Навигатор настоящая палочка-выручалочка.
Это правда.
Я мельком вижу жилую зону, отделанную широкими дощатыми половицами, кессонными потолками, стенами с кремово-белыми панелями, а за ней синий-синий океан. Это место просто идеальное. Настоящая мечта.
И кошмар.
Меня бесит, что Мейкон Сэйнт, известный как дьявол во плоти, живет здесь. И что каждый день он смотрит в эти панорамные окна. И также бесит то, что я завидую.
В доме очень тихо и слегка пахнет деревом и цитрусовыми. А через открытые окна в каждый уголок помещения проникает океанский бриз, он треплет кончики моих волос. Мы проходим мимо столовой и винной комнаты со стеклянными стенами, заполненной бутылками.
Я представляю пьяного Мейкона, который растянулся на полу и размышляет, какое вино попробовать следующим, и подавляю желание хихикнуть.
Ты друг Мейкона? спрашиваю я, отчасти для того, чтобы развеять нависшую тишину, и отчасти потому, что мне искренне любопытно.
Друг? Норт будто обдумывает вопрос, а затем смотрит прямо на меня. Да. Но я также его временный телохранитель и личный тренер. На лице мужчины мелькает коварство. Так что ему нельзя пользоваться моей дружбой, когда я надираю ему задницу.
Любовь жестока, да?
Что-то в этом роде. Он передвигается быстрыми шагами, так что нетрудно представить, как он расправляется с плохими парнями.
Мне в голову не приходила мысль, что Мейкону нужна охрана. Кажется, я до сих пор не осознаю тот факт, что он знаменитость. Как бы то ни было, я не могу ни о чем думать, кроме как о том, что увижу его впервые за десять лет. Меня вырвет, если это случится.
Вы с сестрой совсем не похожи, внезапно говорит Норт, глядя на меня.
Я замедляю шаг. Ясное дело, мы не похожи. Любой, у кого есть глаза, в состоянии определить это с первого взгляда. Тем не менее меня удивило, что он заговорил об этом. Отчего Норт лишается нескольких очков в моих глазах, и я чувствую разочарование.
Он морщится, очевидно, все понимая по моему лицу.
Это не было оскорблением. Меня просто поразило, насколько вы разные по темпераменту.
Становится ясно, что в какой-то момент Сэм его зацепила. За эти годы я научилась распознавать признаки легкое напряжение в голосе мужчины, когда он говорит о моей сестре со смесью разочарования и тоски в глазах.
И по внешности, говорю я, прежде чем сдерживаю себя. Тогда я морщусь. В моем голосе слышится горечь, хотя на деле я ее не чувствую. Я просто привыкла к подобным сравнениям.
Выражение лица Норта становится серьезным.
Да. Он скользит взглядом по моей груди так быстро, что я бы не заметила это, если бы не смотрела на его лицо. Затем его глаза встречаются с моими, и он слегка улыбается. Опять же, это не оскорбление.
Щеки заливает тепло. Норт умеет включать обаяние, когда захочет. Мне почти жаль каждую женщину, которая получает полную дозу этого.
Похоже, он вспоминает, для чего я здесь, так как снова начинает идти. Он ускоряет шаг, напрягая спину и держа ее ровно.
К моему сожалению. Поскольку я бы предпочла остаться здесь. Боже, Мейкон будет взбешен. И он не собирается щадить меня.
Почему я здесь? Я не должна тут находиться.
В голове крутятся слова мамы, сказанные сегодня утром: «Я никогда в жизни не смогла бы отказаться ни от одной из вас, это было бы равносильно тому, что отказаться от самой себя, потерять еще одну часть себя».
Да. Они.
Стук моих каблуков по половицам поднимает мне настроение. Бабушка Белль любила говорить, что женщина, которая надела свои лучшие красные туфли на каблуках и накрасила губы любимой красной помадой, способна всего добиться. В этих словах есть доля правды. Когда бабушка Белль надевала свои красные туфли-лодочки и глянцевое пальто от Dior Rouge, она буквально светилась внутренней уверенностью, которая превращала мужчин в послушных щенков.
Хоть я и не обладала классической красотой бабушки Белль, и не думаю, что Мейкон Сэйнт когда-нибудь будет вести себя как послушный щенок, стоит признать, что я чувствую себя более эффектно в красных замшевых туфлях Jimmy Choo и такого же цвета помаде от Ruby Woo.
По крайней мере, так я себе говорю, когда Норт останавливается у закрытой двери и стучит.
В этот момент я настолько взволнованна, что уверена: видно, как мой пульс стучит у основания шеи.
Я чуть не выпрыгиваю из собственной кожи, когда раздается глубокий мужской голос со словами:
Войдите.
Норт открывает дверь, а затем отступает, предоставляя мне пространство для входа. На одну короткую счастливую секунду я представляю, как поджимаю хвост и бегу к ближайшему окну, как Трусливый лев[5]. Но вместо этого вхожу в логово волшебника.
Глава четвертая
Делайла
В жизни случаются моменты, когда все вокруг как бы замедляется, чувства притупляются, а вы будто наблюдаете за всем со стороны.
Сейчас один из таких моментов. Я окидываю взглядом всю комнату раздвижную стеклянную стену, из которой открывается вид на океан; встроенные шкафы с золотой статуэткой «Эмми»[6], стоящей среди различных книг и декоративных предметов; массивный стол, заваленный книгами, бумагой и посудой; и его.
От нахождения с ним в одной комнате по всему телу распространяется зуд, который не проходит.
Он сидит за своим столом, повернувшись ко мне лицом и уставившись на меня так же, как я на него. Я рассматриваю Мейкона: его большое мускулистое тело в поразительном физическом состоянии. И замечаю выделяющиеся детали, которые поражают меня.
Ты выглядишь ужасно, выпаливаю я.
Его глаза останавливаются на мне, и на мгновение я снова становлюсь семнадцатилетней. Эти глубоко посаженные глаза цвета какао под черными бровями. Когда Мейкон был ребенком, в его глазах, обрамленных длинными закрученными ресницами, сияла глубина, отчего они выглядели ангельскими и милыми. Теперь он напоминает архангела из Ветхого Завета, в глазах которого пылает презрительность и гнев и этим взглядом он поражает грешников.
Ну, здравствуйте, мисс Делайла Бейкер, протягивает Мейкон.
Прости. Я заставляю себя улыбнуться, отчего лицо выглядит натянутым. Это было грубо с моей стороны.
Он лениво машет рукой.
Нет-нет, продолжай. Прошло много лет с тех пор, как кто-то оскорблял меня в лицо. Я бы сказал, около десяти лет.
Наверняка я не единственная, кто оскорблял тебя за все то время.
Большие пухлые губы Мейкона, окруженные теперь такой густой щетиной, что та почти похожа на бороду, растягиваются в полуулыбке.
Возможно. А возможно, и нет. Он пожимает плечом. И я правда выгляжу дерьмово, так что
На самом деле это не правда. Он все тот же Мейкон, безжалостно красивый и обладающий чрезмерной харизмой для одного человека. Просто на его теле много травм, и он сидит в инвалидном кресле. Вся его левая нога от колена до ступни в гипсе. Его правое запястье обмотано полимерными повязками. Волосы коротко подстрижены, почти как у военного, но это также подчеркивает четкие черты его лица и то, что на его правом, слегка опухшем, глазу красуется черно-синий синяк. Различные царапины портят его загорелую кожу, а на правой брови приклеена полоска хирургического пластыря.
Что с тобой случилось? я прохожу дальше в комнату.
Автомобильная авария. Сломанная малоберцовая кость, вывихнутое запястье, два ушибленных ребра и рана над глазом, если быть точным. Похоже, он находит свой список травм забавным, я же нет.
Мне жаль. И это правда. Какая бы между мной и Мейконом не была вражда, мысль о нем, окровавленном и с переломами, вызывает озноб.
Он оглядывает меня неторопливым, раздражающим взглядом. Его внимание задерживается на моих губах, и на его лице снова появляется ухмылка.
Однажды подруга сказала мне, что когда женщина красит губы красной помадой перед встречей с мужчиной, то на это есть две возможные причины. Либо она хочет, чтобы тот ее трахнул, либо же хочет сказать ему катиться к черту.
Меня передергивает от слова «трахнуть» и того, как оно звучит из уст Мейкона: чувственно и горячо. Обычно, если человек, с которым у меня деловая встреча, использовал бы это слово при мне, я бы развернулась и ушла. Однако это Мейкон. Мы проклинали друг друга миллионы раз но ни разу с таким подтекстом.
Жар приливает к щекам, и я понимаю, что пялюсь на него.
Мы оба знаем, что в твоем случае это последний вариант.
Учитывая, что ты пришла одна, я бы пересмотрел твой тон, Картофелька.
Мне хочется огрызнуться в ответ так сильно, что губы дергаются. Но он указал на ужасную правду о ситуации. Сэм здесь нет. И я облажалась. Но я не могу проявить слабость.
В тот день, когда я решу заняться сексом, чтобы выбраться из щекотливой ситуации, я тут же выброшусь за борт.
А я и не предлагал. Пожалуй, тебе стоит начать объяснять, почему ты пришла без Сэм. Он указывает на стул перед столом. Присаживайся.
Часть меня все еще зациклена на мысли, что Мейкон будто подшутил надо мной, предложив заняться проституцией. И к собственному ужасу, я представляю, как обхожу стол и задираю юбку, чтобы оседлать его мускулистые бедра. Что бы он сделал? Оттолкнул бы меня или притянул ближе? Обнял бы крепко? У него широкие ладони и длинные пальцы. Мое лоно сжимается при мысли о его пальцах, проникающих в меня и медленно трахающих.
Господи, Ди. Возьми себя в руки. Ты ненавидишь этого человека.
Но у меня никогда не было секса из ненависти. Горячего, потного, гневного секса. Ненавижу думать о сексе с Мейконом. Хм я могла бы оставить его измотанным и стонущим, а затем встать и уйти.
Груди становятся чувствительными под топом, и я стискиваю зубы. Думать о Мейконе в сочетании с сексом все равно что напрашиваться на погружение на дно глубокого болота. Как и попасться на его игры разума. Он всегда использовал грубые намеки, чтобы вывести меня из себя. Он бы лопнул от смеха, начни я приставать к нему. А мне точно пришлось бы броситься со скалы.
Расправив плечи, я пересекаю комнату, прекрасно осознавая, что покачиваю бедрами и стучу каблуками. Ловлю взгляд Мейкона, наблюдающего за мной. Я веду себя откровенно сексуально, но в этом и кроется сила. Женщина всегда может выбрать, когда воспользоваться этой силой. И я определенно использую ее сейчас. Если моя помада кричит «Отвали», то мое тело говорит: «Вот что ты упустил, и ты ни капельки не запугал меня». Мелочно? Возможно.
Приятно? Определенно.
Но не разумно. Я даю себе еще одну мысленную пощечину, дабы перестать делать глупости.
Когда я сажусь и скрещиваю ноги, лицо Мейкона остается бесстрастным.
У меня не получилось ее найти, говорю я без предисловий.
Понятно.
Я понимаю, некрасиво вышло
Так оно и есть.
Но она никогда Черт. Никогда что? Не крала что-то раньше? Сказать это наверняка я не могу. Никогда не покидала город? Это она делала, я точно знаю. Причем много раз. Меня тошнит. Если Сэм посадят в тюрьму, мама этого не переживет.
Мейкон сжимает губы так, что те белеют в уголках.
Моя мама умерла. Все, что у меня от нее осталось, это часы.
Мой голос наполняется сочувствием и становится мягче.
Я знаю.
Это случилось летом, когда моя семья переехала в Калифорнию. К тому моменту, когда мы получили известие о смерти миссис Сэйнт от аневризмы[7], ее уже похоронили. Это был единственный раз, когда мне стало по-настоящему жаль Мейкона и я добровольно подписала открытку, которую послали мои родители.
Напряженное выражение лица Мейкона пробуждает во мне желание сказать несколько слов утешения. Но он говорит прежде, чем я успеваю открыть рот.
Сэм тоже это знала. Но это не помешало ей украсть часы.
Яма становится все глубже. А я вот без лопаты.
Я знаю. Мне жаль. Правда жаль. Но если бы ты мог дать мне больше времени на
Нет. В его слове, как и в его взгляде, чувствуется решительность.
Я уверена, что рано или поздно смогу
Нет, Картофелька. Даже ради тебя.
Я моргаю. Даже ради меня? Когда он вообще делал что-то ради меня?
Мейкон бросает на меня понимающий взгляд.
Возможно, мы и ненавидели друг друга, но наши отношения всегда были интересными. Это тоже что-то значит, учитывая, насколько скучным был наш городок.
Раз он так говорит. Я бы предпочла ударять его по здоровой ноге каждый раз, когда он называет меня Картофелька.
Не бей мужчину, в руках которого свобода твоей сестры, Ди.
Послушай, Сэм повела себя дерьмово, украв часы. И я знаю, что не смогу заменить памятную семейную драгоценность.
Мейкон вскидывает бровь, как бы говоря: «Ни хрена себе Шерлок», но ничего не произносит.
Так что я могу лишь попытаться покрыть убытки. У меня дрожит рука, пока я вожусь с застежкой на сумочке. У меня есть чек на пятьдесят тысяч долларов, который я
Подожди, он приподнимает руку, останавливая меня, я не могу принять этот чек.
Нет, можешь, настаиваю я. Я понимаю, что это не одно и то же, но я хочу попытаться загладить свою вину, возместив ущерб.
Его губы подергиваются от раздражения.
Делайла.
Боже, становится только хуже, когда он произносит мое настоящее имя. Во всяком случае, со словом «Картофелька» моя первая реакция ярость и раздражение. Когда он произносит Делайла, от его голоса по моему телу пробегают обжигающие мурашки. Ничего не поделаешь. У этого мужчины голос подобен виски: глубокий, хриплый и сонный. От таких голосов у женщин возникают мысли о смятых простынях и скользкой от пота кожи. И я понятия не имею, что со мной происходит. Наверное, у меня овуляция или вроде того. Потому что Мейкон Придурок Сэйнт не может меня сексуально привлекать.
Я не могу принять чек, решительно повторяет он. Потому что часы стоят двести восемьдесят тысяч долларов.
Чтоб. Меня!!![8]
Мейкон прищуривается, в его глазах появляется дьявольский блеск.
Я думал, до этого не дойдет.
Меня сейчас стошнит. От жуткой неловкости. Меня стошнит прямо на девственно чистый стол Мейкона. Я сглатываю, борясь с неприятным ощущением, ползущим вверх по горлу.
Не шути.
Все остатки юмора испаряются, когда он произносит:
Ты права. Это не повод для шуток.
Двести восемьдесят я вытираю влажный лоб. Как, черт возьми, часы могут стоить так дорого?
Мейкон бросает на меня жалостливый взгляд.
Это Patek Philippe[9] из розового золота с циферблатом, обсыпанном бриллиантами, идеально подобранными.
Я откидываюсь на спинку стула.
Я знаю, что часы Patek Philippe дорогие, поскольку видела немало людей в Лос-Анджелесе в них. Но никогда бы не подумала, что эта проклятая вещица стоит как жилой комплекс. Мейкон вскидывает бровь, поскольку цены на недвижимость здесь не шутка, и я морщу нос. Ну ладно, как первоначальный взнос на квартиру. Боже милостивый я делаю еле заметный жест, твоя мама носила их каждый день. Будто это какие-то Seiko[10].
Он смотрит на море, предоставляя мне обзор на четкие черты своего профиля.
Думаю, ей нравилось насмехаться над моим отцом с их помощью.
Разве не он купил ей эти часы?
Мейкон кривит губы.
Хоть мой отец и напускал на себя важность, семья мамы была богатой. Дом, машины, часы все принадлежало ей. И она заставляла его помнить об этом.
Как ни странно, но это звучит так, словно Мейкон одобряет ее поведение. С другой стороны, он никогда не ладил со своим отцом. Как и многие люди. Джордан Сэйнт был чудовищем, и я быстро научилась его избегать.
Значит я сбита с толку и не в состоянии придумать, что сказать.
Значит повторяет Мейкон, как бы соглашаясь.
Мейкон
Делайла. Мое имя звучит как насмешка.
Я прикусываю губу, чтобы не закричать.
Ты правда ничего не знала о том, что Сэм работает на меня? тихо спрашивает он.
Да, и мне все еще больно от того, что Сэм держала меня в неведении.
Единственный раз, когда мы говорили о тебе со времен старшей школы, был, когда Сэм сказала, что ты снимаешься в «Темном замке». Я понятия не имела, что вы двое общались.