Пролетев через теплицу, мы оказались в центральном отсеке второго кольца.
Это наша вторая центрифуга, зависнув в центре просторного помещения, сказала Даша. Как видите, конструктивно она полностью идентична первой, она так же разделена на три сегмента, имеет тот же диаметр, однако вращается в противоположную сторону. Это нужно, чтобы нивелировать реактивный момент от вращения колец. В общем, в этой центрифуге у нас располагается рабочая зона. В ней находятся мастерская, лаборатории, медицинский отсек, астрономическая обсерватория. Благодаря имеющемуся на борту корабля оборудованию наша научная группа может проводить исследования в сфере геологии, астрономии, биологии, химии и так далее. Как вы понимаете, это всё не совсем моя стезя, Даша улыбнулась, так что я, пожалуй, оставлю честь более подробно рассказать об устройстве нашего научного модуля профессору Андерсону в одном из следующих эфиров.
Даша двинулась дальше, в сторону кормы корабля, я и Рик последовали за ней. Пролетев сквозь круглую массивную гермодверь, мы оказались в следующем отсеке.
Добро пожаловать в главный стыковочный хаб, зависнув посреди просторного помещения, сказала она. К этому отсеку швартуются челноки, доставляющие на борт «Армстронга» провизию и оборудование. Всего тут у нас четыре стыковочных узла: снизу, сверху и два по бортам, к одному из них в данный момент пришвартован «Дедал», три других свободны. Кроме того, в этом же отсеке расположен один из наших воздушных шлюзов, через которые мы будем выходить в открытый космос. А вон за тем люком находится тоннель, ведущий в «Купол», это сферический модуль, расположенный вне корпуса корабля, на вынесенной десятиметровой мачте. Он имеет множество окон, так что откуда открывается прекрасный вид на окружающее пространство. Увы, этот модуль сейчас законсервирован, и там довольно холодно, так что давайте я покажу вам его в другой раз, а сейчас мы заглянем в отсек шлюза.
Мы подплыли к небольшой двери в боковой стене. Даша открыла её и вплыла внутрь, я обвёл камерой небольшое, примерно пять на три метра, помещение.
Итак, перед вами отсек для подготовки к ВКД внекорабельной деятельности, обведя руками комнату вокруг себя, сказала Даша. Это что-то вроде прихожей, здесь мы экипируемся для выхода в открытый космос. Тут у нас лежат инструменты, аварийные баллоны. Вот тут находятся наши скафандры, как видите, они подключены к зарядным станциям, которые автоматически производят заправку воздухом и подзаряжают батареи. Всего скафандров для ВКД у нас пять штук, по количеству членов группы управления кораблём. Научной группе выходить из корабля не положено.
Даша подплыла поближе к шкафчику со своим именем и открыла его.
Скафандры у нас компрессионного типа, они состоят из двух слоёв, вот этот внутренний. Она продемонстрировала на камеру нечто, отдаленно напоминающее костюм для дайвинга. Как видите, он больше похож на гидрокостюм. Сделан из прочного, не тянущегося материала, он очень плотно прилегает к телу, тем самым не давая ему расширяться под воздействием вакуума.
Поверх внутреннего, герметичного слоя надевается ещё один, он нужен для терморегуляции. Внутри этого слоя находится сеть трубок, которые соединяются с ранцем. По ним циркулирует вода и отводит излишки тепла от тела, обеспечивая астронавту комфортные температурные условия.
Вообще работать в таком костюмчике одно удовольствие, сказала Даша, закрывая шкафчик, он намного легче и комфортнее традиционных жёстких скафандров, меньше сковывает движения. Правда, и стоит намного дороже, в основном за счёт того, что изготавливается индивидуально, с учетом анатомических особенностей владельца.
Закрыв шкаф, она подплыла к круглому люку в противоположной от входа стене и открыла его.
Ну а вот, собственно, и сам шлюз.
Я обвёл объективом небольшое помещение.
Дальше, за этой дверью, только космос. Даша хлопнула рукой по обшивке внешнего люка. Здесь мы храним и заправляем УПМК или, проще говоря, реактивные ранцы.
Я направил камеру на нишу в стене, где были закреплены наши «джетпаки».
Эти штуки, продолжала Даша, позволяют нам свободно летать вокруг корабля, не привязывая себя страховочным фалом, который бы сильно сковывал наши перемещения. Мы храним их здесь, так как они используют то же топливо, что и двигатели системы ориентации корабля, а оно довольно токсично. Старые ранцы работали на сжатом газе, в основном азоте, он, конечно, более безопасен, однако гораздо менее эффективен. Ладно, айда дальше.
Мы выплыли из шлюза, плотно закрыв за собой люки, и двинулись дальше, в сторону криогенного отсека.
Большое, залитое холодным синим светом круглое помещение, на стенах которого в три ряда были закреплены капсулы для сна.
Ну а это наш отсек гибернации, сказала Даша, зависнув у противоположной от входа стены. Или «морозилка», как мы его ещё называем. Хотя это не совсем корректно, ведь капсулы не замораживают человека, это было бы смертельно. Они погружают его, она задумалась, в гибернацию. С помощью специальных препаратов, вводимых в кровь, обмен веществ замедляется, температура тела снижается примерно до пяти градусов Цельсия. Дыхание, частота сердечных сокращений падают до минимума. Капсула автоматически отслеживает состояние находящегося в ней человека, обеспечивает его питанием, вводя через вены специальный раствор, поддерживает тонус мышц, подавая ток на прикреплённые к телу электроды. В таком состоянии организм потребляет гораздо меньше ресурсов, это позволяет нам значительно сократить количество продовольствия. Плюс решается множество психологических проблем, связанных с длительным перелётом. Человек просто засыпает здесь и просыпается у Сатурна.
Даша подплыла к задней переборке криогенного отсека.
Ну а вот здесь, она хлопнула рукой по обшивке, место, где заканчивается обитаемая, герметичная часть корабля, дальше за этой стеной вакуум, там находится техническая секция, она представляет собой решётчатую ферму, к которой прикреплены грузовые отсеки, топливные баки, радиаторы, двигатели системы ориентации и много чего ещё.
Хорошо, ребята, думаю, достаточно, можете закругляться, раздался в наушнике голос режиссёра.
Что ж, на этом, мои дорогие земляне, сегодняшняя экскурсия по кораблю «Нил Армстронг» закончена, спасибо всем, кто смотрел нас, ждите следующих включений, у нас есть ещё много интересного, что мы бы могли вам показать! Пока. Даша мило улыбнулась и отправила в камеру воздушный поцелуй.
Трансляция остановлена, всем спасибо, вновь раздался голос в наушнике. Дарья, Фёдор, вы оба большие молодцы, отлично справились. На этом всё на сегодня, удачи.
Я выключил камеру и посмотрел на Дашу.
Ну ты даёшь, восхитился Рик, оттарабанила весь эфир почти без запинки!
Я же говорил, что ты зря волнуешься, сказал я. У тебя явно репортёрский талант, если с космосом вдруг в какой-то момент не срастётся можешь смело идти в журналисты.
Дарья устало улыбнулась, стянула с головы радиогарнитуру.
Моя бабушка работала на телевидении, наверное, это все от неё, сказала она. А вообще знали бы, вы как меня сейчас колотит! С удовольствием бы выпила сейчас чего крепкого!
В медотсеке есть спирт. Я заговорщически подмигнул ей.
Она улыбнулась.
Нет, думаю, командир, нарушающий сухой закон ещё до начала полёта, будет очень плохим примером для остального экипажа. Лучше оставим спирт для медицинских целей.
Тогда из крепкого могу предложить разве что кофе, сказал я.
Сойдёт.
Мы отправились в кают-компанию. На выходе из радиального туннеля нас уже встречали другие члены экипажа.
Отличная работа, командир, сказал ожидающий нас вместе со всеми Вильямсон. Я только что с мостика, общался по радио с Диком Гиббенсом, он сообщил мне, что директорат и сам Эванс очень довольны тем, как всё прошло.
Не удивительно, говорят, нашу трансляцию смотрели почти полмиллиарда человек, заметила Жаклин Кусто. И это только прямой эфир, а сколько народу ещё увидит в записи!
Мы уселись вокруг большого стола в центре помещения.
Ну что, дамы и господа, вот мы и здесь! обведя взглядом всех собравшихся участников экспедиции, произнес Уильям Андерсон. Спустя одиннадцать лет с начала программы наша миссия, «Прометей-1», наконец-то готова к полёту! Нам с вами выпала огромная честь отправиться туда, куда ещё не ступала нога человека! Увидеть то, чего до нас ещё никто не видел. Но это не только честь! На нас, как на первопроходцах, лежит большая ответственность, поэтому давайте постараемся не подвести наших работодателей и всех людей на Земле и вне её и приложим максимум усилий, чтобы выполнить возложенную на нас миссию как подобает.
Аминь, сэр! послышался голос нашего метеоролога, Эдварда Нортона.
Предлагаю тост! Андерсон встал. За нас! За «Прометей-1»!
Ура!
Зазвенели кружки и стаканы, мы выпили у кого что было.
Да, так дело не пойдёт, тихо посетовал сидящий рядом со мной биолог нашей экспедиции Егор Трофимов, когда звон посуды и восторженные возгласы стихли.
Что не так? Поинтересовался я.
Да вот это вот. Он кивнул на стоящий перед ним стакан апельсинового сока. Надо было взять с собой хоть пару бутылок шампанского, что ль, для торжественных случаев. Вреда бы не было никакого. Честно говоря, не понимаю, какой смысл было запрещать нам брать алкоголь, учитывая, что у нас на борту есть всё необходимое для того, чтобы сделать его самим.
Егор, ты же учёный, а ещё теперь и астронавт! тихо, так, чтобы другие не слышали, поучительно сказала Даша. Ты должен соответствовать высокому моральному образу участника межпланетной экспедиции!
Слушай, я не говорю, что мы должны превратиться в пьяниц, просто мне кажется, небольшое количество алкоголя нам бы не повредило. Вот сейчас, например. Чокнулись бы, опрокинули по бокалу, и всё! Никому бы от этого плохо не стало!
Согласна. И все же я запрещаю тебе варить на моем корабле самогон, отрезала она. Впрочем, помолчав немного, всё же добавила: По крайней мере, без моего личного на то разрешения.
Как скажешь, командир.
Я усмехнулся. Да, в этом был весь Егор! Весельчак и балагур, умеющий и, главное, любящий отдохнуть. Имея рост под два метра, он отличался крепким телосложением и выдающейся физической силой. При этом за внешней, зачастую напускной личиной весёлого и добродушного простака-здоровяка скрывался поистине могучий ум, позволивший Егору стать одним из известнейших мировых специалистов в области биохимии и микробиологии. В свои тридцать четыре года он уже был обладателем Нобелевской премии за создание каких-то там особенных искусственных клеточных мембран на основе то ли азота, то ли фтора. Конечно, создавал он их не в одиночку, а в составе большой команды, однако, согласитесь, звучит всё равно впечатляюще.
Пока Даша и Егор перешёптывались, споря по поводу алкоголя на борту, разговор за столом шёл своим чередом.
Нет, всё же решительно не могу поверить, что это действительно случилось, что мы все и правда здесь! воскликнула Катрин Розенберг, химик экспедиции.
Мне, честно говоря, тоже с трудом в это верится, подливая себе кофе, сказал я.
Да? И почему же? глядя на меня, спросил Эдвард Нортон.
Ну, я откинулся на спинку кресла, сам вспомни, Эд: никто ведь поначалу не верил, что этот проект вообще в принципе осуществим! Когда наш с тобой нынешний работодатель, Малкольм Эванс, заявил, что он намерен доставить человека к Сатурну до конца столетия, все ведь только пальцем у виска крутили! Только представь! Какой-то чувак говорит, что собирается сделать то, на что государственные космические агентства даже не замахиваются! Это же бред.
То есть ты тоже не верил, что «Прометей» станет реальностью? спросил Уильям Андерсон.
Что? Я взглянул на профессора. Нет, конечно! При всём уважении к «Юнайтед Аэроспейс», ко всем её заслугам в освоении Луны, Марса и Цереры, я всегда считал, что такой проект частная корпорация не потянет. Слишком велик масштаб. Признаться честно, до того момента, пока меня не назначили на строительство «Армстронга», пока я сам воочию не увидел, насколько тут всё серьёзно, я думал, что эта программа сдуется ещё на этапе проектирования.
Но она не сдулась, тихо сказала Жаклин Кусто.
Нда, задумчиво глядя в кружку, протянул Трофимов. Не знаю как, но этот парень, Эванс, и впрямь сделал это! До сих пор ума не приложу, как он заставил работать вместе Россию, Штаты, Японию и Европу! И это на фоне всего того политического дерьма, что происходит между нашими странами в последнее время.
Земля это Земля, а космос это космос, философски произнес Мейс Вильямсон. Здесь всё иначе. Здесь нет границ, нет наций и государств как таковых. Космос вне политики.
Да, только не говори это ребятам из Белого дома и Кремля. Засмеют! возразил Трофимов. Не знаю, что там им пообещал наш босс, но уверяю тебя, эти говнюки давно поделили на зоны интересов и сам Титан, и всю систему Сатурна. Так же, как они сделали это уже с Землёй и Луной!
На какое-то время все замолчали.
Чёрт, и почему мы, люди, не можем обойтись без всего этого, с досадой вздохнул я.
Имеешь в виду без политики? спросила Розенберг.
Да, без всей этой грязи, без постоянных разборок, без грызни по любому поводу! Грёбаная политика всегда все портит! Только представьте, чего бы мы, я имею в виду человечество, могли добиться, если бы не это идиотское противостояние всех со всеми на протяжении веков! Если бы мы работали сообща, вот как сейчас, мы бы возможно уже исследовали бы звёзды, а не какой-то там Сатурн!
Ты идеалист, Фёдор, заметил профессор Андерсон. То, о чём ты говоришь, невозможно. Постоянная борьба, противостояние это часть нас. Это было с самого начала, уже даже тогда, когда наши предки ещё только лазили по деревьям, они уже сбивались в стаи, у них уже были вожаки, лидеры, которые определяли все аспекты жизни племени. Он встал и прошёлся к большому панорамному окну в стене. Там, вращаясь в такт движению центрифуги, голубела Земля.
И уже тогда были войны! любуясь открывавшимся с орбиты видом родной планеты, продолжил он. Маленькие войны: стая на стаю, племя на племя. Не всегда со своим видом, нашим предкам приходилось бороться и с хищниками, и с природными условиями, но какая разница кровопролитие есть кровопролитие. Борьба за еду, за источники воды, за тёплую пещёру, просто за жизнь, в конце концов! Слабый проигрывал и погибал. Сильный побеждал и передавал свои гены потомкам. Война, противоборство это у нас в крови! Он повернулся и обвёл взглядом нас, сидевших за столом. Нельзя просто щёлкнуть пальцами и выкинуть из генома то, что закладывалось в наш вид эволюцией на протяжении миллионов лет.
Вы, правы, профессор, глядя на Андерсона, начал я. Борьба у нас в крови. И пожалуй, когда-то, на заре существования нашего вида, наша воинственность была даже полезна. Сильный побеждал и передавал гены своим детям, делая их тем самым ещё сильнее, и так раз за разом, из поколения в поколение. Мы становились лучше, умнее, совершеннее. Эволюция, чтоб её! Вот только тогда мы боролись племя на племя, деревня на деревню, а теперь континент на континент. И меня до мурашек пугает тот факт, что, казалось бы, продвинувшись так далеко в интеллектуальном развитии, изобретя столь мощные средства разрушения, глубоко внутри мы, по сути, остались всё теми же обезьянами. Мы по-прежнему делим людей вокруг нас на своихи чужих. Племена разрослись до размеров государств, вожди стали президентами, шаманы духовными лидерами. Но в целом-то ничего не поменялось. Так же, как и какие-нибудь кроманьонцы, мы боремся друг с другом за ресурсы, за территории и так далее. Вот только у кроманьонца из оружия были разве что камень да крепкая дубина, а что у нас? я сделал паузу. Межконтинентальная ракета с разделяющейся боевой частью. Так что, боюсь, наша же эволюция заведёт нас в тупик рано или поздно. Если до людей в массовом порядке не дойдёт наконец, что всё это деление на государства, на своих и чужих, на чёрных, белых и так далее бред собачий, что в сущности мы все уже давно одно большое племя, то долго нам не протянуть. Рано или поздно найдётся придурок, который нажмёт-таки на красную кнопку и отправит всё в тартарары.