Верю в то, что мы станем сильнее и однажды станет легче нести.
Папа не придёт
Сыну было чуть больше трёх, когда я сказала, что его папа больше не придёт. Маленький, ничего не подозревающий, он пробыл с бабушкой и дедушкой до девятого дня, а после его привели обратно. «Где папа?» первый же вопрос, буквально резавший слух и сердце. Я не могла ждать, я не смогла врать. Мне было слишком больно и совсем не было сил. «Папы нет, и он больше не придёт». Глазки малыша покраснели, он захлопал ими часто-часто, чтобы не заплакать. «Почему?» спросил мальчик. И мой ответ вовлёк нас в череду новых вопросов, которые мы задавали друг другу и в никуда в течение года.
«А где он теперь?»
«Как это в земле и на небе?»
«Что такое душа?»
«Что такое смерть?»
«Что значит умер?»
«Это как будто сломался?»
«Может, тогда его починить?»
«А если мы его откопаем?»
«Зачем люди умирают?»
«Разве нельзя всем всегда жить?»
«А он нас видит?»
«А пусть что-нибудь скажет».
«А что нужно сделать, чтобы нам его вернули?»
«Зачем он умер?»
«Я не чувствую, что его нет».
«Ты скучаешь?»
«Это навсегда?»
«А давай вместе к нему отправимся?»
«Если Бог справедливый, тогда почему он забрал папу?»
«Мы что, плохо себя вели?»
«А Дед Мороз может вернуть папу?»
«Они что, только забирать всё могут?»
Я вдруг поняла, что тридцать лет жила и всерьёз не задумывалась ни над одним из этих вопросов. Всё как-то было либо слишком страшно, либо где-то и не про меня. Пришло время думать, искать и отвечать.
«Ты по папе плачешь?» это первый вопрос, который до сих пор сын задаёт мне, если видит мои слёзы. Восемь лет. Он знает, что больше поводов плакать у мамы не бывает, хотя, к сожалению, прибавилось несколько новых имён, только повод остался неизменным. Если мама плачет, то по тому, кого больше нет.
Я не скрывала слёз от сына. Истерик он моих не видел. А вот поплакать могла. Тогда он гладил меня по голове, а потом смешно морщил носик и качал головой, как Симба, поющий песню в мультфильме «Король Лев». Осиротевший львёнок ассоциировался с малышом. Сын смешно и похоже копировал любимого персонажа, а попытки поднять настроение были так трогательны, что я непременно улыбалась сквозь слёзы и обнимала его. Мы много говорили о случившемся и вместе искали ответы на наши вопросы.
Мультфильм «Король Лев» нам посоветовали посмотреть, чтобы на его примере объяснить ребёнку произошедшее с его отцом, объяснить, что значит «умер» и «не придёт». Но мы больше обращали внимание на то, что значит «будет с нами всегда». И этот мультик очень помогал нам. Он был разобран на цитаты, которые спасали и выручали каждый раз, когда возникал новый вопрос, чаще всего без ответа.
Вот некоторые наши любимые выражения:
«Когда мы умираем, наши тела становятся травой, и антилопы едят траву. Все мы связаны в великом круге жизни».
«Посмотри на звёзды. Великие короли прошлого там смотрят на нас с этих звёзд. И если тебе будет очень одиноко помни, они всегда будут там, чтобы указать тебе путь. И я тоже буду с ними».
« Ой! Что это было? За что?
Это было твоё прошлое.
Больно ведь.
Да, прошлое может причинять боль. Можно или убегать от него, или научиться чему-то».
« Знаешь, что говорит мой друг? Нужно свой зад оставлять в прошлом.
Да нет, не так. Нужно прошлое оставлять сзади. Смотри: плохие вещи происходят постоянно, и тут уже ничего не сделать, правда ведь?»
« Это не мой отец. Это всего лишь моё отражение
Посмотри внимательней. Видишь? Он живёт в тебе».
И правда, есть ощущение, что отец живёт в сыне. Сейчас особенно заметно сходство не только внешнее, но и в манере говорить, в привычках, поступках. Всегда говорю ему об этом и с удовольствием наблюдаю. С удовольствием и удивлением. Как можно перенять привычки, не видя человека? Мне интересно, каким он будет, когда станет мужчиной. Сколько Олега в нём будет?
Время идёт. Сын многое забывает. «Знаешь, мама, а это трудно, любить того, кого почти не помнишь». Это понятно, но немного больно. Когда нас всех, кто так или иначе соприкасался с его отцом, не станет, он будет единственным, кто связан с ним.
« Когда в мире не остаётся никого, кто о тебе помнит, ты исчезаешь отсюда. Что-то вроде смерти после смерти.
А что после неё?
Никто не знает».
Это диалог из другого прекрасного мультфильма «Тайна Коко», который я тоже рекомендую посмотреть с детьми. На его примере можно рассказать, что, как считают в некоторых традициях, происходит с человеком, когда он умирает, и почему так важно не забывать его.
А вообще, считаю, в вопросах смерти, да и в других тоже, нужно стараться быть с детьми максимально честными, искренними, открытыми. Взаимность не заставит себя долго ждать. Если не знаете, как говорить с детьми о смерти, есть хороший способ спросить. Иногда может оказаться, что они знают о смерти значительно больше, чем мы думаем, а иногда больше, чем мы сами знаем о ней.
Наш путь
«Ну вот и всё, мой хороший. По всем теориям, канонам и религиям ты окончательно сегодня покидаешь наш мир.
Говорят, Бог посылает нам только ангелов и учителей. Треть жизни ты был рядом со мной и многому научил.
Вместе мы превратились из парня и девушки в мужчину и женщину, стали супругами и родителями совершенно потрясающего, долгожданного ребёнка.
Бывало, мы доводили друг друга до бешенства, но постоянно смеялись вместе, яростно ссорились и страстно мирились, обижались и прощали, ненавидели и любили.
В общем, мы жили, и это были МЫ.
Ты ушёл. На это воля Бога, но будешь жив в нашей памяти и в наших сердцах.
Для Тимура ты навсегда останешься большим и сильным Папой, который учил «боксировать», подтягиваться, давал «порулить» на машине, гладил по спинке, надувал самые «гигантские» мыльные пузыри, чинил сломанные игрушки и исполнял любое желание. А также героем, рисковавшим своей жизнью ради другого.
Для меня же навсегда останешься родным человеком и «непрочитанной книгой».
Прости за всё. За то, что недоцеловала, недообнимала, недолюбила, не уберегла, а я уже тебя за всё, за всё простила.
Спасибо, что был с нами. Спасибо за сына.
Оберегай его оттуда по возможности, а я постараюсь здесь.
Обещаю, что больше не буду плакать. Говорят, нельзя, да и ты всегда терпеть не мог моих слёз. Могу представить, как тебе это не нравится сейчас, ведь даже остановить меня не в силах.
Больше не буду, не могу, не имею права.
Жизнь дала сильнейшую пощёчину, такую, что с ног свалила, но я встану, встану, расправлю плечи, подниму голову и буду ЖИТЬ. Неважно сколько, важно как.
Помнишь предисловие к твоему любимому фильму: «Жизнь измеряется не количеством сделанных вдохов и выдохов, а количеством моментов, когда от счастья захватывает дух».
Трудно представить жизнь без тебя, но верю, она не заканчивается. Просто начинается другая, и в ней будут светлые дни.
Мы будем жить так, чтобы ты гордился нами!
Мысленно целую нежно и отпускаю.
Покойся с миром и с любовью.
Вечно твои Карапузы».
Это письмо я написала и опубликовала на странице мужа в марте 2012-го, спустя 40 дней после его гибели.
Хорошие цели, громко звучали. Много наивно обещано. Совсем не плакать не получилось и не получается до сих пор. Но самым трудным оказалось жить так, чтобы гордился.
Одной из главных задач после смерти мужа я видела воспитание ребёнка достойным человеком и сыном своего отца. Но это сложно сделать без активного участия самого отца. Я знаю, что Олегу нравилось, что не очень, каким он мечтал видеть в будущем сына, что ставил превыше всего прочего, какие достижения его восхищали. Но этого недостаточно.
Многие мечты, мои и мужа, не удалось и, как теперь понятно, не удастся воплотить в силу разных причин. О многом невозможно спросить, посоветоваться. Вся ответственность за принятие решений в судьбе ребёнка легла единственно на мои плечи. Тогда возникла мысль: «Быть может, кто-то мне это доверил?! Быть может, всё-таки смогу?!» В любом случае отступать некуда. Одной из главных, мотивирующих, поднимавших с колен сил было желание не ударить в грязь лицом, не подвести мужа и оставить достойные воспоминания у ребёнка. О себе в том числе. Я понимала, что в каждый момент времени создаётся наша история. Происходит то, о чём когда-нибудь сын расскажет будущей жене, детям, внукам. Какой будет наша история?
Так я настраивала себя в далёком недавнем 2012-м. Но впереди оказался куда более трудный и долгий путь, чем могла тогда предположить.
Очень скоро стало сложно ориентироваться на предполагаемое мнение мужа. Мы сильно сбились с намеченного когда-то в мечтах маршрута. Знать наверняка, что Олег мог обо всём этом думать, не было никакой возможности. А выдавать желаемое за действительное большой соблазн. Пришлось поверить себе и в себя и без оглядки на возможное мнение, без привязки к прошлым мечтам просто по-своему жить. Но мне всегда хотелось думать, что муж в меня тоже верит.
Сегодня сын сказал, что ему приснился Олег. Радуюсь таким новостям. Даже если сны ничего не значат, для меня важен сам факт. Ребёнок, потерявший отца в три года, спустя восемь лет помнит о нём и думает. По-моему, это дорогого стоит и в какой-то мере достаточно, чтобы считать свою «миссию» не такой уж провалившейся.
«Да, чуть не забыл, ещё папа сказал, что он тобой гордится», бросил небрежно убегающий на прогулку сын.
После этих слов я снова нарушаю опрометчиво данное восемь лет назад обещание. Я плачу. Плачу и благодарю. Благодарю за весточку, за любовь, за доверие, окрыляющие и дарующие силы идти дальше. Пусть совсем не тем маршрутом, которым думали когда-то пройти вместе. Но если этот путь вызывает у нашего папы гордость, нам с него не свернуть.
Новый календарь
Утрата научила тому, что нет ничего постоянного.
Люди, казалось бы, близкие в одночасье могут стать чужими. А незнакомые ранее почти родными.
В праздничный день может не стать любимого человека, а в трагическую дату случиться счастливая встреча.
Важные события и опыт это мои маяки и опоры, мой новый календарь.
Утрата научила смотреть сквозь красивые обложки и ширмы.
Жизнь не такая нарядная, как казалось раньше.
В ней есть праздники, но приходят они не по расписанию и не по календарю.
После гибели мужа долгое время все дни были одинаково тусклыми. Не было разницы. Не было радости.
Ощущение, похожее на настроение в день рождения, появилось тогда, когда проснулось робкое желание жить. А состояние, напоминающее предновогоднее волнение, тогда, когда я себе эту жизнь разрешила.
В выходные, праздничные дни особенно заметно, как люди радуются и веселятся. Теперь я знаю, что у многих в эти дни траур.
Мы слышим чужой смех, потому что он громкий. Нам горько, потому что мы почти забыли, как звучит собственный.
Но много кто слышал наши слёзы? Мы не знаем, кто плачет за стеной.
Горе стирает красный цвет в календаре.
31 декабря мне довелось находиться в переполненном зале кафе за поминальным столом. Там вообще не было других столов. Кто-то кого-то, как мы, поминал, кто-то только что похоронил. У всех людей в том кафе в тот день было горе.
Утрата открыла глаза.
Жизнь не слишком нарядная. И никогда такой не была. Просто я раньше сидела в другом «кафе» и слышала свой «смех».
Утрата рисует новые даты. И не только трагические.
Мой восьмомарт может случиться в будни, потому что сын подарил одуванчик и нарисовал сердечко на обычной салфетке.
Теперь у меня новый календарь.
Моя утрата дала понять, что какой бы значимой ни была дата это всего лишь день. Минута за минутой, час за часом, он неизбежно проходит. Шум веселья стихает.
Пусть стихнут и слёзы. Говорят, темнее всего перед рассветом.
Пусть в ваш дом, в ваше сердце вернутся покой, тепло и свет. Может быть, не в какой-то особенный день, но обязательно однажды вернутся.
Заточение
Первое время после смерти мужа боль была такой нестерпимой, что я чувствовала себя узницей в камере пыток, где ежедневно, ежечасно, ежеминутно некто огромный, весь в чёрном и в маске избивает меня до полусмерти, а затем поливает раны солёной водой. Как в фильмах ужасов.
Иногда мучитель будто забывал про меня ненадолго, а потом возвращался и снова издевался. Спрятаться в камере было невозможно: четыре угла, голые серые стены, холодный сырой пол. Поначалу я пробовала бежать, но он всегда оказывался на шаг впереди. Тогда я вспоминала, что я же сильная и должна бороться, но могла только кричать, ругаться и пытаться прогнать обидчика. Незнакомец свирепел от гнева, и пытки его становились ещё более изощрёнными. Уже изнемогая от боли, я умоляла пощадить, но поняла, что он не слышит. Не слышит и не говорит, только бьёт по самым больным местам. Он как будто знал все мои уязвимые места.
Я чувствовала себя в ловушке. Я всё испробовала.
Но как договориться с безумным, глухонемым, разъярённым, отвратительным существом? Я не видела его лица. Я не понимала мотивов. Но чувствовала, что есть, должна быть причина у происходящего. Должна быть цель и какой-то смысл, наверное. Оставалось понять.
Теперь, когда он пришёл снова, я постаралась не закрывать глаза от страха. Предчувствуя новую порцию пыток, я больше не пыталась безуспешно вырываться из оков и заметила, что в этот раз мучитель был ко мне менее жесток.
Я встретила его открытым взглядом и на следующий день. Даже попыталась посмотреть в глаза, но ему это явно не понравилось. Незнакомец спрятал лицо и ударил наотмашь, а после выскочил из камеры. Это была самая короткая пытка.
В другой раз я уже была готова к его появлению. Мои оковы отчего-то стали свободнее, но смелости их снять не хватило. Когда мучитель вошёл в камеру, было почти не страшно. Он сел на пол неподалёку и просидел с опущенной головой всё время, положенное для пытки.
К следующему его приходу я решилась снять кандалы. Освободилась и села в углу, немного побаиваясь гнева моего заточителя. Он сначала немного постоял в середине камеры, а потом сел в угол напротив. Так мы просидели весь день. Лишь напоследок я осмелилась снова взглянуть в его глаза. Ему явно это не понравилось, он поспешно, но спокойно ушёл.
Был как-то день, когда мучитель не появлялся. А потом ещё несколько подряд. Я даже немного освоилась в новом жилище. Орудия пытки были в крови и напоминали о боли. Первое время я только смотрела на них, а потом стала брать в руки, разглядывать. В этот день я впервые услышала стук. Робко подошла к двери камеры и, сама не веря в происходящее, потянула за ручку. Дверь свободно открылась. Истязатель вошёл уверенно, словно давая понять, что сопротивляться не стоит. Но я и не собиралась. Мы снова сидели друг напротив друга. Было тяжело в этой тишине, но уже лучше, чем раньше. Я с осторожным любопытством разглядывала своего обидчика.
Однажды я попробовала сама приоткрыть дверь. Оказалось, она не заперта. Выйти побоялась, да и к молчаливым визитам гостя уже привыкла. Куда идти, зачем? Иногда даже думала, как бы его позвать. Но он пришёл сам. Вежливо, как тогда, постучался. Зашёл так же уверенно. Но явно нехотя, будто для него самого посещение меня это не слишком приятная обязанность. Посидели. Помолчали. Ушёл.
А однажды я о нём вовсе забыла. Вот так, отвлеклась немного. Попрятала орудия пыток. Повесила нарядную шторку и бросила цветной коврик в угол, на место, где обычно сидела.
Я испугалась стука от неожиданности. Я уже так всё обустроила, и пол высох, и свет в камеру проник из маленького решётчатого оконца. Зачем ему опять ко мне приходить? Зачем тревожить, напоминать о муках? Не хочу. И я решила не открывать. Но дверь не закрывалась изнутри, и бежать по-прежнему было некуда. Забившись в угол, я зажмурилась и заткнула уши.
Стук нарастал, и вдруг незваный гость ворвался. В бешенстве он выволок меня из угла и стал избивать снова, как в первый раз. В кровь. Я вырывалась, бежала к новому углу и прикрывала раны цветным ковриком. Напрасно. Тогда в отчаянии я подняла голову и пристально посмотрела ему прямо в глаза. Мучитель опустил руки и бесшумно рухнул передо мной на колени. Странный у него взгляд, измождённый, отметила я. Кто заставляет его так поступать? Мы стояли на коленях друг напротив друга. Обессилевшая от боли, я стянула маску с лица того, кто был так жесток со мной. И увидела себя.