Закричав, Скованная выпускает Казимира. Ему приходится вцепиться в подоконник, чтобы не упасть. И мы одновременно судорожно втягиваем воздух.
Давай, Каз! кричу я.
Он толкает Скованную. А я хватаю ее невидимые ноги и отрываю от пола. И мы выталкиваем ее в окно.
Несколько секунд ее потусторонние крики наполняют воздух, но, когда она опускается с высоты третьего этажа на землю, они стихают. Гроза заглушает звук ее падения.
Медленно выдохнув, Казимир опускается на пол рядом со мной. И пару мгновений мы просто сидим спиной к спине, тяжело дыша, насквозь промокшие от дождя.
Что только что произошло? спрашивает он.
Кажется, мы потеряли часть наших я сглатываю, наших душ.
Мы?
У меня начинают стучать зубы.
Ты мой amouré. Он уже слышал это слово на мосту душ в пещере, но я никогда не объясняла, что оно означает. Мы связаны душами. И все происходящее с тобой отражается на мне.
Я не собираюсь вдаваться в подробности. Потому что сама едва могу осознать происходящее. У меня ведь даже мысли не возникло, что я могу лишиться души, если на него нападет Скованный.
Казимир медленно кивает, а его взгляд устремляется вдаль, пока он пытается сопоставить все известное ему ранее с тем, с чем пришлось столкнуться этим вечером.
У нас все будет хорошо? спрашивает он, не обращая внимания на капли дождя, стекающие с его тонкой короны-обруча. Я имею в виду наши души.
Я вспоминаю, что произошло с Жюли. На нее не просто напали, как на нас. Скованная владела ее телом в течение нескольких часов.
Думаю, мы потеряли не много Света, отвечаю я. Нам повезло.
Казимир переводит взгляд на кровать своего отца и вскакивает на ноги.
Нужно проверить его.
Поспешно подав мне костыль, он направляется к кровати короля.
Я поднимаюсь и закрываю окно, на случай, если Скованная решит взобраться по стенам замка. Но когда закрываю задвижку, вдруг слышу тихое всхлипывание и оборачиваюсь.
По лицу Каза струятся слезы, а его ладонь лежит на лбу отца. Глаза короля Дюранда закрыты. Я подхожу ближе, но, когда вижу его лицо, тут же останавливаюсь. Он совершенно изменился и выглядит не только безжизненно, но и совершенно опустошенно, хотя черты его лица ни капли не изменились. Просто внутри него ничего не осталось И это видно. Его душа не дремлет в теле, ожидая зова песни Загробного мира. Его душа ушла навсегда.
Ох, Каз.
У меня перехватывает горло. Произошедшее с его отцом ужасно, почти за гранью понимания. Души священны и созданы для вечной жизни. И мне тяжело представить, что я могу вот так потерять близкого человека. Помогая себе костылем, я медленно обхожу кровать и кладу дрожащую руку на плечо Казимира.
Мне очень жаль.
Он опускает голову. И сейчас напоминает брошенного ребенка.
Я потерял всю семью.
В открытой двери появляется слуга с седыми прядями в волосах и с подносом в руках, на котором стоят настойки и травяные зелья. Когда его взгляд падает на короля, его глаза расширяются, а затем он опускает поднос на стол и склоняется в низком поклоне.
Примите мои искренние соболезнования, Ваше Королевское Величество.
Каз поднимает голову.
Что ты сказал?
Примите мои искренние
Нет, как ты меня назвал?
Я понимаю, что так зацепило Казимира и что он с таким трудом пытается принять. Слуга обратился к нему не «Ваше Высочество», не как к принцу.
Ваше Королевское Величество, повторяет слуга и склоняется еще ниже. Да здравствует король Казимир.
8. Сабина
Дождь заливает открытую пещеру под развалинами замка Кре. Мы вместе с тремя старейшинами стоим на краю пространства, которое мы зовем внутренним двором, где ливню нас не достать.
Простите меня, наверное, в сотый раз говорю я. Мне никогда не рассказывали, что matrone должна оставаться на мосту душ.
Тебе многого не рассказывали, вздыхает Надин, вновь закрепляя в волосах гребень из черепа морского угря. С ее каштановых волос все еще капает вода. Мы вернулись домой, чтобы предупредить о случившемся famille, а остальные Перевозчицы все еще мокнут под дождем, стараясь собрать как можно больше душ. Мы обучали Аилессу, чтобы она заняла место Одивы, а не тебя.
В ее словах нет и капли насмешки, но мне все равно больно их слышать.
Я прекрасно знаю это. Я прикусываю дрожащую губу. Охота, сражения все навыки, так ценимые Леуррессами, всегда давались Аилессе легче. Я не просила делать меня matrone.
Конечно нет. Пернель касается моей руки.
Шанталь потирает свой темный лоб от нетерпения.
Что случилось на мосту, Сабина? Я видела, как ты сражалась со Скованными, когда они вырвались на свободу в прошлый раз, и проявляла большее мастерство.
Я качаю головой и отступаю назад, чувствуя, как грудь сдавливает словно тисками. Мне теперь даже страшно воспользоваться благодатью золотого шакала, чтобы успокоиться. Я не знаю, как объяснить, что мать осталась жива, хотя находится в Подземном мире. Ведь перед этим придется рассказать, почему Одива там оказалась, что у нее был возлюбленный, но не amouré, от которого она родила ребенка. Меня. Да стоит мне хотя бы заикнуться об этом, как начнется анархия. А мне сейчас не справиться с восстанием.
Пернель протягивает ко мне руку.
Куда ты собралась?
Я отступаю все дальше, не в силах сделать даже вдоха. И просто не понимаю, как успеть все и сразу управлять своей famille, переправлять мертвых, освободить Аилессу, разобраться с матерью, остановить Скованных.
Надин хмурится:
Мы даже не обсудили план действий.
И нужно подготовить место, куда мы соберем Скованных, добавляет Дольсса. К тому же ты не рассказала о случившемся famille, Сабина. Ты должна поговорить с ними.
Я знаю, но Черные точки мелькают у меня перед глазами, вынуждая упереться рукой в стену. Мне нужна минутка, чтобы Я выпрямляюсь и шагаю к туннелю, ведущему наружу. Скоро вернусь.
Я бегу по туннелям, вырезанным приливами. Эхо волн отдается в ушах, усиленное благодатью шакала. А перед глазами стоит Одива за завесой из воды в костяной короне с черепом ночной вечерницы на голове. Как я смогу возглавить Переправу, зная, что мать сверлит черными глазами мою спину?
Я поднимаюсь на верхний уровень, где туннели пещеры переходят в коридоры старого замка. Мой взгляд падает на выгравированные гербы замка Кре, повторяющиеся на арках и стенах. Ворон и роза символ монархов, которые когда-то правили в Южной Галле. Кажется, они о чем-то предупреждают меня, но я слишком взвинчена, чтобы разбираться в этом. Поэтому бегу дальше к разрушенной арке, которую моя famille использует как вход, а затем вверх по осыпающейся каменной лестнице. И вот, наконец, вступаю на мокрую траву снаружи.
Наклонившись, я упираюсь руками в колени и пытаюсь заставить легкие работать. Дождь заливает лицо и стекает по волосам и кончику носа.
«Успокойся, Сабина. Просто дыши».
Сегодня произошло столько событий, что, кажется, этот день никогда не закончится.
Сабина? раздается хриплый и низкий голос Жюли.
Я вскидываю голову. Жюли выглядывает из-за развалин садовой стены замка в четырнадцати метрах от меня. Капюшон закрывает ее лицо от дождя, но благодаря ночному зрению я вижу, как дрожат ее плечи. Я подхожу к ней и, схватив за руку, тащу под выступ зубчатой стены замка.
Что ты здесь делаешь? шиплю я. Если кто-то из famille увидит тебя
Мне даже страшно представить, как они разозлятся. Никто из посторонних не должен знать, где мы живем. Жители Довра держатся подальше отсюда. Они верят, что руины прокляты и здесь обитает призрак бывшего короля Южной Галлы. Предки Казимира не всегда правили этой страной.
Что я здесь делаю? Жюли упирает руку в бедро. Ты бросила меня с Марселем.
Я на мгновение прикрываю глаза. Хоть что-то сегодня я сделала правильно?
Прости. Я не смогла вытащить Аилессу и сегодня Ночь Переправы. И мне пришлось Я замолкаю, когда взгляд падает на болезненно-бледную кожу Жюли. Тебе не следовало приходить сюда, ты же знаешь ну и вообще выходить на улицу. Бастьен рассказал мне, что она уже лишилась большей части Света. Переправа завершилась настоящим бедствием. Скованные души снова вырвались на свободу и
Бастьена арестовали.
Я распахиваю глаза:
Что?
Жюли сбрасывает капюшон и пронзает меня свирепым взглядом.
И тебя не было рядом, чтобы помочь ему. Я подслушала разговор гвардейцев. Они сказали, что ты убежала.
Это не то, что Я потираю лоб, ощущая, как чувство вины захлестывает меня. Мне казалось, ему ничего не угрожало, когда я убегала.
Зато теперь, благодаря тебе, он в темнице. А к ворам никто не проявляет благосклонности. Ее суровый взгляд смягчается, а подбородок начинает дрожать. Они могут казнить его, если мы что-то быстро не придумаем.
Я вздрагиваю. Нельзя позволить Бастьену умереть. Я в долгу перед Аилессой.
Гвардейцы разобрались, как мы проникли в замок?
Жюли кивает.
Мы с Марселем едва унесли ноги.
Тогда как нам проникнуть в Бо Пале?
Поиски подходящего места и подготовка к взрыву заняли две недели.
Она делает глубокий вдох, словно не раз репетировала свой ответ.
У меня есть идея. В ту ночь, когда мы с Бастьеном и Марселем привели Аилессу в катакомбы
Ты хотела сказать, когда вы похитили ее?
Да, да. Жюли отмахивается от моих слов. Одива попыталась освободить ее попыталась отвлечь нас, чтобы Аилесса могла сбежать. И это почти сработало. Она быстро объясняет, как множество гигантских летучих мышей напали на них.
Я вспоминаю ту ночь.
Одива пела и молилась Тирусу, бормочу я. Когда старшие Леуррессы отправились на поиски Аилессы, мать осталась в замке Кре. Я видела, как она порезала палец о зубы черепа ночной вечерницы. Видимо, для ритуала требовалась ее кровь.
Что неудивительно. Ведь Аилесса ее дочь и одной с ней крови. Поэтому летучие мыши по зову магии направились туда, где ее удерживали.
Отлично, говорит Жюли. Тогда ты знаешь, как это сделать.
Возможно.
Кажется, это не сложнее ритуала призыва amouré Аилессы, который я проводила.
Но ритуалы обращения к Тирусу используются только в крайних случаях.
Ты разве не слышала, что я говорила? Воров отправляют на виселицу. Что это, если не крайний случай, Сабина?
Во рту все пересыхает, и я заставляю себя сглотнуть.
Ну, не думаю, что нашествие ночных козодоев или саламандр сможет причинить столько же вреда, как летучие мыши.
А золотые шакалы? спрашивает Жюли.
Они не обитают в Южной Галле. Убитый мной шакал невероятная редкость. И вообще, непонятно, как его занесло сюда. Ритуалы Леурресс сильны, но не способны создать новую жизнь.
Так я и думала. Она склоняет голову набок. Значит, если нам необходимо, чтобы животные напали на замок, они должны обитать где-то рядом?
Я хмурюсь, заметив, как блестят от нетерпения ее карие глаза.
У меня уже есть три кости благодати, Жюли. Я не могу
У Одивы их было пять.
Я не matrone. Вернее, не совсем. Аилесса скоро вернется, и
Но пока же ты matrone. Так почему бы тебе не заполучить еще одну кость. Она пожимает плечами. А когда Аилесса наденет корону, выбросишь ее. К тому же, если змеи отвлекут гвардейцев, ты сможешь вернуть Аилессу домой быстрее.
Змеи?
У меня все сжимается внутри.
Она наклоняется ближе ко мне.
Разве ты не понимаешь? Аилесса с Бастьеном поймут, что змеи приползли, повинуясь магии Костяных волшебниц, и отыщут способ вырваться из замка.
У меня вырывается резкий смешок.
Если только их не парализует от яда.
Можешь не беспокоиться об этом. Сейчас покажу. Жюли спешит к садовой стене и достает из-за нее мешок из грубой ткани, завязанный узлом.
Ох, нет
Она быстро возвращается назад с такой широкой улыбкой, что видно небольшую щель между передними зубами. Вот только даже от такой короткой пробежки ее дыхание стало тяжелым. Жюли сейчас намного слабее, чем месяц назад, когда я сражалась с ней под мостом во время попытки Аилессы пройти обряд посвящения. К сожалению, она уже никогда не восстановит силы, потому что потеряла слишком много Света. Никто из жителей Довра, на которых напали Скованные, не восстановится.
Сморщив нос, я смотрю на извивающийся мешок.
Что там?
Гэльский узорчатый полоз. Жюли перекидывает свою золотистую косу через плечо. Он не ядовит, но Марсель говорит, что этих змей часто путают со степными гадюками. У них очень похожий окрас, к тому же когда полозы чувствуют угрозу, то сплющивают свои треугольные головы, чтобы выглядеть как гадюка.
Я массирую виски, чувствуя, как начинает болеть голова.
Не знаю, Жюли.
Старейшины ждут моего возвращения. Хотя, возможно, увидев у меня еще одну кость, они поверят, что я изо всех сил стараюсь стать хорошей matrone.
Я хочу освободить Бастьена но что, если Аилессе лучше оставаться в Бо Пале?
Я вспоминаю коварное лицо матери. А затем и ее слова: «Ей всего-то нужно коснуться моей руки, чтобы Тирус выпустил меня».
Лучше? усмехается Жюли. Ты же сама сказала, что Скованные на свободе. А в прошлый раз они стекались к Аилессе, словно она сияла, как маяк в ночи.
Это происходило потому, что она играла песню сирены, чтобы открыть Врата.
Сегодня вечером это сделала я, но, похоже, Скованные, наоборот, убегали от меня. А моего ожерелья они пугались.
Но ей все еще угрожает опасность, настаивает Жюли. Нам стоит снова скрыться под землей. И когда Бастьен с Аилессой вернутся
Аилесса не может вернуться! огрызаюсь я. Наша мать жива, Жюли!
Она морщит лоб:
Ты говорила, что она прошла через Врата и
Я видела ее с другой стороны Врат сегодня вечером. Она сказала, что жива, и, кажется, не обманывает. Я медленно втягиваю воздух. Мои проблемы далеки от решения, но все же становится легче, когда делишься ими с кем-то. Пока Одива заперта там. Но она хочет, чтобы Аилесса помогла ей выбраться оттуда.
С мгновение Жюли обдумывает мои слова.
А ты не думаешь, что тебе стоит предупредить Аилессу?
Я тру лицо рукой.
Не знаю.
Сегодня я и сама получила предупреждение. Сначала мне показалось, что серебряная сова защищает мою сестру от очарования Подземного мира, но, возможно, птица знала, что наша мать будет поджидать у Врат Аилессу. Прикусив губу, Жюли поглядывает в сторону Довра. Если бы высокие башни замка Кре не осыпались, мы бы могли с них увидеть крепостные стены Бо Пале.
Послушай, говорит она, я не знаю, что сказать об Аилессе и вашей матери, но Бастьен мой лучший друг. Ты сегодня оставила его в непростой ситуации и просто обязана что-то сделать, чтобы это исправить.
Она протягивает мне мешок, который извивается из-за дергающегося внутри полоза.
Так сделай же что-то, Сабина. Что-то правильное.
Я вздыхаю. «Мне нужно исправить тысячу вещей. Так почему бы не начать с этого?» успокаиваю себя я и забираю мешок.
Молодец, говорит Жюли. Поторопись.
Пробормотав прощание, я быстро возвращаюсь в Шато Кре, а затем поднимаюсь в одну из невысоких неразрушенных башен, в которой находились покои матери. У нее хранилась небольшая коллекция ритуальных клинков костяных ножей, которые она использовала для жертвоприношений, чтобы получить благодати животных.
Выбрав изогнутый кинжал, которым она убила гадюку, я развязываю мешок и бросаю его на пол. А затем поднимаю клинок, готовясь нанести удар в любой момент. Еще месяц назад меня бы уже начало тошнить, но сейчас лишь урчит в животе. Да и отвращение я испытываю лишь к себе. Ненавижу жажду плоти, полученную от благодати шакала. А убийство змеи только усугубит ее. От этой мысли я вздрагиваю. Какие еще «подарки» я получу сегодня вечером? Мать получила благодать от асписовой гадюки. Как это повлияло на нее?