Для наших мышкинских краеведов этим уже всё сказано, они прекрасно знают весь жизненный путь и добрые дела нашего замечательного земляка Но наша книга (как и всякая другая о русском прошлом) может оказаться Бог знает в какой отдаленности от наших родных мест, и её «иногородний» читатель может быть в недоуменном незнании как о нашем достойном земляке, так и о его роде. А стало быть, не сможет себе ясно ответить на вопрос, как и почему он оказался не вдали от царского трона и почему его потомок вошел в число приятелей царского сына?
А чтобы такая неясность не возникла, мы кратко расскажем и про всех Опочининых, и про связи с нашим краем, и, конечно, о само́м друге детских лет русского императора.
В «Описании архива помещиков Опочининых», найденном рыбинской исследовательницей Ю. Чубуковой указано, что этот «старинный род насчитывает в своей родословной 238 представителей и известен с XV века». К упоминанию о том, безмерно далеком сведении можно добавить, что там чуть слышен самый первый известный нам человек некий Семен Опочинин. От этого служивого человека к его потомку Василию перешло поместье на речке Святице. И за Василием в 1622-м и 1637 годах значатся хорошо знакомые мышкинцам селения Бывалищи, Каюрово, Текусеино
Да, с XVIII века все они относились к Мышкинскому уезду и памятны нашим краеведам многими примечательными именами, средь которых самое знаемое это, конечно, Петр Арсеньевич Смирнов, водочный «король» России. Но не станем спешить, и из яркого победами и именами XIX столетия, куда мы лишь заглянули, возвратимся в отдаленный век XVIII, где слышны слабые, но отчетливые весточки об Опочининых. Упоминается, что уже тогда их было несколько человек, например, возле владений Василия древние грамоты называют и поместье его родственника Степана. А о самом Василии документы скорбно вещают, что он на царской службе убит в сражении под Чигирином. Что ж тут сказать за данное царем-батюшкой поместье, за возможность прокормить семью дворянину надо было служить до самой смерти. А она многих заставала в боях и в походах
Но вот его родственник Степан оказался посчастливей и свою жизнь при царской службе сохранил, да и по служебной лестнице шибко приподнялся в 1685 году он был воеводой в Переславле-Залесском. И вот именно он и получил за свою верную службу усадьбу Шишкино, ставшую родовым гнездом всех наших Опочининых.
Служба его успешно продолжалась, есть упоминание, что в 1710 году он занимался описанием Мологского стана Угличского уезда. И об отдаленности его служебной карьеры да и всей судьбы говорит и то, что кроме Шишкина с окрестными деревнями, он имел поместье на недальней от Мышкина реке Посне, какие-то владения села Богородского и деревни возле Углича. Можно полагать, что это был энергетический и предприимчивый человек, потому что он много хлопотал по обмену и приобретению земли в разных ярославских и тверских местах.
А XVIII век являет нам уже многих и многих Опочининых: от некоего «артиллерии ученика» Алексея до вполне авторитетного майора Василия, немало повоевавшего и даже помаявшегося в шведском плену. Все Опочинины того громкого и грозного века это люди долгой и строгой царской службы. Чины и звания у них самые разные. Тут и какой-то совсем не значительный «унтер-цейхвахтер», но тут же и весьма солидный генерал от инфантерии, и Тифлисский комендант Алексей Опочинин, и Михаил Опочинин, даже и президент Берг-коллегии!
И с этих лет идет непрерывное возвышение рода, Опочинины уверенно поднимаются по служебной лестнице. Александр Опочинин начинал службу в 1732 году и нес её до 1770 года, получив высокий чин генерал-поручика.
А в 1779 году пришел в мир земной и самый успешный и громкий среди тогдашних Опочининых. Это Федор Петрович Опочинин. Он служил в армии с 1784 года, служил успешно и славно. Отлично заявил о себе в печально знаменитом сражении при Аустерлице. Прекрасные перспективы открыла ему служба при дворе; он стал адъютантом и личным другом великого князя Константина Павловича, наследника русского престола. Казалось, блестящая военная карьера стопроцентно обеспечена! Но неожиданно для всех близких он в 1808 году подал в отставку
А нужно напомнить, что не только служебные, а и семейное положение этого человека к тем дням было завидным: он породнился с Голенищевыми-Кутузовыми, женившись на младшей дочери Михаила Илларионовича Кутузова. Полководец весьма симпатизировал зятю, высоко оценивая его служебные способности и очень расстроился, узнав о его отставке. Он немалой печалью отозвался об этом: «Не знаю, что сказать Жаль в такие молодые леты себе затворить карьеру»
Но оказалось, что она только ещё начиналась. Правда, уже не военная, а гражданская. Но великолепная! Он дослужился до чина тайного советника и стал обер-гофмейстером Высочайшего Двора. А список его прочих должностей тоже впечатляющ: Президент Гоф-Интендантской конторы, член комиссии по строительству Исаакиевского Собора, член Попечительских советов обществ Презрения ближних И наконец, член Государственного Совета России. Он ушел из жизни в 1852 году, оставив у современников высокие мнения о себе, убедительно звучавшие, например, в таких отзывах:
«Он играл видную роль при Дворе»
«Это был человек энергичный и разносторонний».
«Он был в близкой дружбе с цесаревичем и вел с ним большую переписку»
А наши современные исследователи, как это мы уже отмечали, отзываются о нём как о «самой яркой и видной фигуре в роде Опочининых».
О славном и видном положении Федора Петровича говорят и его многочисленные и весьма достойные ордена орден Александра Невского, орден Белого Орла, орден Анны I степени с алмазами, орден Владимира II степени, орден святого Георгия, прусский орден «Достоинства», саксонский «За гражданские заслуги» большого креста, вюртембергский «Фредерика большого креста», гессенский «Людвига большого креста». И ещё одна российская награда Знак за беспорочную службу.
Впрочем, и его супруга Дарья Михайловна (урожденная Голенищева-Кутузова), имела высокое награждение, она являлась кавалерственной дамой ордена Святой Екатерины.
Вот в этот период истории рода и утвердилось его достойное положение при дворе, которое сохранялось всегда. И на его прочность не повлияли даже серьёзные «помарки» в судьбе некоторых его людей. И одна из таких «помарок» была более чем серьёзной!
Если, например, Михаил Опочинин допустил растрату казенных денег и поплатился за это лишением дворянства, то Ипполит Опочинин «отличился» куда более опасно!
Ипполит Александрович Опочинин подпоручик, адъютант генерала (своего отца, Александра Васильевича) в возрасте семнадцати лет имел страшную дерзость: в кругу своих знакомцев объявлять себя «сыном императрицы Елизаветы Петровны и английского короля!» Вот как
Конечно, Россия знавала немало всяких отважных самозванцев, в том числе и присваивающих себе якобы очень высокое происхождение, но «сын короля и императрицы» это уж, как говорится, из ряда вон! И в доносе на самозванца значатся и ещё более страшные слова: «говорил, что может статься, что и я буду императором!»
После таких слов с высот императорского российского трона должна была гроза разразиться и изничтожить дерзкого молодца. Но приговор 1777 года хоть и был суровым, но отнюдь не самым страшным. Ипполита Опочинина за его «зараженный буйностью и бесстрашием дух» постановили сослать на Иртышскую пограничную линию, сохранив его офицерский чин. Там он и служил семь лет.
Куда страшней оказалась участь его «сообщника» Ильи Батюшкова, которого в оковах сослали на вечное пребывание в заполярной Мангазее для употребления на тяжелые каторжные работы.
Что спасло Ипполита Опочинина от заполярной каторги? Наверное, это была безупречная служба его отца, генерал-майора, депутата комиссии Уложения. Через семь лет отец даже смог вызволить его из Сибири и вернуть домой жить в своих деревнях. Но, должно быть, сибирская служба тяжко отразилась на его здоровье, и он вскоре «умер в деревне своего отца». Об этом в столицу сообщил ярославский наместник Алексей Петрович Мельгунов, которому было поручено присматривать за несчастным претендентом в императоры.
Как видим, в истории рода бывали и непростые годы. Но они не оказали плохого влияния на его уверенное возвышение.
И в XIX столетии фамилия достигла новых успехов, и в первую очередь это связано с Константином Федоровичем Опочининым. Он родился в 1808 году, имя мальчик получил в честь великого князя, светлейшего друга своего отца. Находясь на службе с 1820 года, Опочинин дослужился до звания полковника и придворного чина флигель-адьютанта и был весьма способен и на дальнейшее продвижение в чинах и званиях. Но очень ранний уход из жизни (в сорок лет) остановил его прекрасные успехи.
Впрочем, и за свою недолгую жизнь он сделал немало и оставил о себе яркое впечатление и благодарные воспоминания современников. Он был весьма достойно и счастливо женат, его супругой стала дочь генерал-лейтенанта, коменданта Петропавловской крепости И. Н. Скобелева. Фрейлина Высочайшего дворца Вера Ивановна. Женщина высокой души и благородных поступков.
Должно быть, супруги очень подходили друг другу, будучи весьма расположены к жизни в культурном обществе, и именно при них в высшем свете глубоко укоренилось представление о фамилии Опочининых как о содружестве просвещенных людей, чей дом это очаг интеллигентного общения и теплой преданности культуре.
Глава семьи, Константин Федорович, в 1830-е годы участвовал в военных действиях на территории Польши при подавлении польского восстания, а потом служил в Конногвардейском полку. А стало быть, это время его жизни проходило в столице. И его дом был всегда открыт для просвещенных людей.
Исследователи истории семьи особо отмечают, что род Опочининых «известен не своей знатностью, а культурностью, любовью к званиям, к искусству и любовью к археологии. Сам дом их уже свидетельствует об интересах его обитателей коллекции фарфора, хрусталя, оружия, библиотека». (Кстати, о «доме»: все Опочинины, кроме Александра, всегда жили в Петербурге на Набережной Мойки.)
Вот здесь они и принимали своих многочисленных гостей, многие из которых были людьми высокого творческого труда. Может быть, среди них стоит особо отметить композитора Мусоргского. К Опочининым Модеста Петровича ещё совсем юным ввела его матушка Юлия Михайловна, и здесь он нашел и близкое дружество, и тонкое взаимопонимание, и прекрасную атмосферу для творчества.
Стасов об этом сказал замечательно точно: «Ничто не могло быть благоприятнее той обстановки, в которой находился Модест в продолжение всего периода, когда он сочинял своего Бориса»
Добавим к этому, что Модест Петрович все эти годы не просто бывал у Опочининых, а постоянно жил у них. Отношения были едва не родственными, ведь его матушка с давних пор дружила с Надеждой Петровной Опочининой, а семьи Опочининых и Мусоргских хорошо знали друг друга ещё чуть не издревле, их предки это наши ярославские дворяне, чьи владения находились недалеко от Мышкина. (Мусоргским принадлежало село Большое Ивановское в пяти верстах от Мышкина, а Опочининым большая группа селений в рождественской округе, из которых древнейшее владение это село Кузьмадемьян.)
У Модеста Петровича сложились самые добрые отношения со всеми Опочиниными, и с шестью братьями, и с сестрой их Надеждой. А наиболее теплыми они были с Александром Петровичем и Владимиром Петровичем. Да и могло ли быть иначе? Ведь контр-адмирал А. П. Опочинин интересен отнюдь не только успешной военной карьерой, а и своей большой музыкальностью. Этот представитель семьи Опочининых обладал прекрасным голосом, его бас высоко оценивали знатоки пения. Он был своим человеком в музыкальной жизни столицы, известна его близость с композитором А. С. Даргомыжским и хорошее знакомство с М. И. Глинкой.
Потом, когда Александр Петрович жил в Инженерном замке, то Мусоргский поселился у него, завершая работу над оперой «Борис Годунов». Александр Петрович создал другу самые лучшие условия для творческой работы, предоставив ему полный покой, свою богатую библиотеку и свою верную дружбу.
Возвратимся к свидетельству Стасова: «У Опочининых по субботам собирался весь музыкальный и литературный цвет Петербурга. Музыка в кружке Опочининых занимала большое место. Вдохновителем и руководителем музицирования на опочининских советах всегда был Мусоргский». А так сказать, хозяином суббот всегда оставался Александр Петрович. Он тактично руководил всем ходом вечера, и мог порадовать гостей своим певческим мастерством. (Кстати, Мусоргский посвятил другу несколько своих романсов. Но ещё больше его музыкальных произведений было посвящено Надежде Петровне, женщине музыкальной и обаятельной Мусоргский обожал её ещё со своей юности)
Опочинины, где бы они не находились (не только в столице) всегда оказывались непременными участниками музыкальной и в целом культурной жизни. Так А. Г. Рубинштейн, приехав в далекий Тифлис, вошел в добрые отношения с П. А. Опочининым поэтом, литературным критиком, журналистом и редактором газеты «Кавказ». Этот многогранно одаренный человек был большим поклонником музыки и сам создавал музыкальные произведения. Не случайно его прощальным подарком Рубинштейну стало не что иное, как музыкальная миниатюра!
А вот другой пример хорошо известный исследователям представитель рыбинской ветви Опочининых Евгений Николаевич это писатель, хорошо ведомый известным столичным литераторам, журналист и коллекционер странных вещей и особенно книг. Не случайно исследователи отмечали особую склонность Опочининых к «археологии». Напомним, что археология в тогдашнем понимании это вовсе не только поиск в земле материальных остатков старины. Это понималось как собирание любых старинных вещей, а в первую очередь книг и рукописей.
Но возвратимся к петербургской жизни Опочининых, прямых предков нашего земляка Федора Константиновича.
Мы уже рассказывали о том, что их дом всегда был открыт для широко культурного общества. Но и они сами в не меньшей мере бывали охотно принимаемы в других просвещенных собраниях столицы. Так, например, сам Константин Федорович часто бывал у Карамзиных. И хозяйка салона С. Н. Карамзина вспоминала об этом госте как о «замечательно приятном и остроумном».
А другой её отзыв о нём же ещё более замечателен и интересен: «Я не знаю другого русского офицера, который бы соединил в себе столько природного ума с тонкой общей просвещенностью. Такую начитанность с легкостью в разговоре». Этот чудесный отзыв увековечен в сборнике «Пушкин в письмах Карамзиных» (18361837 г.)[1].
Константин Федорович был хорошо знаком с Пушкиным. А ещё более близок с Лермонтовым. Дружба его с Михаилом Юрьевичем являлась общеизвестной, они много и разнообразно беседовали, много играли в шахматы и обменивались впечатлениями о жизни высшего света.