Невразумительно, Ваня. Дело-то хреновое, того и гляди, из госбезопасности приедут.
Так уж сразу.
Наш-то политорган уже заколотился. Сажин икру мечет. Начальник нажал кнопку.
На пороге появился Осетров.
Капитана Лялина ко мне. Ты его знаешь, Иван?
Почти нет, он из отдела Муштакова.
Да. Хороший парень. В МУРе с сорокового. В августе сорок первого ушел добровольцем, попал в диверсионную группу, работал в немецком тылу. Получил два «Красного Знамени» и партизанскую медаль второй степени, а вот видишь, начальник подошел к сейфу, открыл, вынул коробочку и удостоверение, положил на стол, прислали ему медаль партизанскую первой степени. Он в разных отрядах задания выполнял, так первую награду ему в одном дали, а в другом следующую. Так вот суди сам, Ваня, как мне с этим Лялиным разговаривать. Кстати, твой Муравьев тоже партизанскую медаль получил.
А он-то за что?
Помнишь, в сорок втором он в партизанское соединение летал?
Помню.
Самолет подбили, он из немецкого тыла выходил.
Но ведь он не партизан.
Значит, тесть его подсуетился, как-никак, а он генерал и замнаркома.
Непонятно.
А чего непонятного: Муравьевым уже дважды из наркомата интересовались, спрашивали, какая у него перспектива роста.
Что поделаешь
Данилов не успел закончить фразу, в дверь заглянул Осетров:
Капитан Лялин.
Давай, махнул рукой начальник.
В комнату вошли двое: замначальника Серебровский и Лялин.
Товарищ полковник, капитан Лялин по вашему приказанию прибыл.
Начальник встал.
Вот какое дело, Лялин. Начну с приятного. Указом Президиума Верховного Совета СССР 116 от 6 января сего года ты награжден медалью «Партизан Отечественной войны» первой степени. Поздравляю.
Служу Советскому Союзу.
Начальник подошел к Лялину и прикрепил медаль к его кителю.
А теперь садись, Лялин, поговорим о неприятном.
Лялин сел, настороженно оглядел начальника, Серебровского, Данилова.
Ты мне скажи, друг мой Лялин, как ты данное явление оцениваешь. Начальник протянул ему фальшивое удостоверение.
Лялин взял красную книжку, раскрыл, посмотрел, и кровь отлила от его лица.
Ну, что скажешь? Начальник забарабанил пальцами по столу.
Не знаю, товарищ полковник.
Скажите, капитан, где вам приходится снимать пиджак или китель, ну, к примеру, в гостях? спросил Данилов.
Если я, товарищ подполковник, где-то и снимаю одежду, то удостоверение в карман брюк перекладываю, резко ответил Лялин.
Вы не сердитесь, капитан, но дело мужское
Понял вас. Есть у меня подруга, работает в Советском райкоме комсомола, мы решили пожениться летом.
А почему летом? вмешался Серебровский.
Она уехала уполномоченным в колхоз.
Вы в баню ходите? поинтересовался Данилов.
Каждую среду идем вчетвером, трое моются, а один караулит, потом мы приходим, он моется.
Если удостоверение всегда при вас, растолкуйте: как оно попало в чужие руки? Данилов встал.
Лялин не успел ответить. Дверь распахнулась, и в кабинет вошел замначальника московской милиции, начальник политотдела полковник Сажин. Данилов его терпеть не мог, потому что в этом маленьком худом человеке уживалось столько злобы и подлости, что вполне бы хватило на население города средней руки.
О чем беседуете? не здороваясь, спросил он.
О делах наших невеселых, зло ответил начальник.
А это ты, полковник, прав. Дела у вас из рук вон плохие. Городом овладели преступники, а начальник ОББ чаи гоняет. Так, что ли, Данилов?
Иван Александрович молчал.
Ишь ты, какие костюмы-то носим в то время, как вся
Товарищ полковник, лицо начальника налилось темно-багровым цветом, попрошу по существу. А что касается костюма начальника ОББ, так отрезом его наградили за ликвидацию банды «докторов».
Ты по существу хочешь? Изволь. Бдительность вы, дорогие товарищи, потеряли. Бдительность чекистскую. Поэтому и гуляют по Москве бандиты с вашими удостоверениями. Так что же, Лялин?
Мое удостоверение при мне, товарищ полковник.
Ишь, при мне, передразнил Сажин и нехорошо покосился на колодку на кителе Лялина и новую медаль.
«Завидует. Он же завидует наградам Лялина», понял Данилов.
Над карманом кителя всемосковского политрука скромно висели «Красная Звезда», «Знак Почета» и медаль «За трудовое отличие». Ее, кстати, в сороковом вручали обоим: Данилову и Сажину.
Ты здесь партизанскими наградами не тряси, Лялин, зло сказал Сажин. Ты на нашей работе заслужи награды, тогда тебе честь и хвала. А пока ты, Лялин, утратил чекистскую бдительность. Ты знаешь, что такое красная книжечка работников органов? Это частичка нашего знамени. Понял?
Лялин молчал.
А ты, значит, врагу это знамя отдал!
Погодите-ка, товарищ полковник, Серебровский вскочил, это не разговор. Ты, Лялин, иди, делом занимайся, мы без тебя перетолкуем.
Капитан вышел из кабинета.
Я смотрю, продолжал Серебровский, вы уже статью шьете боевому офицеру? Он подошел к Сажину: Ловко это у вас получается.
А вы, товарищ Серебровский, не очень-то, не очень, Сажин назидательно поднял палец, у вас в личном деле тоже кое-что есть.
За своих баб, товарищ Сажин, я готов отвечать на любом уровне, а вот офицеров наших марать не позволю.
Все, начальник хлопнул ладонью по столу, товарищ полковник, у вас есть обоснованные претензии к руководству МУРа?
Найдутся.
Тогда давайте говорить об этом у руководства.
Ну что же, там и поговорим.
Сажин вышел из кабинета, долбанув при этом дверью.
Данилов
Он вернулся в свой кабинет, снял пиджак, расстегнул воротник и расслабил галстук.
«Все-таки редкая скотина этот Сажин. Говорит от имени партии, как будто она состоит из него и сотрудников никому не нужного политотдела. Демагог и скотина».
Данилов прекрасно помнил, как тогда еще рядовой инструктор Сажин на партсобрании выводил на чистую воду работников милиции.
Это-то и предопределило его карьеру, в сороковом он стал начальником политотдела, а в сорок первом еще и замначальника московской милиции.
Когда формировалась милицейская бригада, в которой Данилов стал комбатом, Сажин залег в госпиталь с острым приступом аппендицита.
Знакомый хирург рассказал Данилову, что резали они так называемый холодный аппендицит. Закосил тогда Сажин, закосил. Зато потом свирепствовал, выявляя людей, недостойных звания чекиста.
Но надо было работать, и Данилов взял материалы по сегодняшнему делу.
* * *
«Что же мы имеем? Некоего человека, представившегося Мартыновой как Боря из органов. На работе и по месту жительства Мартынова характеризуется положительно. Муж погиб в сорок втором, поженились они в феврале сорок первого.
Она рыла окопы, была бойцом ПВО, даже пожары тушила. Киномехаником была, обслуживала прифронтовые части. Соседи показали, что вела Мартынова образ жизни спокойный и трезвый.
Значит, этот Боря просто случайный роман.
Об убитом известно, что у него был пистолет ТТ и муровское удостоверение. Приходил он к Мартыновой не с пустыми руками, но приносил продукты и выпивку исключительно распространенную, пайковую.
Счет из коммерческого ресторана «Астория». Судя по количеству блюд, за столом было не менее четырех человек. Видимо, двое мужчин и две дамы. И гуляли они достаточно широко. Две бутылки водки, бутылка шампанского и две бутылки портвейна «Айгешат», четыре салата оливье, два салата из крабов, четыре порции ветчины, две языка отварного, четыре порции котлет по-киевски, мороженое, кофе, ликеры.
И деньги заплачены за это крутые восемнадцать тысяч рублей. Такой счет должны наверняка запомнить».
Данилов поднял трубку и вызвал Муравьева.
Игорь явился немедленно. Был он в форме. Последнее время Данилов заметил, что Муравьев носит исключительно форму, и, надо сказать, хорошо пошитую.
Как рассказал Никитин, Игорь получил отрезы и пошил все в правительственном ателье.
На кителе к двум орденским колодкам прибавилась третья, зеленая.
Ты что же, Муравьев, зажал высокую награду? усмехнулся Данилов. Как-никак ты у нас партизаном стал.
Сам не знаю, Иван Александрович, вызвали и вручили. Сказали, за тот полет к партизанам в сорок втором.
Игорь говорил искренне, и Данилов сразу поверил ему.
Вот видишь счет из ресторана «Астория»?
Вижу.
Счет заметный, гуляли от души. А официанты на такое дело весьма памятливы.
Там же наш агент Кочетков.
С ним встретишься отдельно, покажешь фотографию, дашь задание. Кроме того, там постоянно крутится человек по имени Борек, его укажет руководитель ансамбля Кац
Его брать?
Привезешь в управление. С тобой поедет Никитин, его Кац хорошо знает, и переоденься, возьми в хозчасти военную форму.
Муравьев
Они с Никитиным переоделись и стали офицерами-танкистами, другой подходящей формы у завхоза не нашлось. В финчасти им выдали триста рублей на оперативные расходы.
На эту сумму они могли выпить по чашке кофе и запить его бутылкой нарзана.
Ровно в восемнадцать часов они зашли в ресторан. Ох и красиво же было в «Астории»! Лепнина, золото, ковры, кабинки дубовые. Столы со снежными скатертями и блестящей посудой.
Зал еще полупустой, всего несколько столов было занято, но у Игоря появилось какое-то странно призрачное ощущение, которое приходило к нему только в детстве, когда в тридцать пятом разрешили официально праздновать Новый год.
Вот жизнь, Муравьев, вздохнул у него за спиной Никитин, а мы все по малинам да камерам.
Знаешь, сколько на такую жизнь денег надо?
Знаю, я меню посмотрел, моей зарплаты на одну котлету да салат хватит.
Ну а на мою еще кофе можно дополнительно взять.
А к ним уже подлетал метр. Опытным взглядом он сразу различил, что эти два офицера новички. Увидел он и их колодки, определив в них фронтовиков. А у этой публики кое-какие денежки водились.
Прошу, дорогие гости, для фронтовиков мы сделаем все.
За это спасибо, конечно, дорогой гражданин метрдотель, Никитин взял инициативу на себя, пойдемте-ка вот в этот закуток, поговорим.
Метр внимательно взглянул на офицеров и сразу же понял все.
В этом ресторане он проработал много лет, сам был агентом НКГБ с приличным стажем, поэтому знал, зачем приходят сюда люди из органов.
Они зашли в кабину, и Муравьев с Никитиным предъявили удостоверения. Метр внимательно прочитал их:
Чем могу помочь?
У нас к вам две просьбы, мягко улыбнулся Муравьев, вот счет, пришлите сюда официанта, который его выписывал.
Метр стремительно взглянул:
Это рука Николая Петровича. Товарищи, что, неприятности какие? Не поверю. Николай Петрович старейший работник, награжден значком «Отличник общественного питания», имеет почетные грамоты
Не пугайтесь, нас интересуют люди, которых он обслуживал, и, пожалуйста, посадите нас здесь.
С удовольствием. Заказывать будете?
Да. Два кофе и, если можно, налейте чай в бутылку из-под коньяка.
Я все понял, усмехнулся метр.
Через минуту занавеска кабинки отодвинулась и появился невысокий, но очень шустрый человек лет шестидесяти, в белой куртке, накрахмаленной рубашке и черном галстуке-бабочке.
Спрашивали?
Вы Николай Петрович?
Именно я.
Присаживайтесь. Муравьев протянул официанту счет. Ваш?
Николай Петрович надел очки, взял счет, посмотрел внимательно:
Мой.
А вы не помните, кто сидел за этим столом?
Помню. Две дамы. Одна брюнетка, яркая такая, на ней был темно-синий костюм, на шее жемчуг натуральный, колечко сапфировое с бриллиантами. Видная дама. Курила она папиросы «Совьет Юнион», вторая блондинка, красивая, в темно-вишневом панбархатном платье, на шее ожерелье из уральских камней, на руке кольцо с бриллиантом, карата полтора, часики золотые «ЗИФ». С ними двое мужчин. Один в темно-синем бостоновом костюме, лысенький, маленький, полный, второй высокий, статный, костюм, шитый у дорогого портного, материал привозной. Костюм в клетку широкую, синюю с серым. Оба курили «Казбек». У толстого часы «Лонжин» золотые, у молодого не приметил. Рассчитывался толстый. По счету, как положено, ну и на чай, как говорится, хорошо отвалил. Деньги, десять тысяч, дал забандероленной пачкой, остальные из кармана достал, отсчитал небрежно, меня все время братцем называл.
Николай Петрович, а вы не помните, что он со счетом сделал?
Как же, помню, в карман положил, в деньги, я поэтому бандероль с пачки снял и спрятал ее.
Она у вас? обрадовался Муравьев.
Извольте. Официант протянул полоски банковской бандероли.
А почему, папаша, вы ее сохранили? вмешался Никитин.
И сам не знаю, у нас счет прячут в карман только проверяющие.
Понятно.
А скажите, Николай Петрович, продолжал Муравьев, человек этот часто в вашем ресторане бывает?
Его, брюнетку и молодого впервой видел, а блондинку несколько раз замечал.
Вы, случайно, их имен не запомнили?
Блондинку называли Наташей, молодого Глеб.
А этого человека не было с ними? Муравьев достал фотографию убитого.
Николай Петрович внимательно посмотрел и отрицательно замотал головой.
Спасибо вам. Муравьев пожал руку официанту.
Тут метр, Борис Сергеевич, распорядился подать вам кофе да чаек в бутылочке, я мигом.
* * *
А на эстраду уже поднимался оркестр.
Я сейчас. Никитин вышел из кабины.
Ресторан уже заполнился больше чем наполовину. Суетились официанты, за столом сидели хорошо одетые штатские и военные с фронтовыми орденами.
Там, на фронте, денежное довольствие они держали на расчетной книжке. Зачем на фронте деньги. Вырвавшись в тыл, в отпуск по ранению или командировку, лихо просаживали их в кабаках.
Женщин было много. Особая категория дам. Красивые, хорошо одетые, они предлагали себя за право потанцевать, хорошо поесть, забыть хоть на один вечер о тяжкой жизни военного тыла.
Кац сразу же узнал Никитина и показал ему на маленькую дверь рядом с эстрадой.
Никитин юркнул в нее.
Привет, Гриша.
Привет, Коля.
Общительный человек был Никитин, даже за те два часа, что они проторчали на месте убийства, он сумел завести дружеские отношения с Кацем.
Мы, Гриша, во второй кабинке сидим. Как этот фраеришка покажется, ты скажи, что, мол, по заказу фронтовиков-танкистов танго «В парке Чаир». Понял?
Нет вопросов, Коля.
Никитин вернулся в кабинку и увидел на столе две большие тарелки жареной картошки.
Это откуда?
Местное руководство сжалилось над нашей полуголодной жизнью, усмехнулся Игорь.
Годится. Никитин залез в карман галифе и вытащил аккуратно замотанный в тряпицу кусок сала. Сейчас сальца нарежем. Он достал маленький перочинный ножик.
Хозяйственный ты парень, Коля, одобрительно заметил Муравьев.
Ты погоди, главное еще будет.
Когда разложили сало и картошку, Никитин взял бутылку коньяка, понюхал, попробовал, потом вылил половину чая в фужер, достал фляжку и налил.
Что это?
Спирт.
Ну ты, Колька, жох.
А как ты думаешь, будем сидеть и смотреть, как здесь хива всякая гуляет?
Ну зачем же хива, Муравьев отодвинул занавеску, смотри, сколько офицеров.
Я про них не говорю, сам полтора года на фронте дрался, если бы не ранение А вот посмотри, штатских сколько. Молодые, все на брони, от фронта освобожденные. Но деньги-то у них откуда? В городе все коммерческие кабаки этой публикой полны.
Это ты прав. Игорь разлил «коньяк». Давай, что ли. Они выпили.
А тут и официант появился:
Ничего не надо?
Спасибо, Николай Петрович, Игорь засмеялся, мы пока по первой.
Да, молодые люди, вздохнул официант, раньше я ваших товарищей частенько угощал. Спокойно они на жалованье свое наш ресторан посещали.
Ничего, папаша, белозубо засмеялся Никитин, мы еще свое возьмем.