Слова стали расплываться под его пристальным взглядом. Дункан сел на кровать, и во второй раз за этот день его сердце настолько переполнилось эмоциями, что он как бы перестал что-либо видеть перед собой.
Глава 13
Дункану, спешащему ввечеру из клиники к дому декана Инглиса, казалось, что годы учебы в колледже пролетели так же быстро, как листья, сорванные порывом осеннего ветра. Теперь он был студентом пятого курса, и предстоящей зимой ему надлежало сдать последний экзамен. Через каких-то несколько недель он станет врачом!
Борьба за выживание оставила на нем свой отпечаток. Вначале он зарабатывал на жизнь работой в местном магазине. В конце концов ему пришлось подавить свою гордость и принять предложение декана. Вот уже три года, после занятий, он прислуживал в доме Инглиса. Сам Инглис стал ему нравиться. Под защитной официальной оболочкой маленького декана скрывалась застенчивая, насмешливая сердечность. Однако миссис Инглис была женщиной злой, властной, доводившей Дункана до белого каления, а зарплаты едва хватало, чтобы платить за квартиру и поддерживать дух и тело.
Войдя в дом декана через заднюю дверь, он сменил куртку на фартук в синюю полоску и приступил к своей обычной рутине: колол дрова, наполнял водой ведра, драил кухню, топил печь в подвале. Он был на кухне, когда вошла миссис Инглис, полногрудая, агрессивная, в пышном наряде.
Стирлинг, я хочу, чтобы ты в гостиной разжег камин.
Будет сделано, миссис Инглис.
Она пристально посмотрела на него. Он ей не нравился.
И поскорее. У меня в гостях моя племянница.
Он уже привык к мелким унижениям, которым она подвергала его. Взяв ведро угля и щепу для растопки, он прошел в гостиную. Там сидела с книгой на диване Маргарет Скотт.
При виде ее он замер, только его привыкшее терпеть истомившееся сердце рванулось к ней. Поначалу она не поняла, кто перед ней.
Затем она воскликнула:
Дункан, ты!
Недоумение ее сменилось веселым звонким смехом. Наконец она выдохнула:
Ой, прости меня, пожалуйста. Я и не знала, что ты тут вторая горничная!
Я и первая, и вторая, вместе взятые!
К этому моменту он уже пришел в себя. Одарив ее спокойной улыбкой, он прошел к камину и начал разводить огонь.
Задумавшись, она склонила голову набок и попыталась осмыслить услышанное.
Ты изменился с тех пор, как я видела тебя в последний раз.
Для этого были причины.
Буквально на днях мой отец вспоминал тебя. Он говорил с Джо Овертоном о большой электростанции, которой они занялись наконец. Каким-то образом всплыло твое имя. Тебя почти не видно.
Огонь теперь горел ярко. Дункан выпрямился. Ее легкомысленное замечание внезапно породило безрассудную идею.
Совершенно верно, торопливо сказал он. Я не видел тебя целую вечность, Маргарет. Не могла бы ты не могла бы ты заглянуть ко мне завтра на чай?
Она была откровенно озадачена.
Куда? Туда, где ты живешь?
Он кивнул.
Она не могла толком понять его. И все же она подумала, что, в конце концов, было бы забавно встретиться с этим странным парнем у него дома. Несмотря на всю эту нелепость, он изменился до неузнаваемости.
Завтра я не смогу прийти, сказала она. Я встречаюсь с доктором Овертоном.
Он молчал. Больше, чем когда-либо, имя Овертона вызвало в нем приступ враждебности. С тех пор как Дункан успешно сдал экзамен на стипендию Локхарта, этот человек изо всех сил старался игнорировать его или, в тех редких случаях, когда они встречались, относился к нему с преувеличенным презрением.
Но я могла бы через день, сказала Маргарет.
Дункан все еще сиял от счастья, когда в тот вечер добрался до своего жилища. Взбежав по лестнице, он резко остановился на площадке второго пролета. Кто-то играл на рояле. Должно быть, прибыл новый жилец, о котором говорила миссис Гейт. Дункан стоял в тени лестничной площадки, прислушиваясь. Это была действительно прекрасная игра, какой ему еще не доводилось слышать. В обычной ситуации он бы постеснялся пойти на это, но сегодня его счастье преобладало над сдержанностью. Он постучал в дверь и, услышав «войдите», повернул ручку.
Я случайно проходил мимо и подумал, что мне лучше представиться. Вы доктор Гейслер, не так ли? Я Дункан Стирлинг я живу над вами.
Продолжая играть, женщина за маленьким роялем повернула голову и посмотрела на него. Ей было лет двадцать восемь. Горестный взгляд ее темных глаз на бледном, довольно простом лице был странно вызывающим. На ней была хлопчатобумажная блузка в бело-голубую полоску с открытым воротом и синие брюки. На босых ногах старые красные сафьяновые тапочки. Ее наспех причесанные черные волосы выглядели столь же хаотично, как и ее одежда. Никогда еще ему не встречалась женщина, настолько лишенная элементарной женственности. Как если бы она сама решила полностью избавиться от обаяния.
Она доиграла до конца музыкальную фразу и внезапно встала.
О да, холодно ответила она. Несравненный студент-медик! С тех пор как я приехала, только и слышу дифирамбы миссис Гейт в твой адрес.
Он рассмеялся, затем оглядел комнату, которая, несмотря на простую обстановку, выглядела необычно: картина над камином нечто охристо-зеленое, блестящее кремовое покрывало из атласа на диване, рояль. Странно было увидеть подобное под этой скромной крышей.
Он не смог удержаться от замечания:
А вы украсили комнату. Полагаю, это ваши вещи?
Выражение ее лица снова стало жестким.
То, что от них осталось.
Он отвел взгляд. Он уже знал, что она была австрийской беженкой из Вены, поступающей в университетскую клинику врачом-ортопедом в рамках новой программы оказания медицинской помощи, организованной Советом Фонда Уоллеса.
С холодным цинизмом она продолжила:
Когда хочешь покинуть страну, устроит любой вариант.
Да, согласился он. Видимо, так и есть.
Мне нравится этот старый дом, сказала она через мгновение. Огромное отличие от новой Вены.
Она покачала головой, как бы прогоняя воспоминание.
Тебе не помешает мой рояль?
Нет-нет, поспешил он ответить. Мне нравится. Какой прекрасный мотив вы играли, когда я вошел.
Мотив? передразнила она его, слегка приподняв брови. Да, это был Шуман, бедный маленький человечек. Он умер, как и многие из них, в сумасшедшем доме.
Она запрокинула голову, устремив взгляд в потолок. Выражение лица было неясным, пальцы мягко перебирали клавиши.
Музыка! Это наркотик! Вот что она для меня. Заходи и отведай его в любое время, когда ты не слишком занят. Меня не надо бояться.
Он был отпущен, резко и безучастно. Но, как ни странно, в ее словах не было ничего язвительного.
Спокойной ночи, доктор Гейслер, сказал он. Надеюсь, мы будем друзьями.
Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как ее музыка каким-то гармоничным потоком струится за ним.
Глава 14
Настал час визита Маргарет. Дункан позаимствовал у миссис Гейт новую белую скатерть и вазу, в которую поставил несколько белых роз. Для своей гостьи он купил печенье, торт и банку клубничного джема. Его бюджет, рассчитанный до фартинга, треснул под бременем таких расходов. В отчаянии он даже пошел к ростовщику и заложил отцовские часы с цепочкой прощальный подарок старика.
Когда он в последний раз осматривал свои приготовления, на лестнице послышались быстрые шаги Маргарет. Мгновение спустя она появилась, изящная в короткой норковой шубке, модной шляпке и муфте из того же роскошного меха. Ее щеки разрумянились от холодного восточного ветра, глаза искрились жизнью.
Какая странная маленькая комната! заявила она, небрежно подавая ему руку и осматривая обстановку, комично сморщив носик. Ты действительно здесь живешь? Тут и кошке тесно.
У меня нет кошки, счастливо улыбнулся он.
В ее присутствии комната наполнилась светом. Налив чай и подав ей чашку, он искренне признался:
То, что ты сюда пришла, для меня великое событие, Маргарет. Я не могу передать тебе, как много это значит Он замолчал. Но не буду надоедать. Хочешь торта?
Ты мне не надоедаешь, Дункан. Я люблю красивые речи когда они обо мне! Но можно я не буду пробовать торт? Йэн доктор Овертон вчера вечером прочитал мне такую мрачную лекцию об углеводах. Довольно подло с его стороны, притом что он угощал меня омаром и шампанским! Но ты собирался сказать что-то приятное обо мне, продолжила она. Что именно?
О, ничего
Пожалуйста.
Ну, поколебался он. Просто я всегда хотел сказать тебе, каким источником вдохновения ты была для меня все годы, пока я корпел над учебниками в этой унылой комнатушке.
Ты ангел! явно довольная, воскликнула она. Налей мне еще чая и расскажи все поподробнее.
Его наполнило сияние. Свидание проходило лучше, чем он смел ожидать. Он взял у Маргарет чашку, и, когда стал наполнять ее, в дверь громко постучали и раздался голос:
Ты дома, Дункан?
Наступила напряженная пауза.
Кто там? наконец спросил он, в глубине души уже зная ответ.
Твой отец пришел повидаться, сказала Маргарет.
Глава 15
Его отец! Вот уж кого Дункан здесь никак не ожидал. Когда он неохотно поднялся, дверь распахнулась, и в комнату, пошатываясь, вошел Длинный Том, сопровождаемый Растом. Длинный Том был пьян, и на его расплывшемся, как полная луна, счастливом лице была написана безмерная любовь к сыну.
Как дела, мой мальчик? икнув, ласково спросил он. У меня была возможность приехать сюда на однодневную автобусную экскурсию. Я не мог устоять. Последние месяцы я так скучал по тебе!
Подойдя ближе, он заключил Дункана в объятия. При этом Раст, вне себя от радости, стал прыгать вокруг своего хозяина.
Маленькая комната не была рассчитана на такое столпотворение. Одно неловкое движение Длинного Тома и ваза с розами оказалась на полу, разбитая вдребезги.
Господи, спаси и сохрани! оглянулся Длинный Том, слегка протрезвев от грохота. Я не знал, что у тебя гости. Клянусь всеми силами, это вы, мисс Маргарет! Горжусь и польщен встречей с вами!
Он протянул руку.
Она презрительно проигнорировала его.
Сядь, отец. Сгорая от стыда, Дункан взял отца за руку и подвел его к стулу. Выпей чая.
Чая? весело рассмеялся Длинный Том. У меня есть кое-что получше. Дружески подмигнув Маргарет, он достал из кармана брюк бутылку. Ваше здоровье, мисс.
Боюсь, мне пора идти, сказала Маргарет и принялась натягивать перчатки.
Останься, пожалуйста, взмолился Дункан, не скрывая своего огорчения. Отец, все-таки попей чая, повернулся он к отцу.
Говорю тебе, я не хочу никакого твоего чая, Дункан. Я бы предпочел поговорить с твоей гостьей.
Маргарет поднялась.
Не уходите из-за меня, расстроенный, воскликнул Длинный Том.
Дабы выразить свое несогласие, он попытался остановить ее рукой. Это был роковой жест. Задев чашку, которую держал Дункан, старик плеснул чаем на шубку Маргарет.
В комнате воцарилась тягостная тишина, Маргарет побледнела от гнева и досады. Дункан в смятении словно остолбенел.
О Маргарет, сказал он. Я виноват.
Чего и следовало ожидать! огрызнулась она. Я пришла сюда, чтобы пить чай, а не для того, чтобы пьяный грубиян вылил его на меня!
Что ему оставалось? Разрываемый двумя привязанностями, Дункан мог только молча желать одного провалиться сквозь землю.
Возможно, Маргарет даже сочувствовала ему, но при этом не могла удержаться от злого сарказма:
Спасибо за поистине очаровательный вечер. Все было просто восхитительно!
Затем она исчезла.
Длинный Том, хмурый и сбитый с толку, сделал еще глоток, дабы прийти в себя.
Думаю, ты не очень-то рад меня видеть, сынок, заметил он.
Ты же знаешь, что я рад, папа, поспешно заверил его Дункан. Это именно так. Но что толку?
Ты вполне мог бы сказать, в чем толк, тяжело вздохнул старик. О Господь на Небесах, зачем я вообще приехал? Я здесь никому не нужен. Мой собственный сын стыдится меня.
Отец, рассердился Дункан, его терпение иссякало, тебе пора отоспаться!
Он взял старика за плечо и помог ему добраться до кровати. Длинный Том поморгал, глядя на Дункана, и зевнул, затем попытался что-то сказать, но внезапно заснул.
Дункан с жалостью смотрел на спящего отца. В его смятенном сердце внезапно вспыхнуло чувство, что он получил по заслугам за то, что заложил часы отца!
Дункан устроил его поудобнее, а затем с диким желанием забыться вышел из комнаты.
Глава 16
Спускаясь по лестнице, он увидел, что этажом ниже дверь открыта, и голос доктора Гейслер остановил его:
Это ты, Стирлинг? Постой минутку.
Я ухожу, грубо ответил он.
Куда? Придерживая полы длинного серого халата, который был на ней, доктор подошла к освещенному дверному проему.
Я не знаю.
Выражение ее лица не изменилось.
Заходи и составь мне компанию.
Он неохотно вошел.
Ну и вечеринка была у тебя наверху, сказала она. Я видела, как спускалась твоя подружка.
Она замолчала.
Он резко рассмеялся и, повинуясь импульсу, несколькими едкими штрихами обрисовал ей ситуацию.
Ну-ну, прокомментировала она. Ей не из-за чего было скандалить! Скажи, ты сердишься на своего отца?
Нет, только на себя. Вероятно, это все моя собственная неуклюжесть! Чего можно ожидать от однорукого глупца?
Ну же, не раскисай. Оно того не стоит.
Она подошла к роялю. И пока он сидел перед ее теплым камином, она играла ему. Сначала, словно охваченная ностальгией, она исполнила лирические пьесы и вальсы своего любимого родного города. Затем она стала исполнять Четвертую симфонию Чайковского. Постепенно, по мере того как проникновенные гармонии наполняли комнату, а в камине перебегал, мерцая, огонь, он почувствовал, как им овладевает спокойствие. И когда она закончила, он ощутил мир в душе.
Теперь ты хочешь уйти? спросила она.
Нет, к вашему сведению! Я хочу двигаться дальше, делать что-то оставить свой след в медицине.
И что? Тебе интересно заниматься своей работой?
Ужасно интересно, ответил он, глядя, как она приближается. Вы прекрасно играете.
Это полезно для моих пальцев, делает их сильными, гибкими. Она села в кресло у камина. Не забывай, я хирург.
Он вскинул голову.
Я чуть не забыл, признался он. И продолжил: Хотя, на самом деле, ваша фамилия не выходит у меня из головы. В Австрии есть очень известный доктор Гейслер доктор Анна Гейслер. Написала замечательный учебник по современной хирургии. Вы не родственница?
Не совсем. Она невозмутимо закурила сигарету. Это я доктор Анна Гейслер.
Сначала он подумал, что она шутит. Затем, поскольку безразличие, с которым она призналась в авторстве, убедило его, он был ошеломлен. Это она блестящая Гейслер из Гейдельберга и Вены!
Боже милостивый, пробормотал он, запинаясь. Я здесь что-то из себя изображаю, а вы ваша работа известна во всем мире.
Ты мне льстишь, сказала она.
Нет, нет. Я просто потрясен!
Она изучала тлеющий кончик своей сигареты:
Это ничто по сравнению с тем, что я готовлю. Когда я отработаю здесь эти двенадцать месяцев, Комиссия через твоего друга декана Инглиса пообещала мне отличный шанс в Эдинбурге, в Фонде Уоллеса! Тогда они услышат обо мне. Она резко повернулась к нему. Если у тебя на завтра нет ничего получше, почему бы тебе не прийти и не посмотреть, как я оперирую?
Я бы хотел этого больше всего на свете, нетерпеливо сказал он.
Она кивнула, не вдаваясь в дальнейшие подробности. Затем встала и в халате, полы которого волочились по полу, пересекла комнату:
Я голодна. И я не повар, к несчастью! Но с помощью Гиппократа я собираюсь сотворить два достойных сэндвича.
На деле же, помимо сэндвичей, она организовала кофе и банку корнишонов. Они ели, сидя на коврике у камина, обсуждая технические тонкости своего ремесла. Ее начитанность, острота ее знаний поразили и глубоко впечатлили его.