Ещё одно сходство в развитии обеих стран в описываемый период это постепенное возрастание значения в их судьбах проблем престолонаследия. Чем дальше обе страны удалялись от нашей точки отсчёта (смерть Петра и Карла), тем острее эта проблема становилась для обеих стран. Правда, в России она возникла главным образом не от недостатка законных наследников, а от сугубой ошибки царя, весьма туманно сформулировавшего правила наследования русского трона после своей смерти, в то время как в Швеции с ней столкнулись именно по причине отсутствия природных наследников шведской короны. И снова совпадение: решать эту проблему и России, и Швеции пришлось по иронии судьбы весьма схожим образом, черпая наследников из одного и того же скудного и неблагодарного источника плодовитого голштинского или худосочного гессенского двора.
После 1725 года самодержавная Россия, творением Петра I превратившаяся в страну европейского значения лишь номинально, а вернее, только в военном отношении, ещё должна была подтвердить или хотя бы не утратить этот свой статус. Встреча России через прорубленное окно с Европой была не такой уж и дружественной. Во всех европейских столицах смотрели на Санкт-Петербург с подозрением, недоверием, ревностью, страхом и завистью, не говоря уж о поверженном Стокгольме.
Лишившаяся своего великодержавия Швеция во главе с конституционным монархом, всесильными правительством и парламентом, не дожидаясь окончательного оздоровления уставшей от войны страны, взяла курс на реванш Ништадтского мира 1721 года и возвращение балтийских провинций силой оружия. Эта реваншистская политика шведского дворянства продлила противостояние бывших противников минимум ещё на 75 лет.
Россия старалась не обострять со Швецией отношения, принимала меры к поощрению в стране и в правительстве мирных настроений, но продолжала пристально следить за тем, чтобы война не застала русскую армию врасплох. Как ни странно, абсолютистская Россия, опираясь на положения Ништадтского мира, пыталась играть роль гаранта конституционно-монархического строя в Швеции. Под этим предлогом она довольно часто пыталась вмешиваться во внутренние дела Швеции и тем самым ещё больше разжигала антирусские настроения шведов.
Свои реваншистские планы правительство Швеции, опираясь на союз с Францией, связывала с надеждой на российскую смуту и российскую государственную неустроенность. В свою очередь, Россия использовала противоречия между «благонамеренными» шведами, которые оформились потом в партию «колпаков» или «шапок», и их противниками партией «шляп» и пыталась «окоротить» агрессивные планы шведов.
Правительство Арвида Хорна в значительной степени консолидировало внутри- и внешнеполитическое положение Швеции и гарантировало некоторую стабильность и поступательность развития. Шведский историк Л. Ставенов полагает, что эпоха Хорна, полная энергии и надежды, была самой счастливой в истории страны. Страна, по его мнению, довольно быстро преодолела последствия поражения в Северной войне, Хорн быстро уводил шведов от переживаний прошлого к новому мирному строительству. Занимая в целом реалистичную по отношению к России позицию, Хорн с некоторыми, правда, существенными оговорками, считал необходимым поддерживать с ней дружеские добрососедские отношения.
Люди же, пришедшие ему потом на смену (Юлленборг, Хёпкен), подобные тем, которые стали у руля России при Екатерине I и Петре II (Меншиков, Долгорукие), были больше озабочены своими групповыми интересами и достижением личных амбиций, что не отвечало естественным интересам Швеции и отбрасывало их в своём развитии назад. И это тоже на первых порах являлось общей чертой внутреннего и внешнего положения России и Швеции. Главной же доминирующей чертой во взаимных отношениях русских и шведов было глубокое недоверие друг к другу. Забегая вперёд, отметим, что Россия своё недоверие к бывшему противнику преодолела легко и быстро, в то время как шведы не смогли это сделать вплоть до XXI века.
Заметное влияние на российско-шведские отношения в 20-30-е годы XVIII столетия оказывал вице-канцлер А.И.Остерман, а в 40-50-е годы Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (16931766): сначала как вице-канцлер, а потом как великий канцлер России. Рядом с канцлером находился и его брат, полномочный министр, а потом чрезвычайный посланник в Стокгольме, камер-юнкер двора Михаил Петрович Бестужев-Рюмин (16881760), тоже оставивший заметный след в этой области.
Напряжённость в отношениях России со Швецией не спадала до конца XVIII века. Мы ограничимся описанием русско-шведских отношений только в первой половине XVIII века.
После этих предварительных замечаний приступим к поэтапному рассмотрению взаимоотношений между обеими странами, ограничив их временем прихода к власти в России Екатерины II, а в Швеции Густава III.
Россия и Швеция в 20-е годы
Стокгольм, глубоким сном покрытый,
Проснись, познай Петрову кровь;
Не жди льстецов твоей защиты,
Отринь коварну их любовь
М.В.Ломоносов
Двадцатые годы восемнадцатого столетия ещё носили на себе следы сражений Северной войны, в которой против Швеции воевали Россия, Дания и Саксония, а на заключительной стадии ещё три державы: Ганновер, Голландия и Пруссия. Эта война закончилась сокрушительным поражением Швеции и победой антишведской коалиции. Швеция, имевшая огромный вес и авторитет в Европе, потеряла почти все свои балтийские территории и была сведена к рангу второстепенной державы, в то время как Россия выдвинулась в первые ряды. Но после войны антишведская коалиция распалась, России и Швеции пришлось приспосабливаться к новой обстановке.
Ништадтский мир 1721 года подвёл черту под вековым спором Швеции и России, но отнюдь не успокоил нравы и амбиции шведов. Они не переставали мечтать о реванше и возврате утерянных позиций, в то время как России предстояло решить непростую задачу закрепления своих побед, достигнутых силой оружия на полях сражений, в области дипломатической, т.е. удержать территориальные завоевания и заставить себя уважать как европейскую державу. Эту задачу пришлось решать молодой русской дипломатии, основы которой были заложены всё тем же Петром Великим. Значительную, если не решающую роль в русской дипломатии и несомненно в русско-шведских отношениях в 20-30-х гг. пришлось играть вице-канцлеру Остерману А. И., а 40-50-х гг. братьям А.П. и М.П.Бестужевым-Рюминам и их ученикам.
После заключения Ништадтского мира 1721 года первым послом в ранге министра-резидента Петра I в Швеции с жалованьем 3.000 рублей был назначен Михаил Петрович Бестужев-Рюмин (16881760). Именно ему предстояло стать первым русским дипломатом после длительной войны и вражды со Швецией и претворять в жизнь заветы Петра I.
Направляя М. П.Бестужева-Рюмина в Стокгольм, император Пётр I поставил перед ним следующие задачи:
а) признание Стокгольмом императорского титула Петра I;
б) утверждение риксдагом Ништадтского мира;
в) нейтрализация англо-ганноверской дипломатии;
г) заключение со Швецией договора о военно-политическом союзе.
Естественно, решать эти задачи пришлось не сразу, а по мере знакомства с непростой обстановкой в стране, только что вступившей на путь конституционной монархии, и возникновения благоприятных возможностей.
В Швеции М. П.Бестужев-Рюмин выступает как человек, глубоко интересующийся её проблемами. Он устанавливает широкий круг знакомств и контактов и снабжает Петербург важной и актуальной информацией. Его донесения из Стокгольма демонстрируют недюжинный ум, наблюдательность, умение верно оценить людей и их поступки, находчивость.
Михаил Петрович Бестужев-Рюмин (16881760).
Бестужев сделал ставку на голштинскую партию «патриотов». В инструкции, данной царём, содержался пункт о необходимости поддержки в Швеции только что установленной конституционной формы правления. Как докладывал Михаил Петрович царю, «пока нынешняя форма правления существует, ни малого опасения со стороны шведской не будет», потому что Швеция «настоящая Польша стала». Под Польшей посланник имел в виду порядок единогласного принятий решений в Речи Посполитой, согласно которому было достаточно подать один голос против, чтобы перечеркнуть любое решение сейма.
Бестужеву не удалось удержать шведов от вступления в Ганноверский союз2 задача, скажем, была непосильная, да к тому же он в самый критический момент был удалён из Стокгольма. Параллельно Бестужев продолжал работать над воплощением идеи Петра о наследовании шведского трона герцогом Голштинии Карлом-Фридрихом, племянником Карла XII, позже ставшим мужем дочери Петра Анны. Можно сказать, что большинство поставленных перед Бестужевым задач были тем или иным образом увязаны с судьбой голштинского герцога.
Карл XII, как известно, не успел распорядиться относительно своего наследника, и в последние годы его жизни таковым неофициально считался Карл-Фридрих (Карл Фредрик). Сестра Карла XII Ульрика Элеонора, выйдя замуж за гессенского герцога Фридриха, право на шведский престол практически утратила. Однако, в первые же часы после смерти короля гессенец Фридрих проявил необычайную активность и распорядительность. Ему удалось лишить голштинскую партию её лидера Г.Х. фон Гёртца, главного советника погибшего короля, и привлечь на сторону своей супруги генералитет и верхушку правительства. Вопреки прежним постановлениям, на трон взошла Ульрика Элеонора. Гёртца казнили, голштинскую партию, ставшую для шведов слишком ненавистной и лишившуюся своих вождей, отодвинули в сторону. Карл-Фридрих по своей натуре лидером не был и популярностью у шведов не пользовался. Постепенно он попал под влияние бывшего помощника Гёртца голштинца Хеннинга Фридриха фон Бассевича, человека пронырливого, самоуверенного и тщеславного.
Граф Геннинг-Фридрих Бассевич или Бассевиц (Henning Friedrich von Bassewitz, 16801748)
Кажется, именно Бассевич по указке Гёртца зародил в голове царя Петра мысль о том, что его герцог имеет право на шведский трон, а при женитьбе Карла Фредрика на дочери Петра перед Россией открылись бы вовсе заманчивые перспективы установления со Швецией дружеских отношений. Одновременно Петербург предпринимал попытки вернуть Голштинско-Готторпскому герцогству Шлезвиг, захваченный в ходе войны Данией3, и в этом заключался основной интерес голштинской дипломатии в России.
Естественно, ни Ульрика Элеонора, ни её супруг не были в восторге от идеи иметь наследником шведского трона Карла-Фридриха (гессенец и сам желал стать таковым), так что на пути претворения в жизнь идеи Бассевича-Петра I встретились серьёзные препятствия. В 1720 году инженер-полковник Л.К.Стобе (Stobee), воспользовавшись отсутствием большого количества депутатов, подал в риксдаг проект о признания Карла-Фридриха наследником и едва не добился успеха, но всполошился королевский двор, и дело закончилось ничем. Карл Фредрик попытался заручиться поддержкой английского короля и австрийского кесаря, но сочувствия с их стороны не встретил.
В 17191720 г.г. герцог находился в пределах Священной Римской империи, а в 1721 году прибыл в Петербург. Самый тёплый приём ему оказала царица Екатерина. Она была в восторге от идеи Бассевича выдать родившуюся вне брака с царём дочь Анну за европейского герцога и придать её происхождению покров легитимности4. На мирных переговорах со шведами в Ништадте Пётр снова пытался продвинуть Карла-Фридриха в качестве наследника шведской короны, но шведы категорически воспротивились этой идее.
В конце 1721 года герцог, следуя за двором, отправился в Москву, где он столкнулся со шведскими пленными перед отправкой их на родину. Он оказал многим из них существенную помощь, чем сразу повысил свой авторитет в глазах Стокгольма. Внутри риксдага 1723 года наметился сдвиг в пользу его кандидатуры. Принц Фридрих Гессенский, надевший к этому времени корону короля Швеции и ставший королём Фредриком I5, высказал намерение примириться с Карлом-Фридрихом и попросил его представителя приехать в Стокгольм. И вот в шведской столице появился Бассевич. Теперь он должен был действовать в одном направлении вместе с М.П.Бестужевым-Рюминым.
Первым делом Бассевич запросился на приём к Ульрике Элеоноре и королю Фридриху, но те в аудиенции отказали, хотя Бассевич прибыл в Стокгольм практически по просьбе короля Фредрика. Понадобилось вмешательство правительства и секретной комиссии риксдага6, чтобы повлиять на короля и получить его согласие на встречу с Бассевичем. После беседы с королём Фредриком голштинец приступил к обработке депутатов риксдага, устраивал им угощения и добивался признания за своим сувереном титула «его королевское высочество». И снова все парламент и правительство были готовы дать Карлу-Фридриху этот титул, но только не король. И снова Фредрик и Ульрику Элеонору стали уговаривать, и к 18 июня 1723 года вопрос, наконец, благополучно, решился.
Шведские историки единодушно указывают на то, что потепление атмосферы в шведской столице в отношении Петербурга во многом связывалось с манифестом царя Петра, разрешившего вернуться шведским помещикам к своим покинутым поместьям в Лифляндии и Эстонии. В настроениях многих политиков и дипломатов наступил резкий перелом, давший королю Фредрику повод сделать замечание столпу шведской дипломатии М. Веллингку: «Вы же шведский госсоветник, а говорите, как русский!»
Действия Бестужева и Бассевича в Стокгольме Пётр I подкрепил демонстрацией силы в Балтийском море. В начале июля он посадил на корабль Карла-Фридриха и вышел с эскадрой кораблей из Ревеля в море, в то время как в Прибалтике сконцентрировались русские полки. Посол Франции в Петербурге Жак Кампредон спекулировал, что царь хочет вынудить Фредрика I к отречению от престола и посадить на шведский трон Карла Фредрика. Шведский историк Егершёльд не исключает, что русская демонстрация силы произошла не без участия А. Хорна, прибегшего к помощи русских в своих спорах с королём о разделении властных полномочий. Бестужев докладывал царю, что председатель канцелярии риксрода находился с ним и Бассевичем в постоянном тайном контакте.
Итак, русской стороне пока удалось добиться для голштинского герцога титула «королевского высочества», что, конечно же, можно было считать лишь частичным успехом русской дипломатии. Бестужев докладывал Петру, что для успешного решения голштинского вопроса, в частности, для признания Карла-Фридриха наследником шведского трона, нужны были большие деньги на подкуп членов риксдага. Тем не менее, обстановка в Швеции вначале 20-х годов была для России вполне благоприятной. Хорн, и его коллеги по правительству, в это время были сильно заинтересованы в том, чтобы Россия поддержала их в вопросе сохранения в стране конституционного строя. Новая форма правления встречала сильное сопротивление и со стороны короля Фредрика, получившего звание генералиссимуса, и его супруги королевы Ульрики Элеоноры, не желавших расставаться со своими абсолютистскими «замашками». М.П.Бестужев на рубеже 17221723 гг. докладывал царю Петру: «Некоторые здешние министры и другие значительные персоны доверительно сообщили мне, что они ясно видят намерения короля по отношению к правительству, что он всеми способами пытается сбросить его отчего они возлагают надежды на В. И. В., что В. И. В. в силу мирного договора не позволите свергнуть это правительство, а наоборот, будете его поддерживать».