь, если не платит, пренебрегает это плохой император, его стоит сменить. Умер Коммод и что ж? Жалко. Но на то воля богов. Надо думать, как нам жить при новом императоре.
Я, как и вы, скорбел о Коммоде! продолжал Лет. Я, не будучи преторианцем, удостоился чести стать вашим префектом! Я до сих пор скорблю о нем. Коммод уважал Пертинакса, делил с ним консульство, считал его своим другом. Кто еще, как не Пертинакс, мог и должен был наследовать Коммоду? Но новый император, заняв палатинский дворец, оказался совершенно плененным властью. Он опьянен и покорен ею! Власть сделала его глухим, несговорчивым! Но я напоминал, напоминаю и буду ему напоминать, чьими стараниями он сидит на троне. Я верю, честный, справедливый человек, каким всегда был Пертинакс, обязательно восторжествует над собой.
Как много громких, высоких слов, пробормотал тихонько Флавий Гениал. Именно такими патетическими словами ты и добился у Коммода назначения префекта претория.
Но есть люди в окружении Пертинакса, которые направляют его путем гордыни, продолжал Эмилий Лет. Это они советуют ему не слушать меня, забыть про гвардию и опираться только на сенат.
Кто? Кто эти люди?! воскликнули трибуны.
Эклект, ставший управляющим императорским дворцом. Хитрый и коварный льстец. Он воровал у Коммода сокровища, постоянно спаивал нашего любимого императора! А сейчас Пертинакс в своей доброте приблизил его к себе, и дурное влияние этого грека сразу же сказалось.
Эклект воровал у Коммода сокровища? недоверчиво спросил трибун седьмой когорты. И как же он остался жив?
Однако эта реплика осталась без внимания остальных трибунов, с интересом слушавших своего командира.
Эклект был в тот день на Вектилианской вилле, когда Коммод умер. Наверняка он опять спаивал его, и именно это вызвало апоплексический удар.
Всем известно, что Коммод затеял оргию в последний день года, сказал трибун Туллий Криспин. Но там было много его любовников и любовниц, то есть, я хочу сказать, пили много и без участия Эклекта. Я не защищаю этого грека, не подумайте, друзья. Просто говорю, что очевидно.
Эмилий Лет, не обращая внимания, продолжал свою линию:
Когда все закончилось и Коммод выгнал участников оргии с виллы, там осталось немного людей. Эклект, Марция, Нарцисс и рабы. Эклект сам мне говорил, как он потом пил с Коммодом, хотя тому стало плохо. Коммод еще сильно разгневался на Марцию. Она будто специально доводила его. Гнев и вино сделали свое дело. Кстати, я слышал о таких ядах, которые могут вызывать апоплексический приступ, не оставляя запаха и других следов.
Ты хочешь сказать, префект, что это Марция и Эклект довели до смерти нашего императора? спросил, мрачнея, Флавий Гениал. А возможно, и убили его?
Да, это вполне возможно. А теперь Эклект сделал предложение Марции выйти за него замуж.
Неужели?
Через несколько дней вы все услышите, и причин не доверять моим словам у вас не будет. Разве не кажется странным, что два человека, бывшие при смерти Коммода, решили теперь жить вместе?
Да, это очень подозрительно! Нужно публично обвинить их! раздались возгласы трибунов.
Я думаю, нужно подождать! заключил Эмилий Лет.
Ждать, но чего? Пока они убьют Пертинакса, и мы точно останемся без обещанных денег? продолжали шуметь трибуны.
Мы подождем, пока их дурное влияние на императора не станет всем очевидным. Тогда мы нанесем удар. Обвиним их и поставим в неловкое положение Пертинакса. Ведь он покрывает убийц, а это очень подозрительно. Тем самым мы заставим его выложить по шесть тысяч на каждого преторианца.
А если и тогда он откажется?! рявкнул Гортензий Прим. Его следует убить!
Тише, трибун! прикрикнул на него Эмилий Лет. Твои слова прямой призыв к мятежу! Друзья, простим Гортензию Приму его несдержанность. Он всегда такой горячий! Остерегись, Прим, твой язык до добра не доведет. Если же Пертинакс опять заартачится, то это даст нам сигнал к решительным действиям.
К каким конкретно? деловито спросил трибун второй когорты.
К самым решительным! дипломатично ответил Лет.
Когда трибуны ушли, префект претория вздохнул с облегчением. Он радовался исходу этого неприятного разговора. Его подчиненные поверили ему и теперь, по крайней мере какое-то время они станут вести себя спокойно и ждать указаний к действию, не предпринимая их самостоятельно. Таких инцидентов, как с сенатором Ласцивием, больше не произойдет. Но будь на троне Коммод, самовольная выходка группы преторианцев, пытавшихся заставить Ласцивия бороться за трон, привела бы к массовым казням, и в первую очередь полетела бы голова Эмилия Лета.
Теперь у префекта имелось три плана, как нажать на Пертинакса и заставить его во всем слушаться преторианскую гвардию или же распрощаться с дворцом и жизнью. Первый, и самый спорный, это судебный процесс над Валерием Ульпианом. Здесь свои сложности. Пойдет ли вся гвардия на защиту этого глупого юнца? Последний римский царь Тарквиний Гордый, изнасиловавший добродетельную матрону Лукрецию, лишился не только трона, но и жизни. И хоть с тех времен прошло много веков и нравы сильно поменялись, все равно дело об изнасиловании преторианцем жены римского всадника не лучший способ доказать Риму, что преторианцы имеют право влиять на власть. Второй план, о котором сейчас говорил Лет с трибунами, более действенный. Не пройдет и нескольких дней, как во всем Риме начнут обсуждать Эклекта и Марцию, погубивших Коммода. Скорее всего, их станут превозносить. Теперь главное не тревожить Пертинакса и дать ему забыть о требовании преторианцев выплатить шесть тысяч сестерциев каждому. Сам же Эмилий Лет регулярно будет говорить своим подчиненным, что император упорствует, а Эклект его подзуживает. Третий план префект связывал с консулом Фальконом. Возможно, это самый действенный, но и самый опасный вариант. Если Фалькон согласится стать императором, но переворот не удастся, то милосердием Пертинакса, как в ситуации с сенатором Ласцивием, префекту претория и его преторианцам не отделаться.
Эмилий Лет хотел было снова лечь спать, но тут появился Марк Квинтиллиан. От трибуна несло вином. Трибун все рассказал префекту о решении Пертинакса наказать его за разгильдяйство преторианцев во дворце.
Несмотря на приказ, надеюсь, ты не будешь препятствовать мне выходить из лагеря?
Ну, пока письменный приказ я не видел, поэтому ты свободен, Квинтиллиан.
А после?
Друг мой, как можно не подчиняться слову августа? насмешливо спросил Эмилий Лет.
Марк Квинтиллиан понуро сел за стол, спросив, нельзя ли выпить вина.
Хватит тебе на сегодня пить. Куда ты собираешься выходить? Пьянствовать, нарушать порядок в городе? Чтобы потом император меня наказал за мой недогляд?
Нет, клянусь Геркулесом, префект, я буду вести себя подобающе!
Не темни, Квинтиллиан, говори, куда и зачем пойдешь, кто и когда тебя ждет?
Это не только моя тайна, префект, уклончиво ответил трибун.
Тогда и говорить больше не о чем.
Послушай, Лет, фамильярно сказал Квинтиллиан. Мы же с тобой друзья.
Дружба дружбой, а служба службой, извини, дружище, иди спать.
Нет, я умру, если не смогу выходить. Я лучше дам себя убить при побеге отсюда, но ничто меня не удержит.
Ты болен и тебе нужно лечиться?
Да, я болен.
И как называется болезнь, которую ты подцепил?
Марк Квинтиллиан молчал.
Я должен знать все как твой непосредственный командир и как друг. Я не прощу себе, если с тобой что-то случится, сердечно произнес Эмилий Лет, ожидая, что трибун вот-вот проговорится. Так что за болезнь?
Марция Аврелия Цейония Деметрия! торжественно произнес Квинтиллиан.
Амазонка! А у тебя хороший вкус! воскликнул, обрадовавшись, префект претория. И давно она тебя пронзила стрелой любви? Или ты ее сначала пронзил своим мечом, а? Ха-ха-ха.
Не смейся, Лет. Тут нет ничего смешного. Тебе не понять, как мне плохо без нее! мрачно сказал трибун. Дай лучше вина.
Хорошо, вино я велю подать тебе в твою комнату. Но сначала скажи ты где с ней собрался встречаться? Марция тебя точно ждет?
Да, ждет! Сначала я продолжу ходить к ней на Вектилианскую виллу, а когда она выйдет замуж за Эклекта, то буду пробираться во дворец.
Эмилий Лет задумался.
Во дворце тебя могут легко схватить. Получается, что ты ослушался приказа императора, вышел за стены лагеря и пробрался во дворец. А кто проникает в императорский дворец тайно? Только тот, кто злоумышляет против августа. Как итог смерть тебе и смерть мне, ведь я за тебя в ответе.
Преторианцы меня знают, и если и заметят во дворце, то не станут поднимать шум, ответил Квинтиллиан.
Кроме преторианцев во дворце много других людей. Твоя промашка будет стоить жизни не только тебе, но и мне. Поэтому зачем мне так рисковать?
Марк Квинтиллиан с отчаянием и мольбой посмотрел на командира.
Ну, хорошо, Марк, я не могу отказать тебе как другу, но и ты должен пойти мне навстречу и выполнить условия.
Какие?
Когда ты будешь ходить в императорский дворец на встречу к Марции, ты должен мне рассказывать обо всем, что поведает твоя любовница. Я имею в виду, конечно, не любовный лепет, а любые мелочи, касающиеся Пертинакса и Эклекта. Меня интересует все.
Получается, я должен шпионить? грустно произнес Марк Квинтиллиан.
Это не совсем так.
Как ни назови, суть не изменится.
Твое решение?
Ради встречи с Марцией я согласен на все, даже убить, если это нужно.
О! Ну, этого пока не требуется. Но я буду иметь в виду твое обещание. Ха-ха!
Это все?
Нет! Основное значение имеет факт твоей поимки. Если это случится, я не должен пострадать. В отличие от тебя, мне дорога моя должность и моя жизнь.
Это понятно.
Так вот. Поклянись, что не сдашься живым.
Клянусь Юпитером, Юноной и Минервой, клянусь Геркулесом, что не дамся живым, и если не будет другого способа избежать моей поимки, я покончу с собой.
Марк Квинтиллиан произнес это спокойно, уверенно и даже с радостью, ведь клятва избавляла его от неопределенности в дальнейших встречах с Марцией.
Эмилий Лет знал своего трибуна довольно долго и потому не сомневался в его словах. Он отпустил Квинтиллиана и легко заснул, отмечая напоследок, что еще один человек теперь будет ему в помощь против императора. И кто знает, может быть, именно на него префект претория потом сделает главную ставку в своей хитроумной игре.
Глава пятая
Александр отложил кисть и посмотрел на кратер, который только что закончил расписывать сценами колесничих бегов. Он осторожно повертел его за ручки, придирчиво оглядывая каждую лошадь в упряжке, каждую ось на колесах колесниц. Ему казалось, что возницы недостаточно искусно выписаны, а морды лошадей слишком длинные. Вглядываясь все больше и больше, он пришел в полное раздражение. Работа не нравилась ему. Он видел в изображенных фигурах нет того изящества, присущего творениям великих греческих вазописцев, а ведь Александр так хорошо изучил их технику! Нет и напряжения, с которым мчатся наперегонки колесницы. Он с силой оттолкнул кратер, испачкав пальцы в непросохшем черном лаке. Сосуд отлетел на противоположную сторону стола, но не упал на пол. Александр крикнул раба. Проходивший рядом с комнатой, переоборудованной в мастерскую, ученый раб Андрокл услышал крик господина и подошел к нему.
Андрокл, скажи какому-нибудь рабу, пусть принесет мне хиосского вина! пытаясь оттереть испачканные пальцы, бросил Александр, едва взглянув на старика-грека.
Прости, господин, но это невозможно.
Что еще? Ну, сам сходи за ним, если свободен от своих ученых дел.
Дело не в этом. Император урезал сумму, на которую содержится эта вилла, и прости, господин, но если купить хиосское вино, то что нам подавать к столу, кашу легионеров?
Как урезал? недоверчиво буркнул Александр. Когда?
Позавчера из дворца пришел раб и сказал, что в этом месяце и в следующем больше денег не будет. Так как вся семья императора живет во дворце, то эта вилла должна жить скромно, ведь кроме тебя, господин, и твоей жены да десятка рабов здесь никого нет.
Гм! Почему ты раньше мне не сказал?
Ты же был занят вазами, господин, и просил не беспокоить.
Правильно, Андрокл, ты поступил верно. Скажи, сколько у нас осталось денег?
Мы с Диогеном еженедельно подсчитываем расходы, и он говорил вчера, что осталось всего три сотни денариев.
Благодарю, Андрокл, можешь идти.
Мягкая покорная речь грека немного успокоила Александра. Давно, когда он был совсем юн, Андрокл обучал его греческому языку, математике и философии. Это было в Сирии, где Пертинакс служил наместником. Александр тогда относился к доброму и мудрому Андроклу, как к отцу, хоть тот и был рабом.
Александр окинул взглядом свою мастерскую. В комнате, служившей ранее библиотекой, теперь на гончарном круге создавались сосуды и тут же расписывались. Обжиг предполагался в подсобных помещениях, но до него так ни одна ваза и не дошла.
Переехав в дом Пертинакса, Александр почувствовал себя в нем полновластным хозяином и для собственного удобства перенес библиотеку в другое место, а здесь решил развлекать себя своим прошлым ремеслом. Вернувшись из поездки к Септимию Северу, он понял свою значимость для императора и потому ждал, что Пертинакс будет постоянно его вызывать для важных государственных поручений, а в свободное время он займется вазописью, что называется «для души». Но в прошлом, когда изготовление и роспись ваз было средством его существования, Александр создавал поистине шедевры, полностью отдаваясь любимому делу, его талант позволял осуществлять самые сложные сцены, наполненные художественным драматизмом и виртуозностью техники. Теперь, когда уже не стало необходимости бороться за выживание, он решил не спеша создавать то, что давно хотел. Не избитые веками сюжеты, которые интересны всем, но не ему, а реализовать свою собственную фантазию. Попивая вино, неспешно поедая устриц, Александр смотрел, как нанятые им гончары создают по его приказу вазы, а потом сам подходил к ним, чтобы расписать. Он думал, как будет интересно рассказывать о своем увлечении в окружении императора и, скорее всего, его амфоры станут раскупать за баснословные деньги. Возможно, не из-за высокого художественного вкуса заказчиков, а чтобы угодить человеку императора и потом пользоваться его благосклонностью. Но шли дни, а император больше не вызывал к себе Александра, роспись выходила вялой, очень обыденной, а собственные сюжеты казались творцу глупыми и бессмысленными. Александр прогнал гончаров и сам сел за гончарный круг, надеясь, что если он сам станет работать над вазой от начала и до конца, то вдохновение обязательно посетит его. Но и это не помогло. Берясь за кисть, он больше думал не о тонкостях рисунка, а о том, что император забыл его, и клял себя за то, что оставил когда-то службу у Пертинакса, стремясь стяжать славу знаменитого вазописца. Будь он всегда при Пертинаксе, наверное, император взял бы его во дворец, а не бросил прозябать на вилле в Каринах. Ливия упрекала мужа за его честолюбие и напоминала, что совсем недавно они бедствовали, живя в бедняцкой Субуре, а теперь ему мало шикарной жизни в квартале богачей. Она не могла понять такой быстрой перемены Александра.