Криво вьющиеся ветви оседлали необычные воздушные персоны: они с клыками и бивнями вокруг клювов.
Под ними страшные морские каракатицы, снабжённые человеческими лицами, с выпученными, как при бросании живьём в кипяток, глазами.
Всего многообразия дружного обмена зоологическими членами не перечесть.
Бегают все эти не имеющих законных имён гадоюды по наличникам и обкладкам; они вросли в плинтусы, возглавляют углы, жуют свои и чужие хвосты. И, весело улыбаясь, азартно впивают зубы друг в друга. И, скалясь домашними вампирами, добродушно попивают соседскую кровь.
Фигуры совершенно не кичатся натуральностью извлечённого резцом отображения. Они плюют на чудаковатый принцип подбора хороших друзей.
Соседствуют меж собой они так же спокойно и гармонично, как порой возлежат припрятанными для пользы дела и в ожидании волнительных сюрпризов противопехотные мины пограничной полосы.
И это ещё не всё: если приглядеться, то кое кто из зверушек и чудоюд заняты ужасным делом: они беззастенчиво занимаются любовью. При этом заняты продвижением вовсе даже не своего рода.
Они сливаются телами с тварями иных нижних видов, словно пытаясь приумножить представленное разнообразие звериного, насекомого, пресмыкающегося, крылатого мира, грубо поломав дарвинские стереотипы умеренной и порядочной эволюции.
Проём увенчан надтреснутым фронтоном корытного дерева, явно позаимствованным из интерьера Схимника Заболотного. В центре фронтона карикатурный слоник с парусообразными ушами, опущенными безветрием, и с задранным кверху подобием хобота. А по сторонам его инициал из двух необъяснимых для чужеземных неучей букв. Игриво заоваленная древнерусская «Ш» со стручками гороха на поворотах линий вплетена в квадратнокитайскую «Ф», будто бы выполненную из разможжённых в концах битьевых палок.
Как водяной кистью по тротуару написано, утверждает дед Федот, живо и художественно в высшей степени. Талантлив наш землячок Селифан. Настоящая готическая резьба! Ему бы ещё дворовые ворота погречески порезать и ставни помавритански! Некогда ему пока: готовит выставки в Лондоне, Токио и одну для аборигенов кхе! Гонолулу, и улыбается.
Все, особенно Михейша, безоговорочно верят деду.
Деда объездил весь мир, утверждает Михейша без всякого на то основания и без засыпания неверующих Фом фотографическими фактами. Три «Ф»!
Запомним всё это.
Инициал дверного фронтона придерживают бурундуковатого узора жирные коты с тонкими как стебли, завёрнутыми в спираль, хвостищами. На задних шлейфах их выросли крапивные листья с увеличенными будто линзой мелкоскопа колющими устройствами.
Хобот уже упомянутого слоника, сказочного повосточному, длинноногого постраусиному: какой ужас! Форменное безобразие и насмешка над опытом божественного сотворения мира. Селифан тут разошёлся вовсю!
А с другой стороны, это апофеоз больного, бредового экспериментаторства по спариванию человечества с животным миром: оно даже не напоминает, а откровенно являет собой Нечто и Непотребное в паранормальном единстве.
Нечто Непотребное закрутилось в тяжёлую спираль с шаром на конце, воинственно напряглось, готовое распрямиться и пробить своим оголовком любую крепость хоть животного, хоть искусственного происхождения. Это комический слепок с того, что особи мужского пола человеческого племени достают только в случае крайней необходимости. Вариантов тут немного: с его помощью получают искреннее удовольствие от незаконного соития; благодаря ему законно продлевают род; и простите, мадемуазели без него не справить малой нужды.
Как такое можно допустить в доме, где гурьбой бегают малые дети и где женщины являют собой пример целомудренной морали и торжества моногамии? Где исповедуют, пожалуйчто, устаревшие и излишне пододеяльные отношения, причём при закрытых окнах, выключенных ночниках и потушенных свечах.
Скульптурная дерзость парадных, общественных дверей в домашнем дворце науки и литературы необъяснима и крайне непедагогична!
Добавим красок в описание: кабинет этот сказочная обитель, не меньше. А ещё она загадка, колыбель знаний, филиал звериной Камасутры и кунсткамера удивительного, нереального мира, способного взбудоражить и напугать любой податливый ум. Да и весь остальной дом необыкновенен, как прибежище исключительной странности умников.
Все отпрыски старшей пары Полиевктовых потому чокнутые с малолетства. Здравы ли нижние ветки родословного древа?
Умом?
У деревьев ума не бывает.
Уверены???
Короче, это история рассудит сама. А мы будем только оперировать
Ой! Больно нам от одного только вида шприца со скаль
Фактами, граждане!
ПЕТУХ ПОД СТОЛОМ И ЦАРЕВНА СОФЬЯ
1
1909 год. Конец мая.
Дед Макарей сегодня гость. Гость кукарекает под столом. Над ним потешается вся развесёлая Полиевктовская семейка.
Царевна Софья с князем Голицыным перевернулись в гробах.
В чём дело? Какая связь?
Всё с виду просто, но не так уж легко практически.
С тайнописно любовной записочкой царевны Софьи через триста лет случился провальный огрех. Князь Голицын с возвышенной любовницей благодаря юному сыщику ещё раз предстали перед общественностью в не самом выгодном свете.
Позволение на расшифровку выдал уже упомянутый Михейшин двоюродный дед Макар Иванович Полиевктов. Среди всех Полиевктовых он просто Макарей. Родом и по долгу службы из далёкой Тюмени. В Тюмени хватает своих чудаков. Макарей один из них
Нет, он самый главный чудак всего Тюменского края, если, правда, не считать тобольского Тритыщенки (прадеда господинахудожника Евжени Тритыщенко), который обивает пороги губерний, утверждая, что каждый уважающий себя город должен иметь хотя бы одну конную статую. Каждый губернатор считал за честь выпроводить Тритыщенку из кабинета на вежливых пинках, и удовлетворённо прощался, радостно помахивая одной ручкой в окно Тритыщенке, а другой стирая лапшу с ушей.
Где ж ему бедному набрать столько бронзы на лошадь?
А где взять народного героявсадника? На коня уйдёт больше бронзы, чем на героя. А сам губернатор тобольский пока не герой, и на войну неохота, а на другого героя кроме себя денег совсем нет Нет, нет и нет! Своим не хватает. И не будет хватать. Война с Америкой на носу. У чинца ширится глазной разрез на нашу землю. Мост надо строить через ТоболВоньреку. А войны и мосты всегда в авангарде сметы. А к концу стройки мосты будто законно удлиняются в три раза. И арьергард и всю колонну тоже надо чемто кормить. Такиевот бухгалтерские дела в тмутараканских тюмениях.
В НьюДжорск Макарей приезжал редко: на самые самые приглавные события семьи Полиевктовых. Дед главный хранитель ТоболоТюменского Губернаторского Музея истории и естественных наук, а также владелец личной исторической коллекции преимущественно бумажного свойства. У него дома хранятся в порядке и беспорядке манускрипты, старинная переписка на бересте и бумаге, рукописи, староцерковные книги, узелковые и бусинные сообщения, иоганские начиная с самого Типографа шрифты.
Буквально перед самой поездкой в НьюДжорск, практически случайно обнаружился потерянный ключик от ящика коллекционного шкафа. Отомкнутый ключом ящик поначалу долго не вынимался. Дед трясанул шкаф. Битком заполненный ящик что то высвободил внутри себя. И неожиданно почти целиком выскочил наружу. Пошатался, и, не дождавшись от деда сноровки, бухнул вниз. Вывалились, словно потроха из брюха, бывшие когдато важными исторические бумаги, и разъехались по плахам. Не упал единственный предмет. Зацепился тесёмкой с печатями и покачивался на половине пути к полу пожелтевший, дранно передранный, местами подклеенный, вскрытый давнымдавно конверт с письмом премило свергнутой царевны.
Неспроста это, решил тогда Макар Иванович, даже не подумав о грядущих последствиях. Возьмука я его с собой, удивлю кузинку. Кузинка, так это никто иная, как родная Михейшина бабка Авдотья Никифоровна.
Приехал. Поболтали о том, о сём.
Интересное письмецо, сказала бабка, повертя трухлявую бумажонку и посмотрев её на просвет. Понюхала: выветрились ли французские духи за триста лет (Софье обещали четыреста). Пахнет заплесневелой бумагой. Больше ничем. Ожидала роз, фиалок и не понятно ни черта. Тайнопись, пожалуй! Любопытно, дааа, любопытно.
Потому и привёз, голубушка, чтобы вас всех позабавить. Это письмо Софьи Голицыну в пору их ненасытной любви. До того писано, как он свою жёнушку по её желанию или согласию отрядил в монастырь. Там внизу датировано.
Любовное, что ли, значит, там? Я люблю про любовь. Дайтека почитать, испросил присутствующий при том деле Михейша, и уверенно протянул жадную до сенсаций руку.
Как так можно сквернословить, сердится бабка, «люблю про любовь» разве так можно выражаться!».
Прочитать? Хаха! Не сможешь! Вот же, взяла мышь кота за шиворот, чего надумал! Ну!? Слепой музыкант чтецом заделался!? На худой дуде ты игрец вот ты кто В сердцах высказывает полное недоверие Макарей Иванович: «Это тебе не газетка у мальчика тут тайнопись. Тайннопись! Никто ещё не смог прочитать. Триста лет лежало. Лежало себе и лежало. Были люди, да, брали с собой. Возвращали через неделю. Я тоже пытался и, догадываешься? А то: полный ноль, без никакой пользы дела».
А я прочитаю! И не такое разжёвывал, уверенно резал Михейша. А зачем привезли? Дайте, деда Макар, я прочту, уверяю почти на девяносто уверяю.
А если не прочтёшь, не в гневу будет сказано, а для смеха: тогда давай ты полезешь под стол и станешь кукарекать. Положим, подряд десять раз! Годится?
Я не петух, обиделся и одновременно зажёгся Михейша. А самито станете кукарекать, если я прочту? Слабо на спор?
Помечено! заливается смехом Макарей.
Ну и молодёжь нынче уродилась!
Бабушка по инерции хихикнула тоже. Но засомневалась в надобности и правилах спора. Уж онато хорошо знала тайные склонности и занятия своего внука. В самом деле: как бы не пришлось опрометчивому брату кукарекать!
Если письмо в затейной литорее10, то плёвое дело, манерно заявил Михейша, ничуть не струсив. С тайнописью я, дедуль, знаком не понаслышке.
Вот фанфан, а! Ну, фанфан! засмеялся дед Макарей. Откинулся на спинку стула. Молодость, молодость всё это. Отсюда бравада и шапкозакидательство!
Вспомнил об ушедшей его собственной студенческой юности, задрал ноги и выказал миру вязаные носки цвета испуганной зебры.
Весной, почти лето, тёплые носки, полоски дурацкие как у половика, отметил втихаря Михейша. Чухля домашняя.
Что, заинтересовался рисунком? Это не простая вязка. Оренбургские ткачихи, они не только
Какое! Не дослушав исключительной технологии вязки, и воспользовавшись неустойчивостью дедушкиной диспозиции, Михейша выхватил из его рук и конверт, и письмо.
Эйей, ещё не договорили!
Какое там! Нелепой стрекозой, махая руками и выворачивая ноги в коленях чтобы одолевать сразу по три ступеньки начинающий сыщик взмыл на второй этаж и зарылся в своей комнатёнке.
Там вооружился лупой.
Для начала переписал текст более явно. Изобразил какие то столбцы. В столбцах выставил значки и пересчитал каждый. Переписал ещё раз. Переписал второй.
В час ночи крикнул: «О»! В час тридцать: «Е»!
После того, как определилось ещё несколько основных гласных и согласных, дело было почти выполненным. Царевна использовала всего лишь слегка усложнённую «мудрую литорею».
Михейша положил на алтарь науки вечер, ночь и кусок утра.
С первыми петухами письмо было окончательно расшифровано. Кроме, разве что, четырёх слов с абсолютно непознаваемым, видно староцерковным смыслом. В библиях Михейша не силён. И упомянуто о какомто ФуйШуе, которого царевна грозилась отобрать у сожителя, если он не будет приезжать с любовью и поцелуями по два раза на неделе.
Кукареку! крикнул для начала дворовый будильник. И вежливо: Вставайте люууди, кохкохкох! Кому врача? А, может, палки?
Зашипел картонный БигБен. Пришлось придавить его подушкой.
Михейша высунулся в окно и вгляделся в поднимающееся над дальними елями слабое зарево. А не отдолбануть ли от бабкиной сигары кусман?
Кукарекууу! прозвучало опять с Федотова двора, ещё громче и нахальнее.
Обложили со всех сторон Михейшу идиотскими звуками!
Не сплю я, пискнул Михейша в окно.
Кокнду, кокнду! прямо под нос во французском переводе. Это действительно петух Фритьоффа красно синий с одной стороны и огненнорыжий с другой оседлал совместную с Полиевктовыми границу.
Вот же сволочь, издевается! И ареального петуха научил пофранцузски лопотать. Мог бы кричать по нашему: не так занозисто!
«ФуйШуй, Конфуций, фуйшуй!», также «будяще с тысячелетним оттенком» донеслось из Федотовского кабинета.
И Фенька, дура, туда же, подумал Михейша, странные песни поёт, гайки бы ей под хвост навинтить! Дак нет же, самка она: ничего не выйдет.
Кукареку! зашептал петух православный с далёкой Бернандини нумер айн бис.
Вот так дед Макарей будет сегодня горлопанить, подумал удовлетворённый совиными деяниями Михейша. Он представил деда под столом. Живот его будто сам собой содрогнулся, а затрясшиеся параллельно животу губы выдали спазмическую серию хихикающих звуков.
Дед он хороший, что уж я так развеселился? журился Михейша, разгадал, так разгадал. Не велика заслуга, коли знать ключ.
Хотя по правде: ключик Михейша придумал сам. Так честно, как будто по незнанию доказал себе дурню уже известные всему миру Пифагоровы штаны. К кровати шагом марш! Атьдва!
Подушка вомнулась на три четверти, приняв в своё податливое ложе сосуд с мозгами достойного сыщика. Ноги упёрлись в прохладный никель.
Внизу уже начинали шевелиться родные. Северный Сосед выпал во двор и принялся концом метёлки там колючки шиповника раскупоривать ставни.
Кончай орать, пригрозил он стягообразному паразиту, кому надо, уже проснулись. И будто бы мигнул засыпающему Михейше.
Ба! Сегодня экзамен, чёрт Стоп. Воскресенье! Не надо. Слава Бо
Это была последняя здравая мысль Михейши, перед тем, как как как
Сонный ветер повалил Михейшу так просто и без затей, будто шуткуя сдёрнул сноп с колымаги.
2
Каждые Михейшины закладки в книгах имеют тайный смысл, спрятанный в многочисленных игольных проколах тонкой биологической субстанции. А как же ещё поступают подругому будущие следопыты, собиратели скорпионов, охотники за тиграми, анакондами, сокровищами?
Имеются в виду трафареты с перфорацией, размещённой по сторонам квадрата и в центре, которые позволяют менять по определённой схеме в сплошном ритме проколов написание одной и той же буковки. А код разворотов, применяемых к определённой группе знаков в сбитом ритме, не угадать без ключа. Маскировочный ключ при надобности тайной переписки выдаётся Михейшей агенту, с которым обуславливается порядок его применения и смены другим кодом.
АГЕНТУРА ПРИ ДВОРЕ ЛУИ ФИЛИППА
1
Главный Михейшин агент это его старшая сестра Ленка.
Комната Ленки рядом с Михейшиной, но в минуты и часы ссор, проигранные посерьёзному и начатые по игрушечным причинам обеты молчания длятся порой неделями. Тайная переписка в эти недели за исключением языка глухонемых единственный способ тягостного по необходимости держания языка за зубами и развесёлого по той же незамысловатой причине общения друг с другом.
Михейша с детства увлечён разгадыванием чужих шифрованных записей и созданием собственных стилей маскировки текстов.