Пока не получается, товарищ командир.
Связывайся непрерывно. Будет связь немедленно ко мне, я в центре обороны.
И тут дуплетом хлёстко ударили сорокапятки Пилипенко. Вместе с ними жахнули четыре танковые пушки, и чуть позже подала голос батарея Батуры. Всё. Началось избиение штурмовой танковой группы немцев, которые справа по уши влезли в ловушку. Все наши стволы принялись вколачивать снаряды в крашеные серой краской борта, как гвозди в крышку гроба.
Из центра я видел, как в той стороне разверзается ад. Почти в упор расстрелянные танки, пылали гигантскими факелами. Вокруг метались гренадёры, и падали под ливнем пуль от фланкирующего огня пулемётов.
Но немцы пёрли огромной массой и штурмовали не одной колонной, и помимо шоссе танки ползли и под откосами, и между лесом и дорогой. Поэтому сразу не удалось закупорить ловушку. Но пушки четырех засадных тридцатьчетвёрок молотили, как ненормальные, и подбитые гансы наглухо закупорили шоссе и обочины. Взрывы боекомплектов, жаркое пламя разлившегося бензина, кинжальный огонь в упор, крики и вопли убиваемых эсэсовцев сплелись в сплошной инфернальный клубок.
Тем временем бой докатился и до центра. Послышался противный свист мины, и куст взрыва поднялся впереди. Снова свист, взрыв сзади. Классическая вилка. И вот рвануло рядом метрах в пяти. Неглубокие окопчики, не давали надёжной защиты от обсыпавших нас мелких осколков. Теперь главным козырем становилась наша личная броня. И оставалось надеяться, что шальная мина не прилетит прямо в голову. Между тем интенсивность миномётного обстрела нарастала, и мины стали ложиться в опасной близости. Про себя я уже сказал все грязные выражения, какие знал в адрес наших зенитчиков и расчётов ДШК, попутно отметив, что любой крик души почему-то всегда звучит матерно. И тут, будто услышав мои злые мысли, и вся зенитная братия подала голос. Слева раздались короткие частые очереди ДШК, а справа залаяли зенитки. Немецкие миномёты будто поперхнулись, обстрел быстро пошёл на убыль, а потом и вовсе прекратился.
Передать по цепи. Приготовиться к атаке пехоты! громко прохрипел я сорванным от крика голосом.
В отличие от центра, на флангах пушечная стрельба не ослабевала. Воспользовавшись относительным спокойствием, я выбрался из окопчика и перебежал на десяток метров вперёд на открытое удобное для наблюдения место. Справа немцы возобновили натиск, но теперь давили более широким фронтом. Дым застилал панораму. Огонь усиливался с каждой минутой. Казалось, что сам воздух теперь состоит из пуль и осколков. Я попытался просунуться подальше и тут же схлопотал пулемётную очередь в грудь и голову, и пару осколков в плечо. Пули и осколки с жужжанием отскочили, но ощущение осталось крайне неприятным.
Товарищ командир. Связь с танком, крикнул сзади укрывшийся за толстым деревом Курянин, протягивая трубку. Я перебежками вернулся на старую позицию.
Командир на связи. Прохор, как у вас дела?
Работу закончили, прохрипело в трубке, потеряли два танка. Уничтожили артдивизион или артполк, леший их поймёт. Пушки большие. Расстреляли их издалека. Снаряды рванули, думали, сами взлетим на воздух. Артиллерии поблизости больше не видно. Напоролись на группу танков. Там нас и пощипали. Я прикрывал, троих завалил. Шишек нам тоже набили, но ребята успели оторваться. Танк в порядке, возвращаемся и заодно по пути давим грузовики с пехотой.
Возвращайтесь по Барановичскому шоссе и вдарьте немцам в зад на правом фланге, а то они нас тут у Нехачево крепко прижали. Приказ понятен?
Понятен. Сейчас свяжусь с командирским танком.
Поторопитесь. Конец связи.
Пока я общался с Вариком. Взаимный огонь достиг невероятной плотности. Под прикрытием пулемётов ганомагов и автоматических пушек лёгких танков в центре атаковала пехота. Наши отстреливались всеми имеющимися стволами, и большими, и маленькими, но такой яростной атаки эсэсовцев я не ожидал.
Гранатами огонь!!
Грохнула волна взрывов и ещё, и ещё. Пулемёты били на расплав стволов. Но как же нас мало на этакую ораву озверевших эсэсовцев. Воткнув в автомат последний магазин, я очередь за очередью всаживал пули в распяленные злобой орущие рты и белые от ужаса и ярости арийские глаза. Всё. Патроны вышли. Автомат полетел в сторону вслед за винтовкой и пистолетом.
Я, кажется, ещё не говорил, что, когда заведусь, сам себя бояться начинаю. В руках нож. Голова опустела от мыслей. Совесть и жалость спрятались подальше. Всё стало предельно ясно и беспощадно. И я вломился в толпу.
Мышцы напряглись и закаменели. Дзи-инь по груди и животу наискось пробежала дорожка пуль. Немец выстрелил ещё раз и замер обалдевший. Н-на! Кровь из рассечённого горла фонтаном. Перекошенное смертным ужасом лицо. Поворот, удар вбок. Второй готов. Удар мне. Н-на в грудь с проворотом. Ногой в пах и ножом под шлем. Прямо в раззявленный рот. Получи, гад. Багровое месиво вместо лица. Другому удар ножом по бедру изнутри. Не жилец. Парня нашего зажали. Душат. Мелькнули его отчаянные глаза. Н-на фашист в спину. Н-на в брюхо. По лицу скользнул штык. Ах, ты мразь. Подножка, и в падении пропорол ему бок. Опять защёлкали по спине пули.
Быстро кинул взгляд по сторонам и оцепенел. Эт-то что такое?!! Рядом с Дедом лопаткой отмахивался Пашка. Этот маленький засранец всё-таки решил погеройствовать! Благо, что у него тоже броня. Я с разворота ударил набежавшего немца ножом в шею. Оглянулся. Пашку сзади схватил огромный верзила! Пытается сдавить горло. Здесь броня уже не поможет!! С разбега прыгнул эсесовцу на спину и резко крутанул голову. Хрустнули шейные позвонки.
Пашка, стервец!! Марш отсюда!!
Не могу, дядя Вася, здесь Семён Иванович, в глазах парня плескалась неукротимая решимость.
Болтать и ругаться было некогда. Зарезав эсэсовца, наседающего на Деда, я бросился вправо, где кипела особенно яростная схватка. Удар. Ещё удар. Опять пули по спине. Да, где ж мы вас всех хоронить-то будем?! Мать-перемать!! Я уже перестал считать и внятно соображать. Сплошная череда ударов, поворотов и снова ударов. Кровь, кровища. Вопли боли и ярости слились в сплошной гул в багровой пелене. И вдруг всё прекратилось.
От невероятной перегрузки я не мог втянуть в себя воздух. Кое-как прокашлялся, раздышался и прогнал красно-серую муть из глаз. Дышал до одури. Сердце трепетало, как заячий хвост. Обессилевшие руки онемели, а ноги слегка дрожали. Вокруг среди деревьев валялись мёртвые и агонирующие эсэсовцы. Я продолжал тянуть ртом и носом воздух, успокаивая дыхание. Появилось обоняние. Помимо привычной пороховой и нефтяной гари от земли тянуло сладковатым запахом тёплой крови и вонью внутренностей. Воздух пах и смердел. Привкус чужой крови во рту толкнул в горло тошнотворный комок. Я с трудом отплевался, вытер рукавом тягучую слюну и, пошатываясь, шагнул в сторону. Ярость быстро угасала, уступая место отвращению и опустошению.
Там и тут стояли и ходили бойцы, густо забрызганные засыхающей кровью, с тёмными в потёках грязного пота лицами и озирались, не веря в победу. Кто-то из них хрипло выдавал боцманский загиб, кто-то, как я, не мог отдышаться, кто-то, задыхаясь, свалился на землю, кого-то громко рвало.
Подробности боя я помнил смутно, и, как выяснилось, нам крепко помогли бойцы первого взвода. Оказывается, майор приказал оставить в окопах на северном рубеже только по пулемёту у каждого шоссе, а всё прикрытие направил сюда. В общем, они попали на представление вовремя.
Чуть не поскользнувшись на какой-то слизи, я выбрался из кучи трупов и вслушался в пространство. С правого фланга доносилась редкая стрельба, слева изредка коротко трещал пулемёт. Но в целом уже было понятно, что атака отбита. От края до края всё поле затянул дым. И там среди дымящихся воронок и разного железного хлама ползали раненые, грязные, окровавленные люди с серыми лицами и запёкшимися губами. Оттуда доносились стоны, вопли, хриплые крики, кряхтение и матерная брань на немецком. Кое-где мелькали фигуры с носилками.
Уверенные в своём превосходстве, арийские сверхчеловеки даже мысли не могли допустить, что могут отступить перед ничтожными унтерменшами, а потому полегли почти все. На этот раз дивизии СС «Райх» и полку «Великая Германия» сильно не повезло, крепко получив по зубам, ошеломлённые поражением они отступили. Отступили, но не ушли, поскольку пылали жаждой мести. Кроме них где-то там на подходе была и десятая танковая дивизия СС. Кто их нынче разберёт. Но я точно знал, что они закусили удила и не успокоятся. А нам было всё равно, кого бить.
Однако рукопашный бой выпил у бойцов все силы, и они медленно, молча, разбредались, подбирая на ходу брошенное оружие и кое-как приводя себя в порядок. Их опустошённые нечеловеческим насилием души требовали одного хоть немного покоя.
На поваленном дереве сидел Дед и гладил по голове Пашку, который до сих пор побелевшими пальцами крепко сжимал рукоять лопатки. От жалости защипало глаза. Чуть дальше сидел Ванька и покачивался, сжимая голову руками. Я оглядел побоище, вытер о труп нож и задвинул в чехол. Иссушенное горло с трудом проглотило тёплую воду из фляги, и только после этого я смог говорить:
Неплохо повоевали.
Командир, от усталости и перевозбуждения Баля слегка заикался, ты один своими руками, наверно, десятка три завалил. Ты себя со стороны бы видел. Страсть и ужас. Гансы только отлетали. Ну, и здоров же ты драться, Василь Захарыч!
Да, ладно тебе. И вовсе я не страшен, лишь слегка горяч, процедил я сквозь зубы.
Что тут у вас? справа из-за деревьев выбежал Сурин с десятком бойцов, Ну, ни хрена ж себе, они остановились, как вкопанные оглядывая трупы немцев, повсюду валяющихся в два слоя и нас залитых с головы до ног кровью.
Ты цел, командир?
Порядок.
А, по виду не скажешь, весь в кровище. Как же вы тут одни? Шумнули бы.
Некогда было. Всё произошло быстро. На фланге то управились?
Да там жуть сколько коробок пожгли. Сосчитать невозможно. Наши танкисты здорово помогли, в тыл ударили, ну они и заметались. Майора ранило
Что ж ты молчал!! С этого надо было начинать ! крикнул я на бегу, сразу же пожалев, что сорвался на нормального парня. Однако ранение командира полка меня сильно обеспокоило.
Майор с перевязанной грудью, шеей и руками лежал на плащ-накидке, постеленной на кучу лапника. Его зацепило осколками от случайного близкого взрыва. Синюшная бледность и невнятная речь говорили о значительной потере крови. Я впервые видел его без шлемофона, и удивился тому, что голову этого в общем то молодого мужика густо обрызгала седина. Он следил за мной мутным от боли взглядом, не поворачивая головы, и пытался что-то сказать, но силы покидали его, и их хватило только на то, чтобы судорожно стиснуть мою ладонь. Петра Ивановича нужно было немедленно отправлять в госпиталь, в крайнем случае, в медсанбат. Уныло упало сердце и стало тошно от мысли, что непонятно почему война всегда выбивает лучших.
Я сам подогнал Опель. Четверо бойцов бережно загрузили командира полка и ещё семь раненых десантников в кузов.
Гоните в дивизию! Аллюр три креста!!
Через минуту машина укатила в Коссово.
Глава 6
Теперь вся оборона замыкалась на меня. Не было печали, так немцы накачали. Но хочу, не хочу, а нужно начинать рукой водить. Коли сказал «а» и «б», придётся перейти к «г», «д» и т.д. Хреном бы стать, он всё знает.
Усталость валила с ног, но нельзя было обращать внимания на такие мелочи. Я всем нутром чувствовал, как где-то там вдалеке, у речки клубятся эсэсовцы, рыча от ярости из-за недавнего поражения. Таяли драгоценные минуты и секунды, и требовалось срочно перераспределить наши силы. Дёргать командиров взводов сейчас нельзя, поэтому я решил заняться этим сам. Тупая боль от головы прокатилась по нервам и всему отравленному адреналином телу, я скрипнул зубами, собрал все силы в кулак и, кряхтя, порысил на правый фланг.
Чуть в стороне от шоссе на небольшом бугру люди Батуры закапывали орудия на новом месте. Молодец, лейтенант, всё делает верно и вовремя. На этой позиции пушки стояли разрозненно и с прицелом на дальнюю стрельбу.
Как дела, Евгений?
Василий Захарович, ты что ранен? он встревожено окинул меня взглядом, в кровище весь.
С эсэсовцами поцапались маленько. Они трендюлей огребли, и сейчас злые, как черти. Готовьтесь к новому штурму. Смотрите внимательно. Команды не ждите. Как немцы скучкуются для атаки врежьте осколочными. Это собьёт им дыхание.
На той стороне шоссе Пилипенко тоже перебрался на другое место и под прикрытием приземистого строения устраивал свои пушки для фланкирующей стрельбы вдоль рубежа. Дальше среди домов, порыкивая дизелями, устраивались четыре тридцатьчетвёрки и танковый десант.
С этой стороны открывалась завораживающая картина недавнего побоища. Всё шоссе и обочины были загромождены грудами застывшего железа, дымящимися, закопченными и скособоченными танками, самоходками, мотоциклами. Между луж догорающего бензина виднелись смятые кабины, опалённые борта и остовы грузовиков и трупы. Сотни трупов в серой форме. Некоторые эсэсовцы ещё стонали и пытались двигаться. Весь этот завал вдоль шоссе острым языком протянулся в глубину нашей обороны.
Что скажешь, Кузьма Петрович?
А, что тут говорить, смотри сам, он махнул рукой в сторону дымящегося завала, вы, похоже, тоже без дела не сидели, он крякнул и покосился на мой заляпанный камуфляж.
Пришлось немного повоевать. Снаряды есть?
Бронебойных маловато.
Пошли кого-нибудь, пусть подвезут, там что-то ещё осталось. Готовься к штурму. На этот раз их будет много, и очень злых. Всё ясно?
Всё ясно только дуракам, спокойно проворчал Пилипенко. Эка невидаль, германские танки.
У соседних танкистов командовал невысокий, улыбчивый лейтенант. Он быстро сообразил, чего я от них хотел, и обещал прикрыть фланг.
Бойцы второго взвода энергично углубляли и расширяли окопы. Артиллерийский и миномётный обстрел многим вправили мозги, и теперь вдоль всей опушки мелькали лопатки и вылетали комья земли, туда-сюда сновали нагруженные боеприпасами и шанцем бойцы.
Стой, поймал я за руку куда-то спешащего взводного, Имей ввиду, эсэсовцы рассвирепели и будут мстить. Репутацию непобедимой гвардии фюрера мы им подмочили, и чтобы смыть позор, они из кожи выпрыгнут, чтобы нас порвать. Пошли бойцов за патронами. Запаситесь основательно. Гранаты приготовь. И пока есть время, отправь ребят в поле, пусть пошарят.
В центре за редким березняком на прямой наводке стояли наши зенитки.
Командира ко мне.
Товарищ
Я остановил его жестом:
Послушай, Иван, ты что, решил снаряды сэкономить? Стрелять было не в кого, или немцев испугался? Ты понимаешь, что из-за вас они почти прорвались в центре?
Парень стоял краснее полкового знамени и не знал, куда спрятать глаза:
Товарищ командир, не по нашей вине задержка. Зенитки мы не могли по лесу протащить, а машина там не прошла. Больше не повторится.
Ладно, дело прошлое. Подготовь запасную площадку за линией окопов. Не подведи роту, Иван.
Вблизи Минского шоссе обосновался первый взвод. Молодец всё-таки Андрюха Ситников. Его бойцы уже почти соединили стрелковые ячейки в общий окоп с пулемётными гнёздами, а сзади в углублении под навесом было оборудовано что-то вроде укрытия.
Проблемы есть, Андрей?
Да, товарищ командир. Вон в закутке раненые десантники. Здесь двенадцать человек и у шоссе ещё семь.
Пошли кого-нибудь к машинам, пусть пригонят пару Опелей, собери раненых со всего рубежа и отправь в Коссово. Займись этим сам, Андрей. И готовься к новой атаке. Миномётчикам хвост накрути.
Чуть в глубине по обе стороны Минского шоссе расположились тридцатьчетвёрки. Две из заслона и четыре вернувшиеся из рейда. Наша камуфлированная стояла в полста метрах впереди, как овчарка, охраняющая отару. В одном из танков экипаж энергично ковырялся в моторном отсеке. Другие танкисты тоже приводили машины в порядок. Командовал там старший лейтенант.