Не смогла. Наверное, ничего не было конечно, не могло быть ей привиделось. Как привиделся вчера и
Да черт! и Даша взяла еще одну пробирку. Она отмывалась значительно легче. Потом еще пара колб и.
Что «черт», Даш?
Да ничего, соврала она.
Конечно, Паше лучше не рассказывать о Пельменном Человеке. И все-таки хотелось до хулиганского зуда в груди, до иного между бедер.
Она сжала ноги и сказала:
Паш, а что тебе сегодня снилось?
А, это Да ничего не снилось.
Врет. Точно врет.А на вранье вранье:
Понима-аю И мне.
Конечно, палач Сергей Гавриилыч не стал бы лишать Пашу его рыжей головы: избыточна кровь. Избыточно гниение, избыточна смерть. Избыточны в и без того избыточном мире две единицы заместо одной: голова и тело, голова отдельно от тела
Хотя, конечно, его мышцы и жир могли бы пойти на удобрение грибниц, но зачем? Куда лучше и приятнее сменить казнь на рабство.
Рабство.
Рим.
Тоги и гладиаторы
Гладиаторы рабы.
В Древнем Риме патриций не мог быть палачом: лишь рабом.
И Сега, конечно, не был патрицием рожденный в рабстве, он бы ходил в грубом холсте, рвал пасти львам и насиловал жен своего хозяина или дочерей. И ее: как жену, или наложницу, или дочь. Или в Риме не было многоженства?..
Фу, блин
Что такое? Паша почти испуганно посмотрел на нее, в его руках замер ёршик.
Да ничего.
А если честно?
Да в голову мысли лезут всякие, того, странные.
Расскажешь? он улыбнулся, положил на бок голову, подставив ухо солнцу.
Тебе не понравится, сказала, не продолжив: «ведь ты был в них рабом где-то на границе Англии шестнадцатого века и Древнего Рима».
С историей Даша, к сожалению, не дружила.
Наконец, разобралась с очередной пробиркой, зажала скобу, выпустив из десятилитровой банки струйку дистиллированной воды, сполоснула, поставила на сушку.
Лабпосуды оставалось не так много. Тем более, скоро время поливать грибницы.
Минута.
Пять.
Десять.
Сергей Гавриилыч зашел не здороваясь, поставил рядом с раковиной картонную коробку с грязным, разной формы стеклом удар коробки о стол передался стеклу, то ответило коротким звоном сказал:
Это потом помоете, идите намешайте буфера и растворы для ПЦРки. Концентрации как обычно, буфер ноль-два-молярный, фосфатный.
И ушел, хлопнув дверью. Даша поежилась, все ждала, когда он вернется и задушит ее курткой, что она обнимала, но, кажется, все было как обычно. Даже странно.
Сега, конечно, как всегда.
А что, он должен говорить тебе «пожалуйста»?
Паша сморщил нос, по непередаваемому сочетанию эмоций и морщин стал похож на рыжего гуся.
А что ты его защищаешь, он тебе че, муж, что ли? Ушел бы отсюда давно, все равно ни к чему толковому не подпускают, только «помой это», «принеси то»
Так уходи, Даша и сама не знала, что ее так задело. Но задело. Я тебя останавливать не буду.
У-у-у, я-то думал, что ты хорошая, а ты вон какая Паша улыбнулся, растянув сухие губы по деснам.
Это шутка?
Да ну тебя, он сполоснул дистиллятом пробирку, вытер руки о халат и пошел к столу, затянутому побелевшим от времени полиэтиленом. Взял штатив с чистыми, как слеза стажера, пробирками, полез в шкаф с сухими расходниками
И впрямь, да ну меня, сама себе кивнула Даша. Тоже надела очередную пробирку на жердь сушилки и пошла к нему. К коллеге. Всего-лишь-коллеге.
Работа была простой. Работа была рутинной. Только уставала спина, только болели руки, только тошнило от сладкого запаха сусла и дрожжевых и бактериальных сред из соседних, пищевых лабораторий Только Сега говорит мало и все не ей. Ерунда.
Человек ко всему привыкает. И Даша почти привыкла. Она открыла створку аналитических весов, поставила лодочку из полистирола, тарировала. Эти лодочки должны быть одинаковыми и так, и все же Сергей Гавриилыч сильно злился, когда узнавал, что тарировали не каждую, а так, по одной из партии. «Сергей Гавриилыч не терпит халтуры,» сказала ей Света-с-ресепшена, когда Даша пришла в первый раз.
Теперь Даша знала, что это было предупреждение. Хорошая девушка Света. Спасибо хорошей девушке Свете
Тебе правда нравится здесь?
У Паши сегодня было крайне разговорное настроение.
Нравится, бросила Даша. Взвесила 523 миллиграмма дигидрофосфата калия. Нет, 523,02 миллиграмма. Вот и играйся теперь: отсыпай, досыпай
«Никогда ничего не возвращай в сток! Ни-ког-да, ни-че-го,» это уже говорила не Света, а Лена. Тоже стажер. Бывший стажер, так и не ставший не-стажером. Даша помнила, что она куда-то ушла, может, перевелась в другую лабу. Или пропала без вести. Не одно ли и то же в этом огромном, бетонно-сером городе? Одно.
Теперь гидрофосфата калия, дистиллят Так, гидрофосфат дистиллят, до литра
Уже сама с собой разговариваешь?
В смысле?
Ну, стоишь такая: «гидрофосфат, гидрофосфат»
Я не заметила.
Странно-странно Кстати, агарозу нам тоже готовить?
Если она есть, то должна быть где-то там, Даша неопределенно кивнула головой куда-то к шкафам. Ну, сам же в курсе, что у меня спрашиваешь? Давай намешаем, на всякий случай. Если что, в холодильник кинем
А может, все-таки не надо? Травится еще всяким, бромистым итидием Ну его, а?
Ну и не делай, что у меня-то спрашиваешь? Блин, сбилась из-за тебя!
Мне кажется, ты скорее из-за себя сбилась, чем из-за меня. Ты сегодня где-то не с нами, а? Даша-а, ау-у-у
Паша снова растянул рот в улыбке, открыл холодильник со стоковыми растворами. Бесит.
Успокоиться.
Выдохнуть.
Работать.
Слушай, Паш, а тебе правда здесь совсем не нравится?
Ну, думаю, скорее нет, чем да
«Нет» в смысле «нравится» или?..
Или.
Он взял дозатор на 10-100 мкл, откинул крышку на коробке с «носиками», надел один из них. «Носики». Неоправданно милое название для такой пластиковой ерунды, как наконечники, но Даше даже нравилось это «носики»
А почему?
Паша помедлил, крутя кнопку дозатора. Выставил 20 мкл. Остался доволен.
Ну, как тебе сказать Не то чтобы работа плохая или вроде того. Но как-то, это, хочется чего-то другого. Как-то неуютно здесь. И, чего уж там, не особо престижно. Работать бы в какой-нибудь фарме или хотя бы морозоустойчивые помидоры выводить, а это что это такое? «Брожение смешанных культур», блин Хрень полная.
Ясно.
К горлу Даши подкатила тоска. И обида. Она и сама не знала, почему.
Не-не-не, Паша мелко замотал головой, откручивая крышку с фалькона. Ничего еще не ясно! Я же не договорил, ну?
Даша промолчала. Значит «говори уже».
В общем, это хрен с ней, с темой. Главное какими именно смешанными культурами мы тут вроде как занимаемся, а? Вот ты знаешь?
Сам знаешь, что не знаю.
Вот и я не знаю. А надо бы знать! В конце концов, это же что-то невообразимое просто не понимать, что и зачем ты делаешь. Вот замешиваем мы эти растворы, моем пробирки, выделяем какую-нибудь фигню из какого-то переданного нам «сверху» раствора А что это такое? Чей это материал?
Наверно, дрожжей.
Наверно, Паша сморщился, передразнивая ее, нажал кнопку дозатора до второго упора, выбросил раствор. В том-то и проблема, что мы не знаем. И спрашивать бесполезно. Думаешь, я не пробовал?
Даша не успела об этом подумать. Но не стала об этом говорить.
А я пробовал! Кстати, у Сеги лично. Он меня чуть ли не послал, в общем А если у кого-то другого, то тебя, скорей всего, просто проигнорируют. Или скажут, что сами не знают, может, даже не соврут, может, один Сега и знает, чем на самом деле мы тут занимаемся
От его слов было тоскливо и неуютно. Холодно. Страшно.
Но Даша не знала, что им противопоставить.
Просто старалась не думать об этом.
Не думать.
А что, если так? нарочито громко спросила она. Ну, давай, допустим, что досконально все знает один только Сергей Гавриилыч, что тогда?
Да ничего. Просто это все плохо пахнет: мы не знаем, что мы делаем, ради чего мы делаем Да отсюда не вышло ни одного реально патента, насколько я знаю. Ни одной толковой статьи. И все-таки откуда-то у Сеги есть деньги на на это все, в общем. Ты знаешь, сколько стоит амплификатор?
Не знаю.
А он дохрена стоит. Просто дохрена. А ты знаешь, что Сега заказал сюда «иллюмину»?
Это которая Даша ловила слова, что беспорядочно и как-то бессмысленно всплывали в памяти: «сенквенирование», «второе поколение», «амплификация»
Которая да.
Понятно.
Паша замер в растерянности: «понятно». Всего лишь «понятно». Помолчал с две минуты, наконец:
В том-то и вопрос, что ничего не понятно.
Рука Даши дрогнула и она перелила воду: теперь не литр. Теперь литр сто. Черт!
Слушай, достал ты уже! Сколько можно? И это «Сега»
Да почему что это все подозрительно, ну? А если это «что-то» не вполне законное? Что тогда? Продолжишь своего Сергея Гавриилыча, «Сергей Гавриилыч» он произнес тонко-пискляво, издевательски, обожать, да? Холить и хвалить, да? Будешь ему передачки в тюрьму носить, носочки-пирожочки, или, может, составишь компанию?..
Даша ударила кулаком по столу истерично забегали цифры на табло аналитических весов:
Да я просто устала это слушать! Сколько можно-то? Вот бывает у тебя такое, ну Ты как я не знаю даже как кто. Ну, уходи отсюда, уволься, наконец, и найди себе что-нибудь по душе, получше, иди ты в свою дурацкую фарму. Я не пойму, что тебя здесь держит-то? Только и может, что на мозги капать своими дурацкими предположениями, догадками. И может даже и не дурацкими, все равно. Ну, давай, что ж тебя здесь держит, ну?
Паша перестал улыбаться. Теперь он смотрел как-то грустно, даже побито. Отвернулся от нее.
Деньги, просто и коротко сказал он.
Может, это было правдой. Может.
Когда они, наконец, закончили, Даша минут пять писала смс-ку Сергею Гавриилычу, получив в итоге: «Здравствуйте, выполнили. Можете забрать. Что теперь?».
Через пять минут телефон прожужжал, на экране высветилось два слова: «Ок. Грибница».
Глава 5
В теплице было влажно и душно. Душно-в-двойном-объеме: приходилось дышать через респиратор. Простой, буро-зеленый, с двумя пластмассовыми бляшками по обе стороны носа. Иначе споры грибов, может, даже микотоксины И было жарко-в-двойном-объеме поверх одежды, заместо халатов, были спец-костюмы из полиэтилена и хлопка. Даша провела ладонью по плечу, стараясь вытереть пот куда там. Только размазала тонким слоем между кожей и спецовкой.
Скоро пот снова соберется в капли. И всего-то.
Паша что-то сказал, но она не поняла: понять мычание было довольно трудно. Конечно, если ты не корова. Конечно, Даша надеялась, что коровой она не была Хотя не исключено, что все коровы живут в тотальном непонимании друг друга друг другом.
Даша развела руки, похлопала по уху: «не слышно».
Паша кивнул, указал пальцем на стенку: «сними температуру и влажность, ок?».
Даша кивнула: «ок». Показала на многоуровневые грядки грибницы, перебирая пальцами: «полей пока».
Паша снова кивнул.
Дашина рука чуть помедлила. Остановилась на пол пути и все же изобразила щепоть, подвигала пальцами, указала на него и себя: «Потом будем споры собирать, ок? Вместе».
Паша кивнул.
И тогда Даша записала в блокнот цифру, у которой остановился окрашенный красным спирт, дальше стрелка-давление, стрелка-влажность воздуха Воткнула влагомер, аккуратно, стараясь не задеть белеющие в почве тонкие гифы. Даша подумала, что все же здесь было безумно красиво. И все же здесь все, в отличие от той стерильно-белой лабы, дышало жизнью. Плелся в грунте мицелий, смешивался с корнями, корни вырастали в кусты, кусты стояли под сиреневыми лампами, гифы и корни завязывались в узлы, и если долго смотреть на них, то, казалось, можно было видеть, как они своими белыми телами раздвигают влажно-черную, жирную землю, перегнивающие листья.
А может, Даша внушала это себе: то, что она видела. И все-таки грибницы росли. Неспешно и неумолимо. Поэтому везде, где была почва, теплица кончалась листами стали: в уровень и на десять сантиметров выше. На всякий случай. Даже учитывая, что теплица, занимавшая целый этаж, была высоко над землей так куда гифы могли бежать? Некуда!..
Но стальные листы были. И на вентиляции стояло несколько фильтров, исправно меняемых ежемесячно. Или еженедельно?.. Даша не помнила. И все равно фильтры всегда были черные от спор.
А земля впитывала влагу, затягивая разрывы на своей высыхавшей, твердевшей коже: грибы пили много влаги. Даша подошла к стеллажу у противоположной стены, взяла пробирки типа Эппендорф и одноразовые, пластиковые пинцеты: Сергей Гавриилыч стерилизации многоразовых, металлических не доверял. По крайней мере здесь.
Пришло время собирать споры.
Даша методично шла вдоль грядки, поднимала пинцетом отдельные нити плесени, отрывала их вместе с черными точками спорангиев. И еще. И еще немного Она любила теплицу. Ей казалось, что она здесь ради этой теплицы. И ей радостно и приятно до вагинальной дрожи было представлять, что такие белые гифы раздвинут пучки ее мышц, ее молочные железы, ее плоть медленно и неотвратимо прорастут в нее.
Конечно, глупо.
Конечно, в этом ничего приятного, на самом-то деле.
И все-таки Даша любила грибы. Упругие плодовые тела и тонкие, влажно-хрупкие нити.
Рвы-ы-ы-ыхы-хы засмеялась Даша через респиратор.
Паша вздрогнул и испуганно посмотрел на нее: «ты ку-ку?»
Ы-ы-ы! радостно ответила Даша.
Она видела, как он закатил глаза, несмотря на то что в его защитных очках отражался свет от сиреневой лампы рядом.
Даша улыбнулась и продолжила жить в рутине. Снова вспомнилось утро. Она попыталась достать из памяти запах куртки но вновь вспомнила только то, что он ей понравился до биения крови в ушах. И тогда она стала вспоминать тяжесть, силу его рук широких рук, теплых, черно-волосатых даже через длинные рукава лабораторного халата рук
Повторив ощущение давления-и-тяжести двадцать три раза, до безвкусия, до онемения и механического повторения в уме фразы «его руки теплые и тяжелые», Даша стала представлять, какой у него, должно быть, горячий, широкий член. Конечно, он напоминает гриб, должен напоминать гриб! но совсем чуть-чуть. Даже не просто гриб плодовое тело Phallus impudicus.
«Фал-лус импьюдикус-с» медленно, с придыханием повторила Даша, чувствуя и растирая беспокойное, внезапное возбуждение. Через респиратор слов было не слышно, они смешались с дыханием. Ей стало трудно стоять, она оперлась руками в латексные перчатках о бортик грибо-грядки, но продолжила собирать споры. Скоро плодовые тела, затем отдельная теплица вечнобольной пшеницы. Почему ее не вылечат? наверное, так надо.
Наверное, не могут
Было чуть больше шума, чем обычно. Даша не замечала этого. Когда замечала игнорировала, боясь обернуться, кормя в голове, конечно, ложный, конечно, чудесный образ Сергея Гавриилыча:
Она в двадцать четвертый раз воскресила ощущение тяжести и давления и, наконец, твердую тяжесть и давление ниже, там, где соединились бы его и ее ноги Тяжесть члена, входящего, нет, не могущего войти в нее члена
Члена, похожего на гриб.
Члена с белыми гифами сосудов в его теле в ее теле
Даша задохнулась, согнулась пополам, выронив очередной эппендорф, и через спецовку сжала ладонью полную жара крови, бьющуюся пульсом вульву. Расплющила влагу из скопившихся пота и смазки.
Ее тело ответило блаженством.
Даша! наконец, ясно и четко услышала она.
Это говорил Паша.
Слишком ярко и четко.
Даша, тебе плохо? он стоял, отодвинув ото рта и носа респиратор, и испуганно смотрел на нее.
Даша не хотела и все равно засмеялась. Дурак, дурак, дура-ак Она смеялась и трясла головой, не в силах разогнуться, держалась рукой за край грядки. Не в силах перестать выплёвывать жирные, царапавшие горло куски смеха. На глаза навернулись слезы.
А Паша выдохнул и медленно, до глубины потянул в легкие воздух и зависшие в нем споры. Споры, споры, несчетное множество спор