Банду потряс этот стремительный натиск. Но Октавиан Фурин и не думал останавливаться: он бросился на следующего разбойника, уставившегося на него в замешательстве, и, вложив в удар всю силу и практически отрубив голову, убил его секущим ударом меча. Гладий с такой работой справлялся отлично, а Октавиан отлично знал, как им пользоваться.
Остальные готовы были броситься в бегство, и так и поступили бы, если бы их мулы не перегораживали тропу. Вынужденные принять бой, они сражались отчаянно, изо всех сил пытаясь отражать смертоносные удары римлян. Но Октавиана и его друзей готовили к боям с детства. Они были профессиональными солдатами, разбойники же привыкли иметь дело с перепуганными крестьянами, редко пытавшимися защитить себя. Так что все старания оставшихся в живых участников банды шли прахом. Их удары легко отражались, ответные же без труда достигали цели. Маленький каньон наполнился криками и стонами бандитов, которые один за другим валились на землю. Римлян не защищала броня, но они стояли рядом, прикрывая друг друга, в то время как их мечи неумолимо взлетали и опускались, а по клинкам струилась теплая кровь.
Все закончилось в считаные секунды. На ногах остались только трое друзей, тяжело переводящих дух. Из резаных ран на руках Октавиана и Агриппы струилась кровь, но они не замечали этого, еще не отойдя от боя.
Головы возьмем с собой, решил Гай Октавиан. Муж той женщины захочет на них взглянуть.
Все? переспросил Меценат. Одной же достаточно, разве нет?
Октавиан посмотрел на друга, потом протянул руку и сжал его плечо.
Ты все сделал хорошо. Спасибо тебе. Положим головы в мешок из их одежды. Я хочу, чтобы вся та деревня знала: римляне убили этих людей. Они это запомнят и я подозреваю, откроют кувшины самого лучшего вина и заодно зарежут пару коз или свиней. Возможно, ты даже найдешь там на все согласную девушку. Просто отрежь головы.
Меценат скорчил гримасу. В детстве слуги выполняли любую его прихоть, однако Октавиан каким-то образом умел заставить его работать и потеть, как домашнего раба. Если бы его наставники увидели такое, они застыли бы с раскрытыми от изумления ртами.
Здесь у дочерей усы такие же густые, как у отцов, ответил он. Может, в полной темноте я кого-нибудь и найду, но не раньше.
Морщась, он принялся за грязную работу. Агриппа присоединился к нему, опуская меч с такой силой, что перерубал шейные позвонки одним ударом.
Октавиан встал на колени рядом с телом главаря и на мгновение встретился взглядом с его остекленевшими глазами. Он кивнул, прокручивая в голове перипетии боя, и только тут заметил по-прежнему кровоточащую рану на собственной руке. В свои двадцать он не впервые получал ранение. Еще один шрам, который добавится к остальным. Он принялся рубить шею разбойника, удерживая голову на месте за сальную бороду.
* * *
Лошадей они нашли там же, где оставили: опаленных солнцем, пошатывающихся от усталости, с распухшими от жажды языками. До деревни римляне добрались уже на закате. Из двух окрасившихся красным мешков на землю капала кровь. Местные мужчины вернулись раньше, с пустыми руками и пылая яростью, но их настроение изменилось, как только Октавиан развязал мешки и головы вывались в дорожную пыль. Муж убитой женщины обнял и расцеловал его со слезами на глазах. Затем, на миг отпустив римлянина, он швырнул головы в стену, после чего вновь заключил его в объятия. Перевода тут не требовалось. Еще через несколько минут римские воины ушли, оставив мужчину и его детей скорбеть об ушедшей жене и матери.
Другие крестьяне принесли еду и выпивку из холодных подвалов и поставили под открытым небом грубо сколоченные столы, желая устроить пир для молодых героев. Как и предполагал Гай Октавиан, им было предложено и поджаренное по этому случаю мясо, и крепкий напиток со вкусом аниса. Они пили, не думая о завтрашнем утре, чашу за чашей, не уступая местным, пока деревня не начала качаться и расплываться у них перед глазами. Лишь несколько крестьян говорили на латыни, но это не имело никакого значения.
Сквозь пьяный туман Октавиан вдруг осознал, что Меценат в который раз задает ему вопрос. Он вслушался, рассмеялся и тут же выругался на собственную неловкость, потому что расплескал содержимое чаши.
Ты не поверишь, ответил он своему знатному другу. Рим называют Вечным городом не без причины. Римляне будут здесь тысячу лет, и даже дольше. Или ты думаешь, что какой-то другой народ возвысится и станет нашими хозяевами? Он пристально наблюдал, как наполняют его чашу.
Афины, Спарта, Фивы Меценат загибал пальцы. Знаменитые названия, Октавиан. Несомненно, жители этих городов думали так же. Когда Александр растрачивал жизнь в битвах в далеких землях, думаешь, он верил, что настанет день, когда всеми этими землями буду править римляне? Он бы громко засмеялся, как ты сейчас. Произнося эту речь, Цильний улыбался, довольный тем, что от негодования его друг аж закашлялся.
Растрачивал свою жизнь? переспросил Октавиан, когда приступ кашля прошел. Ты серьезно предполагаешь, что Александр Великий мог бы прожить эти годы с большей пользой? Никогда в это не поверю. Я буду стойким и благородным римлянином, таким Он замолчал, потому что выпитое вино путало его мысли. Точно слишком стойким и благородным, чтобы слушать тебя.
У Александра были загребущие руки купца, не унимался Меценат. Он вечно был в трудах, в трудах, и что это ему принесло? Столько лет он только и делал, что сражался, но не думаешь ли ты, что, если бы знал, как умрет молодым в чужой земле, предпочел бы провести эти годы, нежась на солнце? Будь он здесь, ты мог бы его спросить. Я думаю, он бы предпочел хорошее вино и красивых женщин бесконечным сражениям. Но ты не ответил на мой вопрос, Октавиан. Греция правила миром, так чем же Рим отличается от нее? После нас, через тысячу лет, будет править кто-то еще! Он взмахом руки отказался от блюда с нарезанным мясом и улыбнулся подносившим его двум пожилым женщинам, зная, что они не понимают его слов.
Гай Октавиан покачал головой. С преувеличенной осторожностью он поставил свою чашу и принялся загибать пальцы, как это только что делал его собеседник:
Первое: потому что нас не победить в битве. Второе потому что нам завидуют люди, которыми правят жалкие цари. Они хотят стать такими же, как мы, а не свергнуть тех, кому завидуют. Третье третьего придумать не могу. Остановлюсь на двух.
Двух доводов недостаточно! воскликнул Меценат. Ты мог бы убедить меня тремя, но не двумя! Греки когда-то были величайшими воинами мира. Он взмахнул пальцами, словно рассеивая щепоть пыли. Вот что осталось от их величия все оно ушло. Вот что осталось и от спартанцев, несколько сотен которых напугали всю армию Дария. Другие народы всему научатся от нас, скопируют наши методы и тактику. Признаю, не могу представить себе наших солдат, терпящих поражение от грязных племен, какие бы уловки те ни использовали, но все-таки такое может произойти. Второй довод они хотят того, что есть у нас? Да, и мы тоже хотели культуру греков. Но мы не пришли спокойно, как воспитанные люди, не попросили ее. Нет, Октавиан! Мы ее взяли, и заимствовали их богов, и построили наши храмы, и прикинулись, будто все это наша собственная идея. Со временем кто-то придет и проделает то же самое с нами, и мы сами не поймем, как это вышло. Вот твои два довода в пыли под моими сандалиями. Он поднял ступню и указал пальцем на землю. Ты их видишь? Видишь свои доводы?
С другой скамьи, на которой вытянувшись лежал Агриппа, донеслось какое-то бурчание.
Горилла просыпается! весело воскликнул Меценат. Нашему просоленному другу есть что добавить? Какие новости от флота?
Виспансий Агриппа в сравнении с крестьянами казался великаном. Скамья стонала и гнулась под весом его тела. Поворачиваясь, он чуть не свалился с нее, но успел опереться о землю мускулистой рукой. Со вздохом моряк сел, бросил мрачный взгляд на Мецената и наклонился вперед, уперев локти в колени.
Я не смог заснуть под ваше квохтанье.
Твой храп называет тебя лжецом, не я, ответил Меценат, приняв протянутую ему полную чашу.
Агриппа потер лицо руками и почесал завитки черной бороды, отросшей за последние несколько недель.
Я скажу только одно, продолжил он, подавив зевок, прежде чем найду более удобное и спокойное место для сна. После нас не будет никакой новой империи, потому что у нас достаточно богатств, чтобы противостоять любому племени. Мы сотни тысяч платим за людей и миллионы за мечи и копья во всех наших землях. Кто рискнет бросить вызов, зная, что затем на него обрушится вся мощь Цезаря?
Для тебя все всегда сводится к деньгам, так, Агриппа? Глаза Мецената весело блестели. Ему нравилось поддевать здоровяка, и оба они это знали. Ты по-прежнему мыслишь как сын торговца. Меня это, разумеется, не удивляет. Это у тебя в крови, и с этим ты ничего не можешь поделать, но, хотя в Риме и много купцов, нашу судьбу, наше будущее определяют люди благородного происхождения.
Виспансий фыркнул. Становилось все прохладнее, и он потер свои голые руки.
Тебя послушать, человек благородного происхождения будет проводить свои дни на солнце, с вином и прекрасными женщинами, проворчал он.
Так ты меня слушал! Не понимаю, как ты это делал, все время храпя. Это редкий талант!
Агриппа улыбнулся, и белые зубы сверкнули в его черной бороде.
Благодари богов, Меценат, за мою кровь, сказал он. Такие люди, как мой отец, строили Рим и укрепляли его силу. А те, что вроде тебя, ездили на породистых лошадях и произносили звонкие речи, совсем как Аристотель и Сократ, выступавшие на агоре.
Я иногда забываю, что ты получил образование, Агриппа. Когда я смотрю на тебя, почему-то вижу неграмотного крестьянина, огрызнулся Цильний.
А когда я смотрю на тебя, то думаю, что ты уж как-то слишком любишь мужскую компанию.
Октавиан застонал от этой перебранки. У него кружилась голова, и он потерял счет времени.
Уймитесь, вы, оба! велел он. Думаю, мы съели и выпили все зимние запасы этих крестьян. Извинитесь друг перед другом и присоединяйтесь ко мне за очередным кувшином.
Меценат вскинул брови:
Ты еще не спишь? Помни, ты проспоришь мне аурей[2], если заснешь или расстанешься с ужином раньше меня. Я чувствую себя очень свежим.
Октавиан молча смотрел на него, дожидаясь, пока его знатный друг сдастся, и тот в конце концов вздохнул:
Очень хорошо, друг мой. Я извиняюсь за предположение, что череп Агриппы лучше всего использовать в качестве тарана.
Ты этого не говорил, покачал головой Октавиан.
Я так подумал, ответил Меценат.
А ты, Агриппа? Проявишь такое же благородство?
Я изо всех сил стремлюсь подняться на его уровень и, как ты просишь, извиняюсь за слова о том, что он не заработает так много, как ему кажется, даже если станет торговать собой с почасовой оплатой.
Меценат захохотал, но внезапно побледнел и отвернулся, чтобы облегчить желудок. Одна из старух что-то пробормотала, но слов он не разобрал.
Это ты должен мне аурей, Меценат. В голосе Октавиана слышалась удовлетворенность. Его друг в ответ только стонал.
Глава 2
Следующим утром, когда встало солнце, Цильний Меценат, молчаливый и мучающийся похмельем, заставил себя вылезти из кровати, чтобы присоединиться к Агриппе во дворе. Домик на период отпуска они арендовали маленький, зато с рабом, который им прислуживал. Закрыв один глаз, Меценат прищурил второй от ярких лучей, глядя на Агриппу, который уже начал разминку.
А где Октавиан? спросил он. Еще спит?
Здесь. Гай Октавиан вышел из дома. Его волосы блестели от холодной воды, выглядел он бледным и больным, но все же бодро вскинул руку, приветствуя друзей. Я не помню, как мы вернулись домой. Боги, у меня разбита голова, я в этом уверен. Я упал?
Если только носом в кувшин. Ничего больше, весело ответил Агриппа. Из них троих только он, похоже, способен был переваривать большие порции алкоголя и теперь наслаждался, наблюдая за страданиями своих товарищей.
Что ты планируешь на последние дни нашего отпуска, Октавиан? спросил Меценат. Я уверен, тебе очень хочется провести их, обучая грамоте местных детей или помогая крестьянам в их нелегком труде на полях. Однако я слышал, что этим вечером состоится кулачный бой. Я пока не знаю точно, где именно, но, думаю, посмотреть стоит.
Октавиан покачал головой:
Последний такой бой завершился дракой, и это неудивительно, так почти всегда и бывает. Та же история с петушиными боями. И нечего улыбаться, ты знаешь, что я прав. Этим людям хочется убивать.
Цильний Меценат отвернулся, вместо того чтобы начать спор.
До конца отпуска у нас осталось два дня, напомнил Виспансий. Может, нам провести эти дни, занимаясь бегом и упражнениями? Я не хочу вернуться на свой корабль хилым, как дряхлый старик.
Видишь ли, все дело в недостатке воображения, Агриппа, указал ему Меценат. Прежде всего, ты уже старик
В мои двадцать два я всего лишь на три года старше тебя, но продолжай, перебил его Агриппа.
и у тебя, как у вола, на костях слишком много мяса. Те из нас, кто не тратил годы, ворочая тяжести, так быстро проворства не теряют. Мы скаковые лошади, знаешь ли, если метафора тебе понятна.
Хочешь выставить свое проворство против моей силы? спросил Агриппа, недобро улыбаясь.
Меценат скосил глаза на тяжелый учебный меч, которым его могучий друг рубил воздух.
В прошлый раз ты отделал меня чуть ли не до потери сознания, а это уже не игра, возразил он. В реальном поединке я бы тебе спуска не дал, мой друг, но с этими чудо-мечами, залитыми свинцом? Это не меч, а дубинка для крестьян, а ты с таким энтузиазмом им размахиваешь. Нет уж, как-нибудь обойдусь. Он приоткрыл второй глаз и теперь щурился обоими. Однако я, конечно, думал об этом, после твоего последнего инструктажа.
Другими словами, ты выучил полученный урок. Агриппа улыбнулся. Приятно это слышать.
Напряжение в маленьком дворике нарастало. Меценат не любил, когда его в чем-то превосходили, а в последний раз Виспансий Агриппа гонял его по двору как мальчишку, и Октавиан знал, как сильно это задело их товарища. С учетом габаритов и силы Агриппы исход боя на деревянных мечах сомнения не вызывал. Октавиан уже открыл рот, чтобы отвлечь их, но Меценат заметил метательные копья, которые рядком стояли у стены, длинные римские копья с железным наконечником и деревянным древком и просиял.
Другое оружие, возможно, позволит мне научить кое-чему и тебя, заявил патриций.
Агриппа фыркнул:
То есть я должен предоставить тебе возможность достать меня с расстояния в полтора локтя? Его глаза блестели, но Октавиан не мог определить, от злости или от веселья.
Если ты боишься, я тебя пойму, подзуживал его Меценат. Нет? Отлично. Он подошел к стене, взял копье и покачал его в руке.
Агриппа поднял деревянный меч, наискось прикрыв им грудь. Одетый только в тунику, обмотки и сандалии, он не испытывал восторга оттого, что наконечник копья уже находится в опасной близости от его тела.
Перестань, Меценат. Октавиану тоже все это не нравилось. Придумаем на сегодня что-нибудь получше.
Я уже придумал кое-что очень хорошее, ответил его знатный друг. Он быстро сократил расстояние между собой и Агриппой и замахнулся копьем, заставив здоровяка поморщиться. Агриппа покачал головой:
Ты уверен? Это оружие солдат, а не патрициев.
Думаю, сойдет и оно, ответил Меценат и с этими словами направил копье в широкую грудь моряка, а потом, отведя оружие назад, нацелил его Агриппе в пах. Да, очень даже сойдет. Защищайся, горилла!