В самих США финансово-политические круги только делали вид, что преследуют корпорации, которые помогают Гитлеру. В Америке с 1917 года действовал Закон о торговле с врагом (Trading with the enemy act), который предусматривал «суровую кару» за помощь фашистам, аналогичный закон был принят в 1939 году в Великобритании, однако на деле бизнес и сверхприбыли были превыше всего! А кое-кто и компенсации получил от правительства США за заводы, разбомбленные американской авиацией в конце войны. Как тут не вспомнить, что, к примеру, Кёльн почти полностью лежал в руинах после англо-американских ковровых бомбардировок, а вот завод Генри Форда почему-то практически не пострадал, за исключением небольшого ущерба вторичным заводским постройкам.
Как образно выразился президент Имперского банка и основной финансист Рейха Ялмар Шахт в беседе с американским юристом, затронувшим тему финансового поощрения фашизма в Германии: «Если вы хотите предъявить обвинение промышленникам, которые помогли перевооружить Германию, то вы должны предъявить обвинение самим себе!»
* * *
К 1937 году нацисты полностью контролировали ситуацию в Германии. Ранние соратники-конкуренты, такие как Эрнст Рём, были уже мертвы. Ночь «длинных ножей», как в далеком Средневековье, провела кровавую границу между ранее преданными Гитлеру штурмовиками и теми, кто пришел им на смену.
Армейская верхушка, истосковавшаяся по победным военным баталиям, рвалась в бой. К концу 1937 года количество дивизий вермахта возросло в четыре раза и достигло тридцати девяти, число авиационных эскадрилий с трех увеличилось до шестидесяти шести, количество танковых полков возросло с нуля до десяти, а артиллерийских полков с семи до сорока трех. Крупный капитал, получавший гигантские военные заказы, а следовательно, гигантские сверхприбыли, активно поддерживал нацистскую партию во всех ее промышленных начинаниях. Голос германских коммунистов, голос любой политической или социальной оппозиции почти не были слышны в обществе, которое хотело слушать и слышать только своего фюрера. Все неугодные были уничтожены или надежно упрятаны в концентрационные лагеря. Лишь малая часть оппозиции перешла на нелегальное положение или смогла покинуть территорию Рейха, чтобы продолжать борьбу за его пределами. Большая часть народа была загипнотизирована речами Гитлера об исключительности нации «истинных ариев». Добавить сюда эйфорию от экономических успехов режима Безработица ушла в прошлое, на полках магазинов появился солидный выбор товаров, социальные программы Рейха были очень привлекательны. Везде велись радостные разговоры, что Германия наконец-то выбирается из финансовой нищеты и политического унижения Версальского договора. Гражданам Рейха совершенно не требовалось думать о будущем за «всю социальную массу германского народа» думал и принимал «судьбоносные решения» лично фюрер. А сам он мыслил планетарными политическими масштабами. «Версальская роба» трещала по всем швам, а германская нация все сильнее и сильнее рвалась расширить свое «жизненное пространство».
План «Отто» последняя страница Версальского договора
Первым пробным шаром в реализации замыслов тотальной германизации пока что пограничных территорий предстояло стать главному осколку империи Габсбургов Австрии. Надежду Гитлера на то, что план «Отто» план мирной аннексии Австрии не встретит серьезных возражений со стороны Лондона, Парижа и Вашингтона, укрепляли тайные встречи с дипломатами и политиками этих стран.
Одна из таких встреч, имевшая ключевое значение в судьбе Австрии, состоялась в ноябре 1937 года между послом США в Париже Уильямом Буллитом и одним из высших главарей нацистского Рейха Германом Герингом. На встрече присутствовал главный «кошелек» нацистов президент Рейхсбанка Ялмар Шахт. Во время беседы Геринг, зондируя через Буллита мнение американской стороны на предмет аннексии Германией Австрии и Судетской области Чехословакии, заявил: «Германия твердо решила присоединить к себе Австрию и не потерпит другого решения австрийского вопроса» [12].
Буллит ничего не возразил на столь откровенную политическую декларацию, и в Берлине правильно оценили этот «молчаливый» сигнал. В том же ноябре личный адъютант Гитлера, капитан Фриц Видеман, отправился за океан, чтобы обговорить детали предстоящей военно-политической сделки с политическим руководством США. Домой Видеман уезжал окрыленный: Америка не будет связывать Германию в ее действиях.
Такой же позиции придерживалось руководство Великобритании. Третьего марта 1938 года, за девять дней до вторжения вермахта в Австрию, Гитлер в беседе с британским послом Невилом Гендерсоном в Берлине прямо сказал: «В случае взрывов в Австрии и Чехословакии Германия не останется нейтральной, а будет действовать молниеносно». Гендерсон подтвердил благожелательную для гитлеровцев позицию Британии в австрийском вопросе и добавил, что сам он «часто высказывался за аншлюс» [13].
Получив полный карт-бланш, Гитлер приступил к практической реализации плана «Отто». Первыми за дело взялись спецслужбы Германии. К этому времени ими была сплетена разветвленная агентурная сеть во всех звеньях государственного аппарата Австрии. Одновременно по линии партийных и земляческих связей, как грибы после дождя, плодились различные спортивные, патриотические, общественные организации, германо-альпийские союзы и комитеты, которые, по сути, представляли собой «крышевые» структуры нацистской партии и ее спецслужб. Эти военизированные «общественные организации» развернули бешеную прогерманскую националистическую пропаганду, от которой у австрийцев голова шла кругом. Правительство Курта Шушнига оказалось бессильно.
Одиннадцатого марта 1938 года берлинское радио передало ложное истеричное сообщение «о кровавом коммунистическом восстании в Австрии». Вслед за этим, в ночь на 12 марта, механизированные колонны вермахта беспрепятственно вторглись в Австрию якобы для «восстановления конституционного порядка». Музыкальная красавица Вена безропотно легла под кованый фашистский сапог. На следующий день, 13 марта, в 19 часов 00 минут Гитлер с триумфом въехал в австрийскую столицу. В тот же день был опубликован закон «О воссоединении Австрии с Германской империей». Фашистская пропаганда преподнесла этот неприкрытый акт агрессии против суверенного государства как «миролюбивый шаг», который, по словам Гитлера, «не дал Австрии погрузиться в пучину гражданской войны». В тот день при полном попустительстве так называемых западных демократий нацистским штыком была проколота последняя страница Версальского договора. Спустя восемнадцать лет после его подписания Германия, проигравшая сторона, уже диктовала свои условия бывшим победителям Великобритании и Франции. В результате аншлюса Австрии Германия увеличила свою территорию на 17 %, приросла населением в семь миллионов человек и одномоментно пополнила ряды вермахта на 50 тысяч штыков.
На циничные действия Берлина Париж откликнулся ритуально-сопливым протестом. Министр иностранных дел Франции Ивон Дельбос выразил послу Германии легкое устное «беспокойство в связи с событиями в Австрии».
Великобритания полностью поддержала аннексию Австрии. Двенадцатого марта, завтракая в Лондоне с министром иностранных дел Германии Риббентропом, английский премьер Чемберлен по этому поводу сказал: «Когда это неприглядное дело (аннексия Австрии. Авт.) будет позади и будет найдено разумное решение, можно надеяться, что мы сможем начать серьезно работать над германо-английским соглашением» [14].
Такая позиция руководителей Франции, Великобритании и США еще больше разожгла захватнический аппетит нацистской верхушки Рейха. Через полгода после захвата Австрии наступил планируемый черед Чехословакии.
Мюнхенский сговор
Подготовка к оккупации Чехословакии шла по уже обкатанному на Австрии сценарию. Двадцатого апреля 1938 года начальник штаба Верховного главнокомандования Вооруженными силами Германии Вильгельм Кейтель преподнес Гитлеру подарок ко дню рождения план военной операции против Чехословакии «Грюн». За несколько месяцев до начала операции гитлеровская пропаганда, как и в случае с Австрией, развернула оголтелую античешскую кампанию в защиту 3,5 миллиона судетских немцев, «стонущих под игом чехов». Рупор пропаганды Геббельс вещал: «Мы не станем дальше смотреть на то, как измываются над тремя с половиной миллионами немцев. Я не потерплю ни при каких обстоятельствах, чтобы в Чехословакии и дальше угнетали немецкое меньшинство».
Вслед за его выступлением спецслужбы Германии через свою агентуру, внедренную в различные общественно-политические комитеты и массовые спортивные организации, подняли в Судетах волну протестов, участники которых требовали полного исторического воссоединения всех германских земель. Скрытые мины, заложенные в Версальском договоре отобранные у Германии исторические территории, спустя девятнадцать лет начали взрываться.
В тот решающий для Европы момент, когда еще сохранялась возможность остановить фашизм и большую войну, Советский Союз решительно заявил, что готов выполнить свои союзнические обязательства перед правительством Чехословакии оказать всестороннюю, в том числе и военную, помощь для защиты государственного суверенитета и обеспечения территориальной целостности страны.
Семнадцатого марта 1938 года в интервью представителям западных СМИ министр иностранных дел СССР М. М. Литвинов, касаясь «возникновения военной угрозы для Чехословакии», предложил: «Трем заинтересованным великим державам Франции, России и Великобритании выступить с совместной декларацией, которая бы стала наилучшим путем предотвращения войны». Однако, по словам Черчилля, это предложение «встретило прохладный прием в Париже и Лондоне» [15].
Британские и французские политики мало того что не откликнулись на призыв Литвинова, они ничего не сделали, чтобы повлиять на прогерманскую позицию руководителей Польши и Румынии. В Варшаве и Бухаресте наотрез отказались пропустить через свои территории части Красной армии, которые советское правительство намеревалось направить на помощь Чехословакии. Вместо этого британский премьер Чемберлен и президент Франции Даладье в очередной раз решили умиротворить зарвавшегося политического хищника Гитлера.
Шестнадцатого сентября 1938 года под Мюнхеном, в резиденции рейхсканцлера Германии Берхтесгадене, Чемберлен и Даладье в ходе переговоров с Гитлером полностью согласились на территориальное расчленение Чехословакии. В Лондон британский премьер вернулся «калифом на час» и с трапа самолета, сияя улыбкой, горделиво объявил: «Я привез вам мир!»
«Мир», который спустя три года обернется десятками миллионов человеческих жертв.
«Английский премьер сам нанес визит Гитлеру в момент, когда они (руководители Чехословакии. Авт.) впервые оказались хозяевами внутреннего положения в Судетской области Когда известие об этом было в Праге, руководители Чехословакии не могли поверить ему Расчленение Чехословакии под нажимом Англии и Франции равносильно капитуляции западных демократий перед нацистской угрозой применения силы Позиция Польши, связанная с отказом пропустить советские войска через свою территорию, была такова: С немцами мы рискуем потерять свободу, а с русскими нашу душу», вспоминал об этом позорнейшем политическом акте Уинстон Черчилль [16].
Так в сентябре 1938 года был упущен серьезный шанс по созданию действенной антигитлеровской коалиции в Европе. Свидетельством тому служат показания фельдмаршала Кейтеля, данные на Нюрнбергском процессе. На вопрос представителя Чехословакии полковника В. Эгера: «Напала бы Германия на Чехословакию в 1938 году, если бы западные державы поддержали Прагу?» Кейтель ответил: «Конечно нет. Мы не были достаточно сильны с военной точки зрения. Целью Мюнхена было вытеснить Россию из Европы, выиграть время и завершить вооружение Германии» [17].
В отношении позиции руководства Польши точнее, чем Черчилль, не скажешь. С достойным большого политика циничным прагматизмом и со столь же циничной прямотой Черчилль констатировал: «Героические черты польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания Слава в периоды мятежей и горя, гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнуснейших!»[18]
Еще не успели под Мюнхенским соглашением высохнуть подписи Гитлера, лидера Великобритании Чемберлена и лидера Франции Даладье, как 30 сентября польское правительство направило в Прагу ультиматум со своими территориальными претензиями. Польское правительство настаивало на немедленной передаче Польше пограничного района Тешин. Подобно мелким стервятникам, питающимся падалью, руководители Польши спешили поживиться за чужой счет и под шумок набросились на «политический труп Чехословакии», труп, который рвала на части Германия и ее будущий союзник Венгрия, отхватившая себе южные районы Словакии. Об этом эпизоде в предательской политике западных стран на Западе предпочитают не вспоминать, зато на каждом углу во все горло кричат о «преступном пакте Молотова Риббентропа». В Польше на эту тему вообще наложено строгое табу. И тому есть весомая причина.
Двадцать шестого января 1934 года Польша и Германия подписали в Берлине Декларацию о неприменении силы (Deklaracja między Polską a Niemcami o niestosowaniu przemocy). В секретном приложении к ней раскрывался истинный смысл этого документа. Фактически Польша брала на себя политические и военные обязательства оказывать всемерное содействие Германии в случае развязывания войны на восточном направлении против СССР.
В одном из пунктов секретного протокола черным по белому было зафиксировано: «Польское правительство обязуется обеспечить свободное прохождение германских войск по своей территории в случае, если эти войска будут призваны отразить провокацию со стороны востока или северо-востока».
Произошло это за четыре года до позорной сделки прогнивших политических систем Великобритании и Франции с фашистской Германией. В отечественной историографии эта сделка известна как Мюнхенский сговор. Ослепленные генетической ненавистью к Советскому Союзу, власти Польши оказались здесь впереди всех.
Пройдет совсем немного времени, и 1 сентября 1939 года Польша жестоко поплатится за это вторжением на ее территорию. К исходу второй недели тщетного, неэффективного, тактически безграмотного военного сопротивления вермахту польские войска были разгромлены. Великобритания и Франция, как обычно, дальше театральных призывов остановить Германию и спасти «нашу союзницу» Польшу не пошли. Польша как только не стелилась перед Германией, но «кровавая благодарность» была преподнесена польскому народу, а не продажным, трусливым, националистически настроенным польским политикам. Уже 7 сентября 1939 года правительство Фелициана Славой-Сладковского бежало в Румынию. А союзники Польши Франция и Великобритания даже пальцем не пошевелили, чтобы выполнить перед ней свои обязательства «по обеспечению безопасности на международной арене», наблюдая со стороны за молниеносной военно-политической агонией. В очередной раз в своей истории Польша как независимое государство перестала существовать.