И когда я увидел, что чудовищный кровавый ритуал, замысленный Красным Королем с целью уничтожить меня, можно обернуть против самой Красной Коллегии, я без малейших колебаний воспользовался этим.
Я зарезал Сьюзен Родригес на каменном алтаре Чичен-Ицы и стер Красную Коллегию с лица земли. Я спас свою дочку.
И создал идеальную ситуацию для хаоса, захлестнувшего весь сверхъестественный мир. Конечно, внезапное исчезновение Красной Коллегии очистило мир от нескольких тысяч монстров, но в результате уже десятки тысяч других монстров получили возможность выйти на сцену, чтобы заполнить созданный мной вакуум. Меня пробрала дрожь при мысли, сколько чужих дочерей пострадало и погибло в результате.
И прости меня, Господи! я бы пошел на это снова. Зная, что это неправильно. Что это неблагородно. Что это жестоко. Я провел с моей дочерью меньше трех часов, но, если от этого зависела бы ее безопасность, я бы пошел на такое еще раз.
Как знать, может, Белому Совету стоит принять и Восьмой закон магии закон непреднамеренных последствий?
Как измерить ценность одной жизни относительно другой? Можно ли уравновесить тысячи смертей одной-единственной? Даже если Мэб не хватило времени полностью подчинить меня, откуда мне знать, не изменило ли меня одно то, что я пересек черту? Не превратило ли это меня во что-то чудовищное?
Я вдруг понял, что стою на мосту Мичиган-авеню над рекой Чикаго. Ночь казалась светлой от выпавшего снега. Только вода подо мной темнела черной полосой, шепчущей тенью, этакие Стикс и Лета в одном флаконе.
Я оглянулся на окружавшие меня небоскребы. Эн-би-си. «Трамп». «Шератон». Они возвышались в ночи безукоризненно правильными кристаллами. В окнах мерцали золотые огоньки.
Я отвернулся от них и стал смотреть на Петлю, на так хорошо знакомый мне городской пейзаж. Движение на Мичиган-авеню ненадолго стихло. Горели фонари, мигал светофор. Свежий снег припорошил все, перекрасив обыкновенно грязно-бурый город в стерильно-белый цвет.
Господи, как красив мой город!
Чикаго. Безумный, жестокий, порочный, дышащий жизнью, артистичный, благородный, жесткий, великолепный. Полный жажды наживы, надежды, ненависти, страсти, волнения, боли и счастья. Воздух поет от криков и смеха, автомобильных гудков и сердитых возгласов, музыки и выстрелов. Это невозможный город, вечно воюющий сам с собой, в котором прекрасное и ужасное смешиваются, чтобы породить что-то другое, ужасное и прекрасное, но ни на что не похожее.
Всю свою взрослую жизнь я провел здесь. Сражался и истекал кровью, чтобы защитить его жителей от угрозы, которую те считали исключительно плодом воображения.
А теперь из-за того, что я совершил, город сошел с ума. Фоморы, «водолазки» Взбунтовавшиеся призраки-уроды. Сбившиеся перепуганными стадами члены сверхъестественного сообщества.
Я не желал, что так случилось, но это не имело значения. Это я сделал выбор.
Значит, все это лежало на моей совести.
Я смотрел вниз, на черный покой реки. Никто, понял я, не мешает мне прыгнуть туда, вниз. Водяной поток разрушает сверхъестественные энергии, рассеивает их.
А я состоял сейчас исключительно из энергии.
Черная, негромко шепчущая вода могла смыть все.
Стикс. Лета. Забвение.
Моя ученица ранена в самую душу и озлоблена. Мои друзья ведут войну, терзающую их души и умы. Единственный, кто, как я не сомневался, мог бы мне помочь, похищен, и я мало что могу с этим поделать. Адские погремушки, да я едва нашел кого-то, кто хотя бы может со мной говорить.
Что я вообще могу?
Что можно сделать, чтобы помочь тем, кого ты так подвел? Как все исправить? Чем искупить все зло, которого ты вовсе не желал?
Я даже не заметил, как упал на колени. Воспоминания, вызванные моими размышлениями, захлестывали меня с головой, почти такие же острые и реальные, как сама жизнь. Эти воспоминания тянули за собой другие, нарастая, как горный обвал. Моя жизнь с Чикаго накрыла меня, сокрушала, плющила меня до слез.
А потом все стихло.
Это далось мне нелегко. Громадная, медленная инерция противилась моим мыслям. И все же я поднялся на ноги.
Я отвернулся от реки.
Город не сводился к стали, бетону и стеклу. Как не сводился к гостиницам, офисным зданиям и барам, библиотекам и концертным залам. К моим машине и полуподвальной квартире.
Это был дом.
Мой дом.
Милый дом, Чикаго.
Люди, что жили здесь, были моей семьей. Им угрожала опасность, отчасти и по моей вине. Что ж, значит, все становилось предельно просто.
Плевать, что я мертв. Плевать, что от меня осталась буквальная тень настоящего меня. И плевать, что мой убийца все еще разгуливает по городу, не говоря уже о туманных пророчествах капитана Мёрфи.
Моя работа осталась прежней. Когда в городе выходят на охоту демоны и прочие порождения ночи, я тот, кто с этим разбирается.
Пора за дело, прошептал я сам себе.
А потом сжал руки в кулаки, выпрямился и исчез.
Глава 25
Я опоздал на встречу с Фитцем минут на десять, но он все еще ждал, шатаясь вдоль витрины ближнего магазина; невинности в нем было не больше, чем у единственного ребенка, стоящего рядом со свежевымытым пятном. На плече у него висела здоровенная, явно пустая спортивная сумка. С таким же успехом он мог бы щеголять в черной маске с пришпиленным к сумке долларовым значком.
Я возник рядом с ним.
Какой спокойный у тебя вид, заметил я. Бьюсь об заклад, любой коп, что случится здесь, попросил бы тебя поучить его самообладанию.
Фитц дернулся, явно подавив стремление пуститься наутек. Потом повернулся и сплюнул на землю.
Ты опоздал, Харви.
Забыл часы завести, пояснил я.
А я уж думал, это у меня утром крыша съехала. Фитц огляделся по сторонам. Эх, если бы все было так просто.
А кому сейчас легко? поддакнул я.
Значит, ты все-таки есть?
Есть.
Фитц кивнул:
Ты говорил, что поможешь. Ты это серьезно?
Да, подтвердил я.
Порыв ветра сбил его кучерявую рыжую шевелюру набок. В сочетании с кривоватой ухмылкой это идеально ложилось в образ.
Отлично. Тогда помогай.
Ладно, сказал я. Поверни налево и иди в ту сторону.
Фитц упер руку в бок:
Ты же собирался помочь мне с пушками.
Я этого не говорил, возразил я. Тебе нужна помощь, парень, а не железки. Ружья тебе не помогут. Я подождал, пока он откроет рот, и только тогда перебил его: Кроме того. Если не будешь меня слушаться, мне придется шепнуть Мёрфи, где прячетесь вы с корешами.
Ох! поперхнулся он. Да ты ты сукин сын!
Прошу прощения?
Иди в задницу.
Тебе нужна помощь. Я могу помочь. Но бесплатных завтраков не будет, парень, произнес я ровным, бесстрастным голосом. Да ты и сам это понимаешь.
Поцелуй меня в задницу! огрызнулся он, поворачиваясь, чтобы уходить.
Валяй, иди, сказал я. Если хочешь лишиться последнего шанса выдернуть свою команду из-под лысого.
Он застыл как вкопанный.
Куда ты подашься? Обратно к лысому? Он убьет тебя за то, что вернулся без оружия. А потом дом захватят Мёрфи со своей командой и Леди-Оборванка. Лысый, скорее всего, слиняет, кинув твоих корешей, после чего проделает все то же самое с какой-нибудь другой детской шайкой.
Фитц повернул голову в мою сторону. Взгляд его горел ненавистью, но он слушал.
Подумай, парень. Совсем не обязательно заканчивать все так. Поработай со мной, и все будет замечательно.
Ясное дело, я врал. Меньше всего мне хотелось выкладывать Мёрфи такую мишень, тем более при ее нынешних настроениях. И ведь я действительно хотел помочь этому мальчишке но мне в свое время пришлось побывать в его шкуре. В спасителя на белом коне он бы не поверил. В его мире никто не дает никому ничего задаром кроме разве что боли. Лучшее, на что можно надеяться, это обмен, да и то чаще всего тебя надуют. Мне же нужна была его помощь. И получить ее я мог, подбросив какую-нибудь знакомую ему проблему.
Я не чудовище, Фитц. Честно говоря, мне нет дела до тебя и твоих корешей или до того, что с вами случится. Но я полагаю, ты мог бы помочь мне, а в обмен на твою помощь я готов помочь тебе.
Юнец поморщился и низко опустил голову:
Выбора особого у меня нет.
Выбор есть всегда, спокойно ответил я. Но у тебя он сейчас довольно ограничен. Так ты в игре?
Ладно, буркнул Фитц. Идет. Попробую.
Отлично. Тогда поворачивай налево и иди туда. Нам нужно кое-что обсудить.
Он сунул руки в карманы и понуро двинулся в указанном направлении.
Я даже не знаю, кто ты, черт подери, такой!
Меня зовут Гарри Дрезден, представился я.
Фитц споткнулся.
Мать честнáя! выпалил он. Это тот самый Гарри Дрезден? Который чародей?
Первый и единственный.
Он пришел в себя, тряхнул головой и зашагал дальше.
Я слышал, вас убили.
Ну вообще-то, да, согласился я. Но я отношусь к этому спокойно.
Еще говорят, вы псих.
Что, правда?
Фитц кивнул:
А еще Он нахмурился. Я буквально видел, как вращаются у него в голове шестеренки. Еще говорят, вы помогаете людям.
И что?
Так что из этого правда?
Что-то одно точно правда, Фитц, сказал я. Ты ведь знаешь, болтовня недорого стоит. Есть только один способ узнать правду.
Фитц склонил голову набок, потом кивнул:
Ладно. Хорошо. Куда мы идем?
В гости к старому другу.
Мы свернули на улицу, идущую вдоль северной границы Саутсайда. Я бы не назвал этот квартал трущобным, в конце концов, трущобы, как правило, полны жизни. Есть в Чикаго места безумно красивые, есть и такие, по которым словно прошелся апокалипсис. Этот квартал при виде приближающегося апокалипсиса только сплюнул бы и задрал нос выше. На сколько хватало глаз, не было видно ни одного остекленного окна лишь глухие ставни, чаще всего защищенные железными решетками. Или зияющие проемы.
Палисадники перед входом в дома огораживались высокими оградами с колючей проволокой поверху. Пробиться через такие можно только с помощью автогена. Именно автогеном взрезали как минимум одну ограду в поле зрения. Уличные фонари тоже защищались стальными решетками, хотя ни один из них не горел. Даже самая прочная решетка не защитит от дробовика.
Все более или менее ровные поверхности были покрыты граффити. Кажется, это сейчас называется уличным искусством. Я-то считал, искусство созидает красоту. Эти надписи обозначали границы территории примерно так же, как помечают деревья или столбы собаки. Мне приходилось видеть красивые примеры неформального искусства, но тут такими и не пахло. Где-то ухал включенный на полную громкость сабвуфер, и эхо разносилось по всему кварталу, из-за чего снег, казалось, утрамбовывался еще плотнее.
В поле зрения не было заметно ни души. Ни единой. Даже с учетом позднего часа для Чикаго это редкость.
Фитц огляделся по сторонам и, похоже, пришел к тем же заключениям, что и я при первом моем посещении этих мест: явное запустение, похожие на блокпосты дома, незаконно громкая музыка, которую никто даже не пытается прекратить
Это чужая территория, заявил он, резко останавливаясь. Я один и без оружия. Я туда не пойду.
Повелители Зла, сказал я. Или они заправляли здесь несколько лет назад. Банда у них крепкая, серьезная, так что, думаю, они все еще здесь.
Тем более не пойду, сообщил Фитц.
Давай же, Фитц. Не такие они и страшные. Для банды, я имею в виду. Если они кого-то и убивают, у них почти всегда есть на то веские причины. И они поддерживают на этой улице мир по крайней мере, если ты не слишком запаздываешь с платежами.
Угу. Тошнит от такого мира.
Я пожал плечами, хотя он этого и не видел.
Полиция если и приезжает сюда по вызову, то лишь после того, как все произошло. Поэтому по поводу неприятностей здешним жителям проще и спокойнее обращаться к члену банды, нежели к полицейскому.
Вы что, поклонник банды?
Нет. Вовсе нет. Банды опасны. Они правят, опираясь на грубую силу и страх. Но они, по крайней мере, не прикидываются никем другим.
Фитц поморщился, покосившись на свои пустые руки.
Пожалуй, пробормотал он, не мне здесь бросать камни.
А если бы и бросил, ничего бы не разбил, заметил я. Пойми, парень, от тебя мертвого мне никакой пользы. Мы не пойдем вглубь квартала. Первый дом справа. Если ты просто дойдешь до калитки, ты не пересечешь ничьей границы.
Фитц нахмурился:
Тот, с железными ставнями?
Угу. Помнишь, что нужно сказать?
Да, я помню сценарий, угрюмо буркнул Фитц. Давайте уже с этим покончим.
В дверь стучать я не могу.
Он насупился еще сильнее и шагнул вперед.
Крыльцо, к которому он подошел, принадлежало дому, в котором раньше размещались четыре небольших заведения. Клиника, адвокатская контора, продуктовая лавка. Все давным-давно закрылись и зияли теперь выбитыми дверьми и окнами. Остался лишь четвертый владелец. На прикрывавших дверь стальных жалюзи красовалось единственное изображение, которое я назвал бы произведением искусства: большой, почти в натуральную величину, портрет довольно приземистого ангела в перепачканной, изорванной у подола тоге. Его всклокоченная шевелюра не могла скрыть намечающуюся лысину. В одной руке ангел держал пончик, в другой нацеленный на зрителя обрез.
Ха! заметил я. Надо же какие новшества!
Фитц с опаской косился на изображение:
Так что это за место?
Детективное агентство, объяснил я. Бюро расследований «Бродячий ангел».
Оно вроде как закрыто, заметил Фитц.
У Ника нет денег на отдельную квартиру, сказал я. Он спит здесь. Иногда выпивает. Может, тебе придется постучать погромче.
Фитц еще раз оглянулся на соседние дома, потом на дверь:
Угу. Круто.
Он постучал по жалюзи.
Ничего не произошло.
Он постучал еще, громче и дольше. С тем же результатом.
Как следует, парень.
Он свирепо оглянулся в мою сторону, но принялся равномерно, изо всех сил барабанить по рольставню.
Минут через пять из маленького, почти незаметного динамика рядом с дверью послышался щелчок.
Чего еще? произнес севший от очевидного злоупотребления алкоголем голос.
Эм замялся Фитц. Скажите, вы Ник Крисчен?
А кому он вдруг понадобился?
Меня зовут Фитц, представился мой спутник. Голос его звучал выше обыкновенного, из-за чего говоривший казался на несколько лет моложе. Гарри Дрезден сказал, что я могу, если что, обратиться к вам.
Последовало долгое молчание.
Дрездена больше нет, наконец тяжело произнес голос Ника.
Поэтому я и здесь, ответил Фитц. Мне больше некуда идти.
Черт! раздраженно проворчал Ник. Это он велел тебе так сказать, да?
Фитц выглядел слегка озадаченным:
Ну вообще-то, да.
Стар я стал для таких фокусов, буркнул Ник.
Несколько раз щелкнул замок, и рольставень с громким протяжным скрежетом уполз вверх.
Ник Крисчен мало изменился со времени нашей последней встречи. Роста он невысокого, с брюшком, лет ему сильно за пятьдесят, но внимательный, живой взгляд темных глаз, кажется, схватывает абсолютно все. Лысина его, правда, заметно увеличилась. И пузо. Он щеголял в боксерских шортах и белой майке; в правой руке он держал бейсбольную биту. Ежась от холода, Ник свирепо оглядел Фитца:
Ладно, парень. Заходи, не стой на морозе. И держи руки на виду, если не хочешь, чтобы я тебе мозги вышиб.
Держа руки ладонями вперед перед собой, Фитц вошел. Я шагнул за ним. У дома, конечно, имелся порог, но чертовски слабый не стена, а так, тюлевая занавеска. Должно быть, это из-за совмещения работы с домашним бытом, решил я. Преодоление его не потребовало с моей стороны особых усилий.
Вот так, кивнул Ник. Опусти жалюзи и запри дверь. На все замки.
Пару секунд Фитц подозрительно косился на Ника. Суровый опыт жизни на улице явно не советовал ему оставаться взаперти в странном доме со странным стариканом.
Все в порядке, Фитц, заверил я его. Он может вышвырнуть тебя за дверь, если ты доставишь ему неприятности, но никакого вреда тебе не причинит.