Олька, шмени меня, вмешался Толик, я малэнко подуштал.
Даша выскочила первой: «Я хачу! Мне шальку отдай».
Даше торжественно вручили панагию и ризу.
тем не менее, это не было нарушением Закона Божьего, которое роковым образом сказалось на святости и покое семейных отношений. Брак Авраама с Агарью
Это первые за Адамом евреи специально для себя так придумали шепчет Михейша ОлеКузнечику, они сначала оплошали, а потом поменяли в Библии слова и добавили коечто, понимаешьнет?
Но Оля не понимает, или специально не старается понимать, потому что она решила именно сейчас, пока куют горячо, понять максимум о многожёнстве.
Ленка, сестлицка дологая, а цто такое «много жёнства»? У моего папы только мама, а ещё Лушкаполомойка, так это что у нас тогда, много жёнства или не очень?
Мы тут не лекцию читаем, зло сказала Ленка. У нас отпевание, поняла!?
Поняла, сказала Оля, но всё равно любопытно.
Я тебе потом разъясню, успокоил её Михейша, потом, отдельно, когда подрастёшь. Малышне это нельзя знать
2
Выкопали ямку, погрузили в неё гроб. Бросили по горсти песка. Зарыли. Взгромоздили сверху холмик в форме кургана. Воткнули ветку. Обложили венками. Красиво!
Так положено.
Помолиться теперь надо и медленно, опустив головы и сморкаясь в платочек, отходить.
У мэна нэт платка, сказал Толик.
Просто сморкайся.
Ф! Ф! Ффф!
А надо было головой на восток класть, сказал ктото запоздало.
Там не разобрать, грустно подметила Оля младшая, вспомнив недавнюю картинку цыплячьего раздавления.
Мы гроб правильно расположили, а с головами они сами какнибудь
А могилку весной подмоет Кисловка, грустно сказала ОляКузнечик.
Шшш, цыкнул Михейша, без выводов, я сам уже про это подумал. Теперь поздно. Это будет кощунство над погребением. Над погребениями даже доходные дома нельзя ставить.
А что так?
Рухнут! Говорю, что это кощунство.
А у нас дак
У вас дак, а у нас эдак. Нельзя. Только сады можно и то только лет через сто. Понимаешь, души нельзя тревожить, а они летают сто лет. Если дом построить, то сны будут плохие и самоубийства увеличатся
Ааа. А души из них (цыплят) уже выскочили?
Вроде да.
Хотя какие у цыплят могут быть души. Развечто цыплячьи.
Души летают?
Вроде того.
Цыплята как пишутся?
В виде исключения через «ы».
А душы через «ы»?
Тут как раз через «и».
Очень странно, что для цыплячьих душ не сделано словарного исключения.
Смеркается.
К поминкам разгульного народу прибавилось. Пронюхали соседские мальчикирыбаки и пришли на дымок. Никто и не выгонял. Чем больше народу на похоронах, тем значимей покойник. На слышное за версту тонкоголосое песнопение припёрлась растрёпанная и как всегда голодная соседушка Катька Городовая. Она уже взрослая наравне с Ленкой.
Стояла молча, скрестив руки, и, кажется, не произнесла ни слова, вспоминая не такое уж давнее погребение матери. Задумчиво уминала коврижку, принесённую добрососедской, запасливой, гдечтолежитведающей Ленкой.
В конце поминок был десерт: жевали стебли одуванчиков (в них горькое молоко самое то для похорон) и дамские калачики (их росло навалом). Вместо крепкого напитка пилась чистейшая кисловская вода, налитая в свёрнутые кульком листы подорожника. Приглашённые приносили с собой сучки и сухие шишки. Разводили костёр. Костром руководили Михейша с Ленкой: уж онито эти преступные дела хорошо знали. Сбегали за ложками и через полчаса уже черпали уху, наспех, но вкусно сооружённую мальчишкамирыбаками Петькой и Квашнёй. Они не беспризорники и не воры, но летом, помогая семьям, живут и промышляют у реки. Не умея ещё толком читать, носят с собой Гекльберри из Федотовской библиотеки. Рассматривают картинки и страниц не удаляют. А Ленка прочла им уже треть. За это они обожают Ленку и порвут любого, кто будет к ней приставать.
Завершался ритуал дикими танцами, прыжками, огненными манипуляциями. Напоследок в Кисловку запускались лодчонки, сделанные из коры, щепок и газет. Судёнышки посыпались доверху лепестками ромашек и красотой анютиных глазок.
Как прекрасна игра! Как прекрасны цыплячьи похороны! Скучная реинкарнация побеждена: вечное им неживое блаженство!
Первые пробившие темноту звёзды обозначили конец погребального шабаша.
Шум поубавился.
Детям начинала надоедать беготня.
Толька прикорнул и заснул на лопате.
Все пожелали сидеть кто на травке у гаснувшего костра, который постоянно требовал пищи, а кто на днище перевёрнутой лодки. Кидали в речку камни, пускали блинчики. Михейша был впереди планеты всей. У него выпало восемь блинчиков, а у Петьки только шесть. После считали смешно вытягивающиеся в воздух носы пескарей, слушали задушевную песню зяблика и кваканье встревоженных детской неугомонью лягушек.
Рыб ловить и их кушать это преступление? спросила ОляКузнечик.
Они сами мошек с червяками едят. Значит, они вроде преступников, а мы их наказываем и заодно приносим себе пользу.
Клёв вечерний! заметили рыбаки.
Шикарный клёв!
Не положено так сразу рыбы, можно только на девять дней говеть.
Долго ждать. Давайте сейчас разговеем.
Может забросить удочки, а поутру снять?
Может, на лодке покатаемся? И заодно щук половим.
Лодку малышне перевернуть не удалось. А старшие встревать не стали. Кроме того, лодка была на цепи, а ключ у деда Федота. Не дал бы всё равно ключа дед Федот.
Забросили удочки с берега. Тут же начался дикий клёв, выдёргивание рыб и снимание их с крючка; и пацанов уже от воды не оттащить.
Дети готовы были дрожать хоть до утра, щупать скользких пескарей с их смешно шевелящимися ротикамиворонками, и слушатьслушать, пуча в темноту и в угли глаза, чёрныепричёрные Михейшины и Ленкины бытовые россказни и кладбищенские байки, где полно бесов, ведьм и нечистых.
Катька тоже внесла лепту, победив молчание, и рассказав про бешеную корову, и про то, как к ней на рога наделся далёкий и гордый испанский тореро. У тореро была молодая жена, которая с горя, или сойдя с ума, переоделась в юношу и тоже стала торерой. Первой среди всех женщин Испании.
Михейше Катькина история понравилась, и он решил когданибудь написать об этом бедном тореро книжку с картинками, и вставить туда побольше эпизодов про любовь.
Толик периодически падал, поднимался и снова седлал лопату.
В его отрывочном сне, будто из понатыканных на каждом шагу паноптикумов тянулись к нему окровавленные, обмотанные червяками и объеденные пескарями руки утопленников.
А для других бодрствующих чудилось, как с их чердаков и подполий этой же страшной ночью вымахнут вампиры с двухметровым размахом крыльев, а изпод карнизов разом выпадут и затмят звёздное небо несчётные стаи летучих мышей.
Всем домой! кричали со дворов.
Округу заплетал ворчливый лай собак, в дрянную музыку эту вслушивался разбуженный соседский бычок и добавлял недовольных басов.
Толпа малоростков рассыпалась радостная и впрок возбуждённая замечательным вечером, проведённом по всем похоронным правилам.
Откланивались за воротами.
Попрощалась наконецто почеловечески угрюмая Катька. Пожелала доброй ночи без вампиров и ведьм. Застала момент, когда спящий на ходу Толька чисто по заведённой привычке, игриво и, для добавления прощального кайфа, дёрнул легко одетую сеструху ОлюКузнечика за раздутые пуфиком трусы, отчего в темноте высветилась белая полоска сочной Олькиной мякоти.
Ребята из тех, кто заметил, засмеялись.
Девчонки возмутились. Больше всех Катька.
Кузнечик взбрыкнула. Отпустила, кому следует, затрещину. И, не попрощавшись как положено, умчала к дому. На то она и ОляКузнечик, а не Оляпростокваша.
Михейша поутру расставит виновных по заслугам. Он заранее придумает Толику кару: Толик будет завтра это это во, шкурить калитку рашпилем, а потом мохрить её щёткой. До состояния дикобраза. Во!
Тишина. На крыльце перешёптывались взрослые. В верхних и нижних окнах попеременке (видно кемто из экономных домовых!) тушились люстры и ночники. Зажжённая свеча появилась в торцевом окошке хлева, поморгала и тоже затихла. Треснула шагла22, и ктото молчаливый исчез в темноте, ловко и воровато просочившись сквозь доски ограды.
На утро не досчитались курицы.
Перед сном бабка докуривала трубку и выговаривала чтото тихопритихо маме Марии.
Дед Федот прикрывал ставенку от прокрадывания в спальню ночной свежести.
Испортили почин: «Не надо баню тут городить, ночью испаримся!»
Вот так тебе и самый главный генерал!
Души погибших цыплят довольны. Редко кто из отряда куриноголовых так славно заканчивал жизнь!
3
НиколкаКляч ни свет ни заря соскребал со дворов и собирал до стройного войска бернандинскую скотину.
Забирая полиевктовскую бурёнку, утробно отрыгнул через калитку: открывай ворота, выводи, тороплюсь, заспались тут!
Нагло сверкая морской синевой, перездоровкался со всеми, с кем только можно было, чего за ним отродясь не водилось.
Пытал у Авдотьи Никифоровны здоровье её самой и домочадцев, и сладко ли спалось.
Осведомился о том, как прошли похороны, и не ожидается ли чегонибудь подобного в ближайшие дни.
И трижды зачемто выспрашивал точное время.
Рассказал про цыган, разбивших табор в паре вёрст от Джорки.
4
По поводу кражи курицы и этого чрезвычайного происшествия Михейша с Ленкой, присовокупляя Олю старшую, задумали было учинить следствие. Но, были остановлены бабкой.
Не пойман, не вор, спокойно реагировала бывшая учительша. Самим, дескать, не надо было рты разевать.
А ещё добавила, что у воров и убийц принято посещать места боевой славы.
Бабкина мысль пригодилось Михейше в будущей работе.
БОМБЁРЫ
1914 год.
28 июня в Сараево сербским террористом убит наследник австровенгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд
1 июля в России объявлена всеобщая мобилизация.
1 августа германский посол в России вручил российскому министру иностранных дел ноту с объявлением войны.
На следующий день после вступления России в войну на Дворцовой площади собрались тысячи людей, чтобы поприветствовать Николая IIго. Император поклялся на Евангелии, что не подпишет мира, пока хоть один враг будет находиться на русской земле, а затем появился перед народом на балконе Зимнего дворца.
Тысячи людей встали на колени перед императором и с воодушевлением пели "Боже, царя храни»
1
На волне противостояния с немцем и необходимости защиты братьевславян, а также с учётом наличия в названии столицы немецких буквосочетаний, Петербург вдруг неожиданно для петербуржцев, а с другой стороны вполне закономерно для истории, стал Петроградом.
В космосе, изрыгая магнетизм, показалась новая неизвестная комета величиной в Берлин, и летящая вроде прямо на 53ю широту. А широта эта известна не только своим размахом, и пересечением континентов, исключая Африку и Австралию, которую, если бы мыслить без амбициоза, вполне можно было отнести к острову. Широта отличается близостью к Шёлковому пути. Но, самое главное, тем, что именно на этой пятьдесят третьей параллели проживала Михейшина семья. Радостного в этом для Полиевктовых совсем мало.
Доказательство: объявлена всеобщая мобилизация и сильно запахло жареным, а также и всеми теми ингредиентами смятения, что выплывают накануне всякой войны и приземлении кометы: порох, керосин, дрова, голод, бинты, йод, кожа чемоданов и призывы в Красный Крест.
Только в далёкой, и потому независимой НьюДжорке пахнет попрежнему: нежным навозом и восхитительным дымом шахтёрской котельни.
Пахнет поособому и в доме деда Федота.
2
Ржаного цвета бутерброд, откромсанный по периметру и с привкусом жжёных кувшинок, примостился среди настольных экспонатов библиотечного царства.
Рядом дымится чашка кофею, и от него тоже прёт нюфаром23.
Ну и бабуля! Опять намесила смертельного приговора!
В центре помещения, высунув язык и надвинувши на затылок картуз с высоким, синим и достаточно потёртым околышком, пристроился уже знакомый нам озабоченный молодой человек годков восемнадцати. Михейша, или поправильному, Михаил Игоревич Полиевктов Большой Брат, увеличенный временем, поставивший сам себя в такую позицию Секретный Брат. Или просто брат уже упомянутых особ с бантиками.
Убежав от сестёр по возрасту, он, кажется, забыл выбросить из закромов души привычки детства. И, кажется, определившись и самоосознав себя, застеснялся родства с глупыми ещё и подеревенски скроенными младшими сестрицами.
Он в гражданской одёжке, сшитой далеко не в роскошном Вильно, и не в Питере, откуда он недавно прибыл: жилет из чёрного крепа, расстёгнутая и намёком покрахмаленная рубашка, сбитый в сторону самовязный шейный аксессуар.
Галстук дорог на вид, но лоск на нём чисто наживной. Образовался он по причине чуть ли не ежеминутного ощупывания его, выправления и приглаживания перед зеркалом и без оного. Блеск усиливается во время обеденного застолья, завтрака и ужина, в пору пластилиновой и глиняной лепки, в полном соответствии с немытостью рук и Скажем ещё честнее, закрепился он окончательно по причине напускной творческой запущенности Михейши в целом, неотъемлемо включая детали.
Завершает описание внешности полутаёжного денди тусклозелёный, художественно помятый сюртук с чёрными отворотами. Как дальний и отвергнутый родственник всего показного великолепия, сейчас он апатично свисает с деревянного кронштейна, украшенного резными набалдашниками и напоминающими своей формой переросшие луковицы экзотического растения, то ли китайского чеснока, то ли корней североморских гладиолусов, удивительным образом прижившихся в сибирской глухомани.
Рассеянность и острейший ум, направленные по молодости не на целое, а на ароматные детали, являются органическим продолжением облика юноши и направляют всеми его поступками.
Михейша только что вернулся с практики. Скинув штиблеты, натёртые жёлтым кремом, совершенно неуместным в здешней летней пыли, и, заменив их домашними тихоходамибабушами, он первым делом осведомился о дедушке.
Деда дома?
Нет его. Уехал в Ёкск.
А зачем?
А тебе почём знать? посмеивается бабка, нечто сможешь месторожденьем керосина помочь? Или на тебя ёкчане топливный кран переписали?
Бензин с керосином делают из нефти, бабуля.
Это вопрос или утверждение?
А то сама не знаешь! Смеёшься, да?
Как знать. Может, нефть сделана из бензина или керосина. Под землёй разве видно?
Вот чёрт! Запудрила мозги.
Обнаружив полное отсутствие хозяина и разумной мысли у бабы Авдоши или наоборот а, всё равно Словом, Михейша ринулся в Кабинет.
Он водрузил колени в важное дедово кресло, обтянутое потёртой кожей крапчатой царевны, подросшей в лягушачестве и остепенившейся, оставшись вечной девой, не снеся ни икринки, ни испытав радостей постельной любви с Иванодурачком боярским сыном. До сих пор тот скулит где то на болотах в поисках небрежно отправленной стрелы.
Михейша облокотился на столешницу, подпёртую башнеобразными ногами, заражёнными индийской слоновьей болезнью посередине, и с базедовым верхом, привезённым с Суматры. В столешнице пропилена круглая музейная дырка, накрытая толстым стеклом от иллюминатора. То ли с рухнувшего Цепеллина, то ли с недавно расколовшегося на две части Титаника. Под стеклом светятся фосфорные Дашины зубки. Привинчена назидательная бронзовая табличка «Итоги качания на люстре!»