Елена Романова
Ничего не бойся
Похищение
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
М. Лермонтов
Я не просил тебя меня никуда записывать, тем более делать это сегодня. Не понимаю, почему ты не могла подождать? У меня были планы. Грандиозные! Это мои планы вообще-то. По-моему, ты должна с ними считаться. Конечно, тебе наплевать. Но ведь это не я вмешиваюсь в твое расписание.
Куда едем?
Советский, сто три.
Конечно, на такси, а как я иначе успею? Да, маска у меня с собой. Да, смысл всегда есть. Сейчас надену. Угу. Нет, человек как человек. Не будь параноиком. Какой у вас номер?
Три шестерки.
Это не смешно.
Ну какой есть.
В общем, все нормально. Он еще и юморист. Ты хочешь, чтобы я вышел из машины на перекрестке и посмотрел номера? Вы сможете на минуту притормозить у остановки?
Не вопрос.
Хорошо, сейчас загорится зеленый, и мы остановимся. Пожалуйста, не истери. Уже скоро. Ты можешь думать о чем-то еще? Я тебе перезвоню. Извините.
Да ничего.
Порой она ведет себя, как сумасшедшая. Подозревает всех в чем-то немыслимом, в каких-то странных намерениях. Я скоро сам с ней свихнусь.
Мать?
Ага.
Да, матери они такие.
Остановите вон там. Нет, мама, мы еще не приехали. Сейчас, я уже смотрю. Реально, три шестерки. Довольна? Что тебе это дало? Спокойствие? Твое спокойствие слишком дорого мне обходится. Все, можно ехать. Да, у меня есть деньги. Нет, я не буду так делать. Хорошо, я понял. Сейчас увидимся. Только не звони в полицию. Тут пробка. Я сам тебя наберу. Я надел маску. Да, я в маске! Щас пришлю тебе фоточку. Он тоже в маске. И на носу, да. Господи, мама! А вы никогда не врете?
Что? Это ты мне?
Ага.
Почему никогда, иногда бывает.
И о чем, если не секрет?
Тебе известен номер моей машины, оставлю-ка я лучше вопрос без ответа.
То есть солжете мне, человеку совершенно случайному? И все же: о чем? Неужели вам есть что скрывать?
Это у вас семейное, да? Такие вещи, наверное, передаются по генетической линии. От матери к сыну и так далее, и так далее, и так далее.
Любите Бродского?
С чего ты это решил?
Он любил так говорить. Чтоб три раза подряд. «И так далее, и так далее, и так далее». По поводу и без.
А ты-то откуда знаешь?
Я вызывал его дух в ночь перед Рождеством, но он мне ничего не ответил, кроме этого «и так далее, и так далее, и так далее». А между тем моя мать записала меня к онкологу. Думаете, есть для меня «и так далее, и так далее, и так далее»?
Не знаю, парень. Надежда, и все такое.
Это вы про «компас земной»?
Что-то вроде.
Если я начну надеяться, мне захочется жить, если мне захочется жить, я не смогу смириться с близостью смерти, если я не смогу смириться с близостью смерти, как мне быть? Рыдать каждый день, рвать на себе волосы, умолять Всевышнего выделить еще хоть денек, а дьявола годков десять?
Я не знаю, парень. Каких ответов ты ждешь от меня, я не Бог.
Вы пишете «Бог» с большой буквы или с маленькой?
Да я сто лет ничего не писал.
А когда писали в последний раз?
Может, музыку послушаем?
Я могу доплатить вам за обременительный разговор со мной.
Я не настолько нуждаюсь.
Но ведь вы зачем-то таксуете?
Работа у меня такая, часто простои, чтоб со скуки не сдохнуть катаюсь.
А семья у вас есть?
Есть.
И дети есть?
И дети есть.
А кто ваши дети?
В смысле?
Ну, мальчик там, девочка?
И мальчик, и девочка.
Представьте теперь, что ваша жена записала сына в онкополиклинику, нарушив все его планы на веселый отрыв с друзьями. И вот он впрыгивает в такси к незнакомому дядьке без маски, с номером «шесть, шесть, шесть», а тот не хочет с ним разговаривать. Вы верите в знаки?
Не особо.
Ничто сегодня не предвещало вам встречу со мной?
Нет, хороший был день.
А теперь испортился?
Да не то чтобы. Но стало как-то невесело.
Мне тоже стало совсем невесело. Еще и номер у вас дурацкий. Вы не хотите его поменять? Он же как черное предзнаменование. Зачем вообще такой номер нужен? Люди едут на машинах или на общественном транспорте, просят: «Господи, помоги мне, Отче, спаси меня». А тут вы со своими шестерками. Думаете, это кого-то может утешить?
Я сам перенес операцию.
По поводу?
Сердце.
И как?
Как видишь.
Страшно это?
Тебя ведь собираются спасать, а не в котел с раскаленной смолой макать. Получится хорошо, нет они, по крайней мере, попытались. Кого-то ведь и просто так режут. До смерти. Как по мне это страшнее.
Типа, когда похищают почку?
Типа.
Вы страшный человек. Нет, мама, мы все еще в пробке стоим, я же сказал, что перезвоню. Я вот думаю, было бы забавно, если бы вы меня похитили.
Если ты это мне, парень, то ничего забавного. И у тебя, похоже, с головой нелады.
Да лады у меня с головой. Я просто хочу свалить куда-нибудь. Просто ехать и ехать. Не останавливаться.
Куда, в поликлинику?
В пустыню. На море. Не знаю, в лес, в горы. Короче, тупо затеряться. И чтобы солнечные зайчики мелькали на соснах.
Поезжай.
У меня нет машины.
Но у тебя есть деньги.
А вы похитите меня, если я заплачу?
Я могу отвезти тебя на озеро, это не слишком далеко.
Что за озеро?
Кубенское.
Там мелко.
Зато вода теплая.
Не поспоришь. А вы подождете, пока я там буду?
Навряд ли.
Человек одинок. Не зря он придумал Бога. Как тут было не придумать его. Кому ты еще нужен?
Твоей матери.
Да, но это другое.
А что то самое?
Не знаю. Если бы я знал, я бы вас не спрашивал. Мы бы просто сидели и слушали музыку. Кстати, а вы какую предпочитаете?
Дорожное радио.
Скука смертная.
Не люблю я веселья, парень.
А вы смешной.
Ты тоже.
Опять звонит, может, сбросить ее?
Ответь матери.
Что ей сказать? Что вы похитили меня, а у вас даже маски нет? Она ментов вызовет.
Тогда, конечно, не отвечай.
Да, мама. Мы проползли мост, дальше быстрее пойдет. Еще минут десять.
Пятнадцать.
Я хочу на озеро. Говорят, там вода теплая. Можно мы сначала туда?
Что, нельзя?
Нет, конечно. Реальнее грешнику в рай билет выпросить. Вы верите в рай?
Не особо.
А во что верите?
Да ни во что. В темноту.
Зачем?
Что значит: зачем?
Зачем верить в темноту? Вы что, страдаете бессонницей? Хотите отоспаться там, в этой темноте своей, за все сразу?
Типа того.
Отстой.
А ты что, веришь в рай?
А что мне еще делать? Думаете, я хочу в какую-то темноту потом? На хрена мне такое сдалось? Я и тут-то ни черта не видел, и там темнота. Спасибо, конечно, но что за мрак вообще?
Ну, а чего ты хочешь там?
Там ничего, хочу обратно на землю, в шкурке поздоровей и посимпотнее.
Ты и так симпатичный.
Это потому, что вы старый, вам кажется, если я мелкий, то автоматом красивый.
С чего это ты взял?
Мать всегда так говорит: смотрю я на молодых, все кажутся красивыми.
А сколько твоей матери лет?
Меньше вашего.
Может, я просто так выгляжу.
И сколько вам?
Достаточно.
Вы что же, так плохо живете?
Да нормально я живу, как все.
А мечтаете о темноте.
Я не мечтаю о темноте. Я просто думаю, что там темнота. А во что мне верить? Что в раю «облака, сизокрылые лошадки»? А Бог до земли бородой оброс?
Если бы Он до земли бородой оброс она бы где-то да торчала. Прикиньте только, сколько бы туда паломников перло! И сколько из них захотели бы влезть наверх, интересно?
Понятия не имею.
А вы бы полезли?
Зачем?
Чтобы узреть, так сказать, чудо воочию.
Что за бред?
Ну разве вам не захотелось бы отрезать малюсенький локон и носить, типа, в медальоне.
Нет.
И то правда. Невесты Христовы давно растащили эту бороду на части. Но разве могла бы она закончиться, в самом деле? Неужели нашему Богу наскучила его борода и он побрился?
Мы куда-то не туда свернули.
И правда. Вы решили похитить меня?
Наоборот. Я уже мечтаю поскорее сдать тебя на руки.
Кому, врачам?
Матери.
Но она не врач. Что она может сделать?
А что ты хочешь, чтобы она сделала?
Не знаю, но точно не хочу, чтобы она за меня болела. А вот и она. Вон, видите женщину в платье, это моя мама. Мам, привет. Может, все же сгоняем на озеро. Я сто лет не купался.
После.
Дурочка
Свет
Жила-была Дурочка на Свету, что белее нутра жестяной крышки. Тот Свет по краям родимыми пятнами надкусила ржа, отчего он с трудом открывался и закрывался. Роняла Дурочка на него ржаные крошки и жженые спички, которые со Свету слишком скоро сживались, и любила кружиться в нем с другими былинками, невесомо резвясь, словно закатная мошкара, и всегда удивлялась заново: «Чудо чудное, диво дивное».
В знойный полдень порой прилетала к ней острая колкость из сада, цапая прямо в высокий лоб. Вскрикивала тогда Дурочка: «Вот досада!», срывала из-под ног листок и, лизнув, к боли приклеивала. Так с зеленой заплатой иной раз до самого заката и сидела. Все ждала, когда комары в небо подниматься станут. В синих сумерках, будто люди, плача, отходили те от земли. И глядела на них Дурочка долго-долго, и жалела их, и сердилась, хороня злых комаров под белой ладонью.
Но однажды в полночь, как явилась Луна, круглая, аки шар людей, пригорюнилась Дурочка: выть-не выть, обратившись попросту кто знает во что.
Море
Отправилась Дурочка к Морю пепел тоски развеять, а Море свирепствовало и брызгалось, ровно дитя неразумное. Ждала-ждала она у Моря погоды да, не дождавшись, прикрикнула: «Чай не стакан капризничать!»
И Море опешило.
Море присмирело.
Спрашивала Дурочка вопросы разные подносило Море волны в ответ одна за одной.
Знаешь, Море, а ты не сказать, что словоохотливо, хоть верят: волны твои шепот. Только я не могу разобрать, что ты несешь?
Отстань, Дурочка, будь человеком! А я буду Морем
Ах так!..
Сняла Дурочка с ног сандалии и на берег бросила, хотела ноги босые омыть, но Море подняло волну и помчало скорлупки сквозь белую пену.
Спохватилась Дурочка:
Море, Море, верни мне мое!
Не послушалось Море, кружа корабли-сандалии в бликах солнечных пряжки огнем горели. Рассердилась Дурочка, взяла камень с берега и в Море ударила.
Ты потише давай с камнями-то, знаешь, я не больно люблю круги на воде.
Огорчилась Дурочка, что с Морем рассорилась, и присела на край, пену руками гладить. Убегали волны от пальцев, пугливо, как робкие птички.
Скажи, Море, а какие у тебя звери любимые?
Не знаю, Дурочка, может, киты
Ну, они же такие огромные, тебе там от них разве не щекотно?
Зато поют, как никто не поет.
Опустила Дурочка голову к груди, опечалившись, что не знать ей ни в жизнь этих голосов, попросилась тогда:
Забери меня глубоко на дно
Море тонкое ее платьице окропило солью.
На дне лишь молчат да слепнут!
Не испугалась Дурочка Моря ни капельки, поднялась с колен и скрутила пальцами мокрые складки.
Ну и что, буду жить в глуби, точно жемчужина!
Кто ж тебя выловит?
Ловец и выловит!
Сгинет ловец твой, за тобой гоняясь! И ты сгинешь!
Лягу у него в глазнице, так и заснем.
Так и не проснетесь. Что это за любовь?
Да что ты о любви знаешь-то, глупая лужа! Лежишь тут, пока в тебе другие живут!
Замолчало Море вдруг и навек. Набежала тьма и тьму не рассеять. Обернулось Море зеркалом мертвецов, поднести ко рту не собрать дыхания. Испугалась Дурочка, что Море обидела, звала-звала его, просила откликнуться и расплакалась, заклиная простить.
Но не дрогнуло Море, не отозвалось, и узнала Дурочка, что такое Безмолвие.
Лес
Отчаялась Дурочка услыхать хоть слово от Моря и ушла с онемевшего берега, не стерпев Тишины. Долго-долго брела, не разбирая дороги, пока не наткнулась в пути на бескрайний Лес. Осень веткам пускала кровь. И выла. И плакала. Безутешная.
Встала Дурочка подле Леса, как вкопанная. Призрак Моря парил над деревьями. Лес готовился отойти ко сну.
Лес, мне скучно, так скучно жалобилась Дурочка, и листы на землю звонче слов ее сыпались. Молчит Море, ничем его не пронять, спит, что медведь у тебя под кожею в стужу лютую.
Так бывает, Дурочка, ничего не поделать с ним, лучше мне помоги с одеялом, вот здесь, подержи за кончики.
Лес, ну что же ты! рассердилась Дурочка. Расскажи мне, как дальше быть? Мудрость твоя корнями в землю вросла, а мне теперь и спросить не у кого