Соединения 16‐й армии пытались вернуть Радимин, но не смогли это сделать. Дело в том, что они выходили к этому городу не одновременно и вели бой на широком фронте, поэтому их попытки прорваться через первую линию неприятельских укреплений не имели успеха.
Вскоре сказалось и отставание тылов. Так, всю ночь с 15 на 16 августа противник вел интенсивный артиллерийский и пулеметный огонь по фронту 15‐й и 3‐й армий, а советские части из-за недостатка снарядов и патронов отвечали молчанием.
С утра 16 августа поляки перешли в наступление, нанося удар на стыке 15‐й и 3‐й армий, и начали теснить советские войска к северо-востоку от Вкры. Позже заместитель начальника Полевого штаба РККА С.А. Пугачев писал: «Хотя в тот же день 33‐я стрелковая дивизия 15‐й армии атаковала противника в Цеханове и отбросила прорвавшуюся туда конницу, захватив при этом 1200 пленных, этот частичный успех уже не смог повлиять на общую обстановку. К исходу 16 августа дивизии 15‐й и 3‐й армий, оставшись без боеприпасов и резервов, вынуждены были отойти на линию восточное Новогеоргиевска».
В тот же день на варшавском направлении после сильной артиллерийской подготовки перешла в контрнаступление 1‐я польская армия и потеснила правый фланг советской 16‐й армии за реку Ржондзку.
На рассвете 17 августа начала наступление южная ударная группа польских войск. Легко прорвав растянувшуюся редкую цепочку Мозырской группы, противник занял Ново-Минск, Седлец, Вялу (Бяла-Подляска), выйдя во фланг и тыл 16‐й армии. Инициатива, следовательно, перешла в руки врага. Его южная ударная группа подходила к Западному Бугу, а 5‐я армия, стремясь отрезать войска советской 4‐й армии в Данцигском коридоре, продвигалась на север.
Наступление польских армий на север и северо-восток, во фланг и тыл Западного фронта, создало чрезвычайно тяжелое положение, особенно для 4‐й армии. В этих условиях М.Н. Тухачевский настоял на передаче ему из состава Юго-Западного фронта 12‐й и 1‐й Конной армий. 17 августа он отдал директиву, в которой приказывал 12‐й армии продолжать наступление в направлении Хелм, Любартув, а 1‐й Конной сосредоточиться в районе Владимира-Волынского для последующего удара в тыл южной ударной группы противника (Директивы командования фронтов Красной Армии. Т. 3. М., 1974. С. 8485).
Однако командующему Западным фронтом не удалось реализовать это решение. Только 19 августа около полуночи было получено донесение, подписанное С.М. Буденным и К.Е. Ворошиловым. Они докладывали, что в связи с сосредоточением под Львовом очень крупных сил противника, чего в действительности не было, вывод армии из боя может катастрофически отразиться на всем Юго-Западном фронте. Одновременно они заверяли, что за два-три дня возьмут Львов (Из истории Гражданской войны в СССР: Сборник документов. Т. 3. М., 1961. С. 361).
М.Н. Тухачевский был буквально взбешен поведением командования 1‐й Конной армии и немедленно пожаловался Л.Д. Троцкому. И уже 20 августа С.М. Буденный получил приказ председателя РВСР, предписывающий срочно выполнить директиву командования Западного фронта. Только после этого 1‐я Конная армия прекратила наступление на Львов и начала выводить свои части из боя. После ее ухода задача по овладению Львовом была возложена на войска 14‐й армии, однако та не имела для этого необходимых сил и средств. Её войска под натиском превосходящих сил польской армии вынуждены были вначале перейти к обороне, а затем начать отступление на восток.
Войска Западного фронта начали отход. М.Н. Тухачевский пытался управлять им, но неудачно. Взаимодействие между армиями и дивизиями не было, организовать его при отсутствии связи было практически невозможно.
Хуже всего обстояло дело в 4‐й армии, командующий которой, не получив вовремя команды, начал с опозданием отводить войска из Данцигского коридора. 15‐я и 3‐я армии по той же причине оказались не в состоянии удерживать коридор, необходимый для отхода войск 4‐й армии. Поэтому 4‐я армия была отрезана от основных сил фронта и вынуждена было отойти на территорию Восточной Пруссии, где была интернирована. Такая же участь постигла две дивизии 15‐й армии и 3‐й конный корпус, который границу Восточной Пруссии перешел 26 августа. Уцелевшие соединения Западного фронта к 25 августа отошли на рубеж Липск, Свислочь, 15 километров восточнее Брест-Литовска и далее на Западный Буг. Штаб фронта вернулся в Смоленск, при отступлении лишились большого количества артиллерии и другого военного имущества.
* * *
12 октября 1920 года в Риге между Советской Россией и Украиной, с одной стороны, и Польшей с другой, был подписан «Договор о перемирии и прелиминарных условиях мира». Обе договаривающиеся стороны признавали независимость советских Украины и Белоруссии. Однако Польше удалось добиться отторжения от этих республик их западных областей. Обе стороны обязались прекратить военные действия 18 октября. В этом договоре, кроме территорий, поляки требовали гигантскую для того времени сумму 300 миллионов золотых рублей. В результате «торга» они получили 30 миллионов золотых рублей и еще на 18 миллионов различного имущества.
В отечественной и зарубежной историографии существуют различные мнения о причинах неудачи советских войск в операции по вторжению на территорию Польши. Р.Б. Гуль, например, большую часть вины возлагает на Михаила Тухачевского, «выпеченного из деспотического теста, готового «таранить» Европу любыми средствами, вплоть до массовых расстрелов своих же бойцов, склонного к авантюрному ради личной славы». Но это сугубо субъективное мнение в духе конца 80‐х начала 90‐х годов.
Впервые серьезная в научном плане критика действий командующего Западным фронтом прозвучала на заседании ВНО Военной академии РККА, на котором М.Н. Тухачевский, назначенный начальником этого военно-учебного заведения, решил сделать доклад по Варшавской операции. На этом заседании присутствовало много военспецов из числа офицеров и генералов бывшей императорской армии, которые в то время преподавали в академии. В их числе бы А.А. Свечин, отличавшийся своими глубокими знаниями военного дела и резкими, бескомпромиссными суждениями. Решившись на этот доклад, Михаил Николаевич рассчитывал прежде всего на поддержку со стороны слушателей членов ВНО, которые откровенно недолюбливали старых военспецов. Так, характеризуя работу ВНО того периода, один из его участников И. Клочко позже писал: «Сознание глубокого утопизма того, что преподносилось кафедрой под именем «военной науки», основанной на принципах идеалистической теории, неизбежно толкало ВНО на путь борьбы за новую основу военного знания. Мы выступали против устарелых догм. Это был период стихийной критики, безудержного наступления «без закрепления пройденных рубежей», постановки широчайших целей, глубокого врезания еще молодого критического плуга в еще нетронутую теоретически, но уже взрыхленную практикой революционную толщу военно-научного наследства».
Таким образом, к началу лекции, по мнению Тухачевского, аудитория была подготовлена. Но на практике это оказалось не совсем так, и основным оппонентом Тухачевского стал профессор А.А. Свечин, который в свойственной ему жесткой критической манере указал Михаилу Николаевичу на ряд ошибок, допущенных им как командующим Западным фронтом при подготовке и в ходе операции.
Судя по статье, опубликованной Свечиным в журнале «Красные зори», в своем выступлении он сосредоточился на четырех основных моментах.
Во-первых, он обвинил командующего и штаб Западного фронта в неправильной оценке военно-политической ситуации на направлении предстоящего наступления. Было ясно, что в конце июля 1920 года Тухачевский разделял иллюзии большевистского руководства о революционном подъеме в Польше при появлении там Красной армии, чего на самом деле не произошло. Наоборот, население Польши дружно встало в ряды ее вооруженных сил для отпора агрессорам и отстаивания независимости и территориальной целостности своего государства.
Во-вторых, А.А. Свечин с научной точки зрения доказал, что сложившееся соотношение сил и средств сторон (81 тысяча против 63 тысяч штыков и сабель) и более качественная подготовка противником театра военных действий с точки зрения маневра не позволяли Западному фронту рассчитывать на успешное завершение операции без серьезного пополнения его войск резервами, которых тот не имел.
В-третьих, по мнению А.А. Свечина, Варшавская операция была обречена на неудачу и в связи с ошибкой стратегического характера принятием главкомом решения о наступлении фронтов по расходящимся направлениям. Он не отрицал, что предложенный Тухачевским маневр по глубокому охвату Варшавы с северо-запада мог бы привести к разгрому противника. Но при этом он обвинил его в том, что, принимая рискованные решения, штаб Западного фронта не имел достаточной информации о противнике, наличии у него резервов.
В-четвертых, А.А. Свечин указал Тухачевскому на плохую организацию взаимодействия между армиями Западного фронта, что, по сути, говорило о слабой подготовке как самого командующего, так и его штаба.
Несмотря на критику со стороны Свечина и ряда других, доклад Тухачевского по действиям Западного фронта в войне с Польшей вызвал большой интерес в советских военных кругах и даже был издан отдельной брошюрой в Смоленске под общим названием «Поход на Вислу». При этом по вполне понятным причинам выступления оппонентов в этой брошюре помещены не были.
Уже позже исследователи, изучив операцию в ее неудачном исходе, прежде всего обвиняли Главное командование РККА, которое не смогло разработать план операции и организовать наступление и взаимодействие Западного и Юго-Западного фронтов.
Таким образом, война с Польшей 1920 года обернулась в конечном итоге поражением РККА и, в частности, войск Западного фронта. При этом значительная часть войск все же попала в окружение, и около 130 тысяч красноармейцев были пленены поляками.
* * *
Особой страницей этой войны стала история пребывания красноармейцев в польском плену, о которой до сих пор известно очень мало. Она не только печальная, но и трагичная.
Нужно сказать, что первые пленные красноармейцы у поляков появились уже после первого боевого столкновения частей Войска Польского и Красной армии, которое произошло в феврале 1919 года на литовско-белорусской территории. В середине мая того же года министерство военных дел Польши разработало подробную инструкцию для лагерей военнопленных, которая впоследствии несколько раз уточнялась и дорабатывалась. В ней детально прописывались права и обязанности пленных, рацион и нормы питания. Правда, на практике все это не соблюдалось.
В качестве стационарных лагерей для военнопленных поляки использовали лагеря, построенные немцами и австрийцами в период Первой мировой войны. В частности, самый большой лагерь в Стшалкове был рассчитан на 25 тысяч человек. Условия содержания в этих лагерях были очень плохими. Поэтому сразу после появления в польских лагерях первых групп пленных красноармейцев там из-за большой скученности и антисанитарных условий содержания вспыхнули эпидемии заразных болезней: холеры, дизентерии, туберкулеза, возвратного, сыпного и брюшного тифа, краснухи, а также свирепствовавшей в то время на планете испанки. Из-за болезней, а также ран, голода и морозов в польских лагерях умирали тысячи человек.
Но особенно жестоким стало обращение поляков с советскими военнопленными после неудачного похода на Варшаву войск Западного фронта в 1920 году.
Начиналось все с того, что польские войска сдававшихся в плен красноармейцев просто уничтожали. Так, в рапорте офицера Войска Польского Вдовишевского от 9 сентября 1920 года сказано: «Командование 3‐й армии издало подчиненным частям секретный приказ о применении в отношении вновь взятых пленных репрессий как возмездия за убийства и истязания наших пленных», на основании чего 24 августа под Млавой были расстреляны 200 красноармейцев из 3‐го кавалерийского корпуса Г.Д. Гая. «Комиссаров живыми наши не брали вообще», свидетельствует очевидец тех событий польский историк М. Хандельсман.
Захваченных в плен раненых красноармейцев, как правило, поляки добивали или просто бросали на поле боя. Так, командир 14‐й Великопольской пехотной дивизии 12 октября 1920 года докладывал своему командованию о том, что «за время боев от Брест-Литовска до Барановичей взято в общей сложности 5000 пленных и оставлено на поле боя около 40 % названного числа раненых и убитых большевиков». Причем в ряде случаев в убийствах участвовали и местные крестьяне, которые таким образом «охотились» за одеждой и обувью. Так, после Варшавского сражения в польском военном журнале «Беллона» сообщалось, что «потери большевиков погибшими на поле боя, убитыми нашими крестьянами и ранеными очень большие».
Мародерство и грабежи для польской армии были обычным явлением. Так, один из польских офицеров докладывал своему начальству: «На фронте практикуется отбирание у пленных частей обмундирования пленных отправляют в лагеря в лохмотьях, часто без обуви и шинелей».
Уцелевших после боя пленных красноармейцев вначале собирали в районы сбора, а затем отвозили в места, предназначенные для длительного содержания. Условия конвоирования были очень жесткие. Из дневника красноармейца Михаила Ильичёва: «Нас везли в вагонах, наполовину заполненных углём. Теснота была адова, не доезжая станции высадки, шесть человек скончались. Потом сутки нас мариновали в каком-то болотце это чтобы мы не могли лечь на землю и спать. Потом погнали под конвоем до места. Один раненый не мог идти, мы по очереди тащили его, чем сбивали шаг колонны. Конвою это надоело, и они забили его прикладами».
Затем пленные красноармейцы были размещены в концлагерях. Там они содержались в очень жестких условиях: голод, холод, болезни, жестокое обращение. Ситуация усугублялась эпидемиями, бушевавшими в Польше в тот период. Так, только в первом полугодии 1919 года в Польше было зарегистрировано 122 тысяч заболеваний сыпным тифом, в том числе около 10 тысяч со смертельным исходом, с июля 1919 по июль 1920 года в польской армии было зафиксировано около 40 тысяч случаев болезни.
Уже непосредственно в лагерях мародерство продолжалось. Так, по свидетельству очевидцев, польская охрана у пленных забирала все, вплоть до одежды и даже нательного белья. За любые провинности жестоко наказывали, вплоть до расстрела.
Из докладной записки начальника санитарного департамента министерства военных дел Польши: «Я посетил лагерь пленных в Белостоке и сейчас, под первым впечатлением, осмелился обратиться к господину генералу как главному врачу польских войск с описанием той страшной картины, которая предстаёт перед каждым прибывающим в лагерь Сами бараки переполнены, среди «здоровых» полно больных. По моему мнению, среди 1400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые только тряпьём, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и поражённых гангреной, опухших от голода ног Победа над эпидемией сыпного тифа и санирование лагерей в Стшалкове, Брест-Литовске, Вадовице и Домбе но реальные результаты в настоящий момент минимальны, потому что голод и морозы собирают жертвы, спасённые от смерти и заразы».