Поднявшись по ступеням лечебного заведения, почувствовал, что мышцы ног стали ватными. Шагал неуверенно. Меня напугала тишина больницы. Ни один человек не попался на встречу. Пройдя в палату, я остановился в испуге. Тишина накрыла, страх проник в каждую клеточку организма. Я вздрогнул и резко обернулся, услышав противный скрип сзади открылась дверь. На пороге стоял человек в белом халате.
Вы кого-то ищите? строго спросил врач.
Я назвал фамилию и номер палаты.
Так он умер. Только что тело перевезли в морг.
Прекратите немедленно! взорвался я. Хватит врать! Умер? Не верю! Я прекрасно знаю, что такое первая стадия рака. Опухоль не более трех сантиметров, расположена в одном сегменте легкого или в пределах сегментарного бронха. Метастазов нет. Ничего хорошего, но пока это не смертельно.
Врач устало посмотрел на меня.
Вы хотя бы знаете, где находитесь? спросил он.
В больнице!
Это не больница, будто стесняясь, сказал врач. Это забвение.
Да какого черта!
Успокойтесь, успокойтесь. Врач замахал руками и приблизился ко мне. Прилягте. Отдохните, ради бога.
Какой бог! Его нет! Но я все же подчинился и, вытянувшись на кровати, тупо посмотрел на серый потолок с желтыми пятнами.
Врач, придвинув стул, сел рядом, сложив пальцы в замок.
Слушаю вас внимательно.
Где Иван Дмитриевич Кучнев? чеканя каждое слово, спросил я.
Так это же вы Кучнев, прозвучал рассеянный голос. Но сейчас не об этом. Я хочу знать то, что вас беспокоит, а не то, кого вы ищите.
Я закрыл глаза и как мантру повторил про себя несколько раз фразу: «Черт знает что происходит, это полный бред». Повернул голову и ощупал взглядом человека на стуле. Его мутно-серые глаза смотрели спокойно, заглядывая ко мне в душу, и он вновь задал вопрос: «Что вас беспокоит?» «Психолог хренов!» мысленно выругался я.
Где мой друг?
Давайте сначала успокоимся. Вспомните, пожалуйста, не только этот день, но и всю прошедшую жизнь. Сосредоточьте внимание на чем-нибудь хорошем. У вас есть детские воспоминания? Я приподнялся. Лежите, лежите. Вот так, хорошо. Я неудачно пошутил, простите. Прислушайтесь к моему голосу. Так, вернемся в детство. Закройте глаза. Вспомните что-нибудь приятное.
Голос врача был глух. Я действительно засыпал, медленно погружаясь в прошлое. Кудесник, владеющий сейчас душой и телом, окутал колыбелью слов, и я, как маленький ребенок, радуясь теплу и уюту, все больше зарывался с головой в фантастическую смесь вымысла и реальности. Нити событий заплелись в пряди и распутались, опять завязались в хитрые узлы кто-то владел ими. Кто-то вел мою судьбу. Неприятное и странное ощущение, но я не хотел, чтоб оно прекратилось. Я желал его понять. Кажется, всем телом ощутил шершавую кожу пальцев, которые манипулировали тонкой стезей. Я понял: я есть нить. Та самая, в руках мойры.
Грудь на мгновение обожгло, и я очнулся. Врача не было, но в палате находились люди. Откуда они взялись? Сел на кровати и огляделся.
А где врач? спросил я соседа, который лежа читал книгу.
Так обхода еще не было, не отрываясь от чтения, произнес человек.
Но он только что приходил.
Тебе че, приснилось? Он закрыл книгу и, сняв очки, посмотрел на меня. Какой врач? Ты спал как ребенок Иван, ку-ку, ты где? Там или здесь?
Я обхватил голову руками и понял всю нелепость ситуации. Сон был настолько реален, настолько четко я видел каждую деталь, что усомниться в окружающем мире даже не пришлось. Мелькнула пугающая мысль: схожу с ума. Болезнь и обстановка онкологического отделения давила на мозг. Надо срочно бежать от этого. Найти хоть какое-нибудь занятие. Прав был поэт, сказав: «Не дай мне бог сойти с ума, уж лучше посох и сума».
С тобой все в порядке? забеспокоился сосед.
Да приснилось какая-то дрянь.
Во время обхода врач ненадолго задержался в нашей палате. Он насторожено посмотрел на меня и спросил:
Вы сегодня, господин Кучнев, выглядите уставшим.
Разрешите моей жене принести ноутбук. Очень нужно.
Нет, произнес он. Не желательно. Сотовые можно. Но если вас так неодолимо тянет к перу, я дам общую тетрадь и ручку. Согласны? Я кивнул. Вот и славно. Получите, как только обход закончу.
Врач сдержал слово. Теперь в моих руках были шариковая ручка и бумага. Я успокоился. Странный и нелепый сон почему-то не хотел уходить, он назойливо танцевал перед мысленным взором.
Итак, с чего начать? Ручка коснулась листа. Пусть будет Да, сирень.
2
Сирень была удивительного цвета. Неземного. Волшебного. Скорее ее цветки, расточающие густой аромат, не лилового, а небесно-голубого. Легкий ветер играл цветочной пеной, и, казалось, находилось под окном не дерево, а сказочное море. Володька засмотрелся. Он приотворил окно, смежил веки и, вдохнув запах, в мгновение охмелел. Открыл глаза детская площадка пустовала. Значит, на улицу нет смысла выходить.
Стол у окна, обвинительно скрипнув под тяжестью веса, умолк. Володька краем глаза увидел толстую книгу, а, слезши, прикоснулся к обложке и прочитал название: «Теория вероятности».
Да, она самая, о ней говорил брат. Володька однажды заинтересовался необычным словосочетанием теория вероятности и канючил: «Ну, расскажи, а».
А что это такое?
«Вероятность дождя небольшая» вспомнился безликий голос по радио. «Сегодня вероятно погода будет хорошая» это из разговоров родителей.
Он умел читать, но почему-то опасался открывать загадочную книгу брата. Шероховатая обложка жгла пальцы и манила: «Распахни меня». И словно нервная дрожь волной прошла по телу, и опьяняющий аромат сирени, казалось, усилился. И он, открыв книгу, разочаровался. На листах жили знакомые слова по соседству с формулами, что подобны заклинаниям древних магов. Володька прочел много сказок о них, и был убежден, нет, знал: у каждого волшебника есть свои заклинания, что написаны в виде рун понятных лишь хозяину. И вот, перед ним танцуют крючки, змеи, палочки вместе с цифрами и буквами. «Это и есть руны», подумалось Володьке.
Он закрыл книгу и стал рассуждать самостоятельно о вероятности, вспомнив рассказы брата: «Ее можно вычислить. Имеются простые формулы».
«А если, представилось ему, и голова закружилась от восхитительной мысли, что если вероятностью можно управлять, хоть иногда, а?» Он вспомнил игральную кость. Бросая ее, выпадет одно из шести чисел, весело подмигнув белыми глазками, или одним глазом, по-разбойничьи ухмыльнувшись.
Достав из коробки с игрушками заветный кубик, он долго вертел его в пальцах, любуясь шоколадным цветом и белыми кружочками. Наконец, подошел к столу. Бросил. Выпало «четыре». Еще. «Один». «А что, если загадать», решил Володька и, бросив, представил «три». Кубик лежал на столе, подмигивая озорно той самой гранью. «Получилось!» воскликнул он. И всякий раз, какое число бы ни придумал, всегда сопутствовала удача.
Володька почувствовал себя богом, играющим в кости.
Когда боги играют в кости это угрюмая и монотонная игра. Рутинная. Выхолощенная. Азарта и в помине нет.
Архивариус мертвого царства миллионы лет соблюдает один и тот же ритуал: ведет учет теней на полях забвения. В его толстых фолиантах записаны все, кроме мертвецов, попавших в Элизиум, и кроме тех, кто обречен на мучения за великие злодеяния. Как только на земле всходит солнце, он из опочивальни спускается тяжелыми шагами в мрачное подземелье, что именуют архивом. Беря наугад с полки книгу и разворачивая ее, он надевает очки и читает. Сдувая пыль времен со страниц, Архивариус вглядывается в цифры. Сегодня удача улыбнулась этим безымянным теням, прописанным на желтых листах. Но кто из них покинет царство Аида? Решает случай.
Когда боги начинают играть в кости, Архивариус с книгой спускается в игровой зал. Там его ждет царь мертвых.
Приветствую тебя, о всемогущий Аид.
Да не оскудеют твои архивы, иронично заявляет тот. Приступим?
В ответ кивок.
Они садятся за стол, укрытый зеленым сукном. Перед ними рулетка. Архивариус, достав кости, бросает их. Затем то же самое повторяет Аид. Ему выпадает большее число, и он крутит колесо первым. Игра началась. Прыгает шарик. Цифра. Ее архивариус отсчитывает, начиная с верхней строчки в книге, и громко произносит длинный номер. Появляется тень за его спиной. Аид смотрит поверх слуги на черное шевелящееся пятно, лишенное имени и биографии. Архивариус пальцем перечеркивает номер в книге, и он исчезает из списков мертвых.
Так поочередно они вращают рулетку. Теней становится больше, но в какой-то момент хозяин загробного царства, медленно поднявшись из-за игорного стола, произносит:
Хватит, и, обращаясь к мертвецам: Вы свободны.
Он хлопает в ладоши. Тени растворяются. Они отныне не принадлежат Аиду, а рождаются на земле. Игра окончена.
Однако Архивариус подобострастно смотрит на господина.
Что еще? удивляется Аид.
Я бы хотел знать судьбу того мальчика, играющего в кости. Как мне с ним поступить?
Ты не властен над его нитью так решил Зевс, и жизни ребенка тебе не оборвать.
Но если он зайдет далеко?
Живыми владычествует Громовержец, пусть он и решает, но Аид замолкает ненадолго. Но мальчишка, пожелавший управлять судьбой игральных костей, впоследствии захочет манипулировать человеческими судьбами.
Этого я и боюсь, господин.
Пока мы бездействуем, ибо так решил Зевс.
Значит?
Игра продолжается.
Аид исчезает. Архивариус вздыхает. Ему не нравится затея Зевса. «Наверно, на Олимпе боги обречены на безделье, как и в подземном царстве, только оно имеет разные истоки. Но что хочет Громовержец? Неужели он, глядя на людей, не может сдержать разочарования, поэтому и придумал опасное развлечение? Но для чего?» Архивариус не находит ответа. Он возвращает книгу на место и поднимается в свою комнату.
В тронном зале Аида мечется беспокойная тень, однако хозяин, будто не замечает ее и натужно улыбается. Наконец, произносит:
Довольно. Зевс, прекрати. Ты становишься невыносим.
Тень исчезает, и на ее месте появляется высокий статный мужчина.
Я тебя слушаю, Громовержец.
Аид, ты не веришь в мою игру с тем мальчиком? Так?
От тебя ничего не ускользает, Всевидящий, но объясни, что тебе нужно в этой игре?
Насколько далеко может зайти человек? Ты никогда об этом не думал?
Чем всё это кончается, я знаю.
Да, но тогда мы ограждали человечество от падения в бездну. Тогда мы вмешивались, но что если
Лукавая улыбка заиграла на губах Зевса.
Ну, продолжай, Аид настороженно всматривается в серые глаза хозяина Олимпа, пытаясь прочесть следующую фразу.
Что если мы как бы умрем? Да, я знаю, они давно забыли о нас, и лишь через законы судьбы мы еще можем воздействовать на смертных. Но что если отменить и это? Как далеко зайдут они? Давай, проведем опыт на одном человеке?
Так вот в чем дело. Ты хочешь вырвать из моих уст согласие? Хорошо. Я не буду препятствовать игре, но если она зайдет далеко
Твои слова бальзам для сердца.
Не язви. У тебя его никогда не было. Ты всегда играл с людьми, не задумываясь. Конечно, отличные игрушки, не спорю, но это чересчур, поверь. Зевс смотрит, выжидая, Хорошо, хорошо, я не буду вмешиваться. А теперь оставь меня.
Зевс превращается в тень и исчезает.
Аид садится на трон и думает о последствиях опрометчивой игры, и как избежать их. Мысли переворачиваются тяжело, точно пудовые камни, но рождается отличный план. «Если этот мальчишка зайдет далеко, думает властитель мертвых, то можно».
3
Я писал и перечеркивал рассказ до обеда.
Затем, взяв ложку и тарелку, отправился в столовую. Настроение улучшилось после написания нескольких тысяч знаков. Как наркоман, дорвавшийся до дозы, я кайфовал, чувствуя: ну, вот хоть что-то! Это отвлекло меня от дурных мыслей, от сна. Теперь он показался забавным эпизодом. Капелька хладнокровия и всё видится в другом свете.
Заняв свободный столик, я неосознанно наблюдал за происходящим вокруг. Вдруг мой взгляд остановился на человеке, который помахал кому-то. Я удивленно огляделся по сторонам. Но нет, не ошибся. Приветствие относилось ко мне. Незнакомец приблизился и произнес радостно:
Иван Дмитриевич, к вам можно?
Ради бога, но Мы знакомы?
Нет, конечно, но читал ваши произведения.
А я думал, что известен лишь высоколобым интеллектуалам в узком кругу.
Ошибаетесь. Кстати, Феликс Андреевич. Он протянул руку. Я пожал ее. О болезнях не спрашиваю, самому надоело выслушивать нотации от врачей. Скука здесь. С ума сойдешь. Я образно, конечно, выражаюсь.
А о чем тогда поговорим?
Сосед мне понравился. Какая-то непринужденность сразу почувствовалась в нем. На вид он моложе меня. Лет пятьдесят. Речь воздушна, подобна облакам. Приятно смотреть на плывущие в синеве небесные создания глаза отдыхают. Вот и слова, извлекая их на свет, он произносил с необъяснимой легкостью.
Да о вашем творчестве. Или не хотите?
Пожалуйста. Ничего запретного в этом нет.
О чем думаете? Что пишите?
Сочиняю. Но что, пусть будет секретом. Вы случайно не журналист?
Упаси боже. Я пациент, который читал ваши книги. Но намекните хоть. Какой жанр, форма?
Новелла. Постмодернизм с элементами фанфика от древнегреческих мифов.
А думаете о чем? Что ищите?
Забавный вы человек, Феликс Андреевич. Да что я могу искать?
Правду, которой не ведаете.
Я задумался. Последняя фраза меня смутила своей простотой и мудростью. Откуда собеседник знает такие сложные вещи? Нет, удивило иное, как он смог выразить в четырех словах то, над чем я бьюсь ни один день?
Простите, Иван Дмитриевич, может, я ляпнул
Нет, нет, нет. Вы все верно сказали. Я запомню это. Правда, которой не ведаю. Вы помогли мне. Каждая мысль, случайно брошенная, тем и прекрасна, что она ненароком падает в благодатную почву. Если все заранее можно было просчитать, такая скука настала бы.
То есть больница, сделал он вывод.
Я рассмеялся. Мне понравилось его остроумие. И ведь как красиво прошла наша беседа, я б так не смог. Жаль, что она оказалась короткой. Феликс Андреевич пожал руку и извинился, что ему пора на процедуры.
А обед? спросил я.
Возьму с собой.
Забавный человек. Восхитительный. Я ушел из столовой в приподнятом настроении. Хотелось работать и работать ради таких безвестных и мудрых людей. Патетично, конечно, звучит, но это правда. Он был незнакомцем, таким и остался. Что я знал о нем? Балагур, острослов, имелись имя и отчество и всё, но шестым чувством я понял, это поверхность. Слова, жесты, интонации даже они ничего не значат, все сложнее и глубже.
О чем задумался? прозвучал голос соседа и вывел меня из романтической прострации.
Ты знаешь, я сейчас сморожу глупость, но я счастлив.
Покой и воля.
Что?
На свете счастья нет, но есть покой и воля, как сказал классик. Будет покой будет и воля.
И к чему эта реплика?
Чувство легкости не покинуло душу и, казалось, появилось второе дыхание. Раньше волочил жалкое существование, обессилив, листал день за днем и желал: «Скорее бы все кончилось». Дожидаясь вечера, я погружался в мир грез тяжело и безрадостно. Длился мрачный и незапоминающийся сон, а пробуждение дарило горечь, и только одна фраза вертелась на языке: «Зачем я очнулся?» Уснуть и видеть сны вот единственное желание было, а теперь что-то изменилось. Что? Почему? Но пришло успокоение. Словно солнце глянуло из-за туч и поманило в дорогу. Путь продолжается. Жизнь не окончена.
Поймать настроение, как бабочку в сачок, проткнуть иглой и прибрать в коллекцию. Сохранить чувство, словно гербарий в альбоме жизни. Я не собирался ждать, пока эйфория улетучится. Устроился удобнее на кровати и продолжил писать новеллу. Я назову ее: «Игры богов».