Дыши - Барселоника 2 стр.

Антон верил во много ерунды но в Таро он не верил.

Увы, пользы от этого было мало, потому как в Таро верила Джанджа. Которая заправляла психикой Антона 24/7.

А когда такая важная фигура в твоей голове с улыбкой крутит в руках карту Смерти будь ты хоть трижды болваном, все равно поймешь, что дальше все будет много хуже, чем было до этого момента.

 Джанджа,  Антон вцепился в край стола, что позволяло чувствовать непреходящий, болезненный контакт с реальностью.  Я слишком молод, чтобы умирать.

Джанджа вытянула еще одну карту. На этот раз широкоплечего бугая-Императора.

 Цепляйся за его вайб, может, какой толк и выйдет. Memento mori, красавчик,  она отправила ему воздушный поцелуй, выцветая в пространстве.  Пойду поразмышляю на тему.

Не в силах сдержать волну паники, Антон вскочил с кресла и собирался вылететь из кафе. Только кофе ему не хватало!

Звук разбитой о кафель чашки, до боли схожий со звуком периодически ломаемого ему Джанджей хребта, немного вернул его на грешную землю.

Официантка пялилась сквозь него пустым взглядом, как марионетка подергивая головой и делая слабые попытки то ли разреветься, то ли уйти в психоз.

Шиза, накрывшая в этот раз не его, отчасти временно сняла тревогу Антона.

 В порядке?  пробормотал он с трудом.

Девушка все так же рассредоточено покачала головой.

Конечно, нет, идиот! Не видишь? У нее приступ.

Антон, сконфуженный собственной глупостью, наклонился, чтобы собрать осколки, что с его дрожащими пальцами и расфокусированным взглядом получилось далеко не с первой попытки.

Почему она продолжает стоять над ним? Могла бы помочь. Он уже уколол палец.

А вдруг она шизофреник?

 Ты тоже шизофреник?  Антон поднялся, вручая ей горку осколков.

Девушка хлопнула пару раз глазами. Удивление и обида в ее взгляде мгновенно вытеснили прежний ступор.

 Нет, конечно, придурок,  прошипела она, сжимая поднос, словно шею Антона.  Я всего лишь увидела призрак своей глупости в этих патлах.

Девушка развернулась и убежала.

Ну вот.

Он надеялся обнаружить союзника, а нажил очередного врага.

Это уже тянет на талант.

Антон некоторое время постоял, переминаясь с ноги на ногу. Может, ему следует найти ее и извиниться?

Разумеется, он не считал шизофрению оскорблением.

Раньше она и правда виделась проклятием хуже чумы. Но по прошествии долгих лет одиночества в собственном сумасшествии, что закончились приходом Джанджи и полной капитуляцией сил на сопротивление, шизофрения трансформировалась в нечто, что приходит вслед за принятием.

Фактом неидельности мира, что лишил иллюзий на спасение.

И тут внезапно такой подарок: другой псих на расстоянии пары залов кафе. Кто-то, кто может разделить его видение мира. Это вызывало восторг. Точнее ужас.

Антон спросил у подошедшей со шваброй сменщицы, куда делась ее подружка.

Официантка, сама на грани нервного срыва, сначала хотела заехать Антону шваброй в лоб, но затем вспомнила, что в день Гая Фокса все сумасшедшие святы и неприкасаемы. Поэтому раздраженно кивнула на дверь подсобки.

Несправедливо избежавший возмездия за грязный пол, счастливый святой помчался в указанном направлении.

В подсобке не горел свет. Антону это показалось добрым знамением: все адекватные люди, разумеется, не сидели бы в темноте. Значит, его новая знакомая и правда псих. Может, она сама еще об этом не знает.

Антон посчитал за священную миссию ее ненавязчиво к этой правде подвести.

Не так, как это когда-то сделала его мать. Вот уж хуже способа не придумаешь.

 Кто здесь?  прозвучал заплаканный женский голос из-за угла.

 Антон.

 Иди нахрен, Антон,  злобно пробормотал голос и затих в ожидании реакции.

Антон снова немного попереминался с ноги на ногу, не в силах ни уйти, ни остаться.

Его геройство и энтузиазм исчезли еще на входе. Задержись он здесь еще на пару минут при таком накале страстей спасать придется уже его.

 Хорошо,  кивнул он.

Но остался стоять на месте.

Девушка вздохнула и вышла из укрытия. Заплаканная ее физиономия в свете лампы из главного помещения больно кольнула Антона раскаянием.

Какой подонок, довел человека до слез.

 Прости.

 Ты все испортил, Антон,  снова вздохнула девушка, проходя мимо него в направлении выхода.  Теперь я испачкалась в эмоциях, и

Он порывисто потянулся и обнял ее, будто некая сила просто не оставляла ему шанса поступить иначе.

 Я просто хотел сказать, что ты не одна.

Это звучало глупо и нелепо. Наивно. Даже вычурно.

Не смог он придумать ничего более обнадеживающего и осмысленного, вот дурак.

Девушка вздрогнула, будто от удара, обернулась и уткнулась носом Антону в рубашку, нервно подрагивая.

 Спасибо,  промычала она едва различимо.

Жрица

Антон так никогда и не узнал, что сделал для меня в тот вечер. Что сказал, возможно, единственную фразу, способную на время унять агонию в сердце.

Иногда я хотела ему признаться. Будто бы между делом вставить свои пять копеек про то, что знаю, как обстоят дела во Вселенной. Что простые люди порой спасают жизни, усмиряют огонь не хуже пожарных.

Я всегда ощущала себя ему обязанной.

Но было в Антоне нечто, что мешало заговорить с ним на тему спасательства миров и жизней. Я не знала тогда, что это нечто зовут Джанджа. И что она ядовита для всех, кто находится во внешней реальности.

XXX

Он подождал, пока я переоденусь в нормальную одежду, и невпопад заметил, что мой наряд навевает ему мысли о торжественных процессиях. Я пошутила, что готовлюсь к своим похоронам. Мне была интересна собственная реакция на слова, которые еще час назад были не шуткой, а главным событием вечера.

Часть меня считала себя предательницей и трусихой. Другая с трудом сдерживала рвущуюся на физиономию счастливую улыбку и уже строила планы на покупку шато напару с Антоном где-нибудь на Лазурном берегу. Третья пока мудро держала нейтралитет.

Шутка про похороны не показалась Антону удачной. Он закашлялся. Хотя сначала я с ужасом решила, что он так по-старчески смеется.

Потом оказалось, у него приступ.

Пять минут спустя, когда мы, продрогшие, в полдвенадцатого ночи сидели на пороге старо-старинного здания на Сенной, Антон, отдышавшись, произнес то, что поставило крест на нашем прекрасном французском будущем:

 У меня тоже шизофрения.

Это не было фразой, которую я хотела бы услышать.

Святые индуистские коровы! Я будто попала в дешевую трагикомедию.

 Что значит тоже?  процедила я холодно.

Он правда считал меня шизофреником? Какое тонкое замечание.

Антон прикрыл рот ладошкой. По-моему, он таки понял, что ляпнул нечто неуместное. И я бы умилилась с его невинного детского жеста, не будь в этот момент возмущена до глубины души.

Дальше стало только хуже: его снова накрыл приступ.

Приступы у него были своеобразные: он обхватывал себя за лодыжки, прятал лицо в коленях и начинал неистово качаться.

Коровы! Лучше б я этот кофе ему на голову вылила и ушла, куда собиралась.

 Отведи его домой,  произнес Антон странным тонким голосом.  Он сам не дойдет.

 Мне что, его тащить?  возмутилась я.

 Бухарестская.

 Что?

 Улица,  Антона по-прежнему сковывал дикий озноб.  Спасибо.

Отвращение в ту же долю секунды сменилось на всеобъемлющее сострадание. Это произошло так внезапно! Вот только я хотела огреть его сковородой по башке как уже осознаю, что глажу спутанные волосы испуганного ребенка.

Младенцы они же как блаженные. Или наоборот.

Я помогу ему дойти до дома, решено. Он спас меня я спасу его. Вот бы только дождь не вернулся.

Я посмотрела наверх, на темные тучи равнодушного неба. По своду его в этот момент прошла замысловатая молния.

Я окончательно поверила в Провидение.

XXX

Антон очнулся в вагоне.

Справа от него как всегда сидела Джанджа.

Слева какая-то девушка с явным психическим отклонением на физиономии.

Он пялился на нее с минуту. Затем незнакомка сняла один наушник и сунула ему в ухо. В голове надрывно задребезжало.

 Шестая Чайковского,  пояснила она.  Самое печальное, что есть на этом свете. Хочешь порыдать?

 Мы знакомы?  Антон вынул наушник и удивленно уставился на собеседницу.

Девушка протянула ему руку.

 Лада. Я везу тебя домой.

Антон хотел было удивиться, но Джанджа его опередила:

 Я сказала ей, где ты живешь.

 Тратить последние деньги на такси ради тебя я не стала, так что обходимся бюджетными коммуникациями,  продолжила Лада.  Кстати, метро скоро закрывается, так что я готовлю тебя к мысли, что останусь ночевать у тебя.

 А девчонка-то не промах,  Джанджа зевнула и положила голову Антону на плечо.  Давай оставим ее у себя и сварим как-нибудь для подношений.

Антон сглотнул.

 Тебе нельзя оставаться со мной.

 Потому что ты псих?

Антон кивнул.

 Ты кидаешься в людей помоями?

Антон подумал и скромно покачал головой.

 Орешь благим матом? Угрожаешь выпрыгнуть из окна, если тебя не будут воспринимать как нормального мужика?

Он снова задумчиво покачал головой.

 Ну и,  Лада откашлялась.  Может, ты занимаешься онанизмом с собственным отражением?

 Нет,  буркнул Антон и отвернулся.

 Вот видишь!  Лада пожала плечами.  Ты гораздо меньший псих, чем большинство моих бывших!

Антон перевел удивленно-заторможенный взгляд с новой знакомой на Джанджу. Та выглядела не менее заинтригованной.

 Эка птица к нам попала,  забурчала она, брезгливо кутаясь в пальто.  Глядишь, теперь не отделаемся.

 У тебя, видимо, большой жизненный опыт,  пролепетал Антон вежливо.

 Я звала себя Жрицей любви,  важно кивнула девушка.  Потому что я уходила за мной всегда следовали, понимаешь? И я все хотела понять, как эта штука работает. Ну и, те, с кем я спала Мне нравилось, что часть их красоты и харизмы живет и во мне,  Лада отстраненно улыбнулась.  Потом, правда, у меня накрылся гормональный фон, и я чуть было не превратилась в Жрицу, которая постоянно жрет.

Антон сдавленно хмыкнул (он даже не знал, что еще так умеет) и поглядел по сторонам, потому что пялиться на Ладу в данный момент было все равно, что видеть ее голой. А Антон к таким откровениям был явно не готов.

Вагон практически пустовал. В противоположном конце его на сидениях спали два бомжа. Типичный такой питерский поезд в будний день ближе к полуночи.

Обычно в таких условиях у него моментально начинался психоз. Но таблетки он с собой не взял, разумеется.

Он же практически здоров.

Лада вышла из своей внезапной ностальгии, обернулась и уставилась на Антона долгим взглядом. Будто ела его мозг вприкуску с хлебом. Он даже слышал, как она чавкает.

 Я пошутила,  произнесла она наконец без улыбки.  Ты слишком странный, чтобы у тебя ночевать. Я и не собиралась.

Поезд остановился на очередной пустой станции.

Лада тут же встала и молча вышла из вагона.

Антон, по непонятной ему самому причине, без единой мысли в голове вышел вслед за ней.

 Клоун,  буркнула Джанджа.

Императрица

Меня преследовали только раз в жизни.

Какой-то местный сумасшедший, с черной от тяжести кармы кожей, насквозь пьяный, но от этого не лишенный, увы, возможности, перемещаться. Я подхватила его на хвост где-то на Конюшенной.

Он то обгонял меня, то отставал, постоянно махал руками, но ни разу не сказал и слова. В какой-то момент мне надоело скрываться от него в магазинах, нервы на тот момент уже давно были так себе. Я просто остановила ближайшего мотоциклиста и попросила его довезти меня до Васильевского острова. Или куда угодно. Алкоголик проводил нас взглядом побитой жизнью псины.

В тот момент я поняла, что у некоторых жизненных историй нет ни начала, ни смысла.

И вот я снова бреду по пустому ночному проспекту.

Продрогшая и с очередным психом на хвосте. Я с разочарованием подумала, что жизнь меня ничему не учит.

Антон догнал меня и пошел рядом.

Погода располагала к молчанию. Было холодно, ветрено и промозгло. Типичный Питер, нетипичный ноябрь.

 Куда ты идешь?  спросила я пространство.

 Я провожаю тебя до дома,  ответило пространство робким мужским тенором.

Будто сомневалось, что ему позволено подавать голос.

 А кто тебе сказал, что я иду домой?

Антон нахмурился.

 Но ведь сейчас слишком холодно, чтобы идти куда-нибудь еще, разве нет?

Он был слишком умен для шизофреника. Хотя я понятия не имела об умственных способностях этого подвида.

Но все равно: он был умен достаточно, чтобы не считать его обреченным. И красив, блин, как мужская версия Секретов Виктории.

Я словила себя на мысли, что опять вдалеке вижу очертания французского шато. Красивого такого, с фахверковой крышей.

Может быть, я все-таки исцелю его? Поцелую, как лягуху и он станет обыкновенным принцем, а не чокнутым.

 Насколько ты болен?

Антон вздрогнул.

Я скосила взгляд.

Он тряс головой, будто в атаке. Или будто снова разговаривал с кем-то невидимым, как тогда в кафе.

Я даже не знала, какой из вариантов мне кажется более криповым.

 Ты собираешься отвечать или как?

Антон повернулся ко мне затравленным взглядом, откашлялся и замолчал.

Потрясающе.

Я вздохнула.

 Собственно, насколько знаю, шизофрения неизлечима.

 Мы так не считаем,  пробурчал он мрачно.  У нас есть план. План выздоровления. Мы почти у цели.

Вот какой поворот. Они, видите ли, почти излечились.

Происходящее носило какой-то шизонутый характер, другого слова подобрать не удавалось.

Я покрепче закуталась в пальто и ускорила шаг. Точнее вообще побежала. Просто медленно. Чтобы не слишком демонстрировать свою панику одному рядом идущему психу.

Псих, конечно, тоже побежал.

Конечно. Я когда-то мечтала, чтобы он за мной бегал. Больше никогда ни о чем мечтать не буду.

 Почему ты так быстро идешь?  спросил Антон, обгоняя меня.  Пожалуйста, прекрати. Я изо всех сил стараюсь быть нормальным.

 Иначе что? Уйдешь в психоз?

Я притормозила, сделав вид, что обеспокоена его судьбой. Но вдалеке на горизонте уже забрезжил способ побега. Не сказать чтобы гениального. И уж точно не благородного.

Но камон, он говорил о себе во множественном числе. Так поступают только конченные психи!

Антон не ответил и остановился, тяжело дыша и ухватив себя за волосы.

Мне бы убежать подальше в этот момент но нет. Я была глупа, как прародительница моя Ева, искушенная белобрысым змеем.

 Ты это я помедлила, не уверенная, что он вообще меня слышит.  Ты того Когда про голову говорил и сказал «Мы» Ты же имел в виду психиатра своего, да?

Пожалуйста, идиот, скажи «да».

 Нет,  выдохнул Антон и отвернулся.

 А кого?  не унималась я.  Своих друзей? Своих субличностей? Ты как тот парень из Америки, да? У тебя в голове куча народа, и ты с ними обсуждаешь очередное убийство?

Антон поднял на меня удивленный взгляд, полное значение которого считать я не смогла. Что-то среднее между надеждой и обидой. А может, ему было плохо и он надеялся, что я оставлю его в покое.

Но он не знал обо мне одной вещи.

Я сама ее узнала о себе в полной мере только в тот вечер, наблюдая уже который час душевные страдания этого относительно юного Вертера.

Она была очень не очень, эта моя черта характера, будем откровенны. Я прятала ее ото всех живых в дальний ящик своих скелетов. Каждый раз скромно приваливалась сверху и ждала, когда разговор пройдет мимо.

И черта спокойно плавала себе в формалине, никому не мешая, пока очередной знакомый в пьяном угаре не наступал на нее, эту мою любимую мозоль, со всей силы своих манипулятивных истерик.