Кэнто отошёл к магазину, и мужчина (должно быть, привокзальный нищий) покатил мимо него свою повозку. Поравнявшись с Кэнто, он повернулся и произнёс:
Игрок, да?
С чего ты взял? резко ответил Кэнто. Незнакомец был ему неприятен, к тому же от него воняло.
Сразу видно. Ну и дурак.
А ты не дурак? Сыграешь может, заживёшь нормально. Чего тебе терять?
Свободу! А ты дурак. Ты не свободен.
Где твоя свобода? разошёлся Кэнто, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить нищего за оскорбление. Свобода это деньги, так устроен мир.
Свобода это без денег!
Пошёл ты махнул Кэнто рукой и зашагал дальше. Сзади раздался смех нищего, перешедший в кашель. «Надо было ему двинуть», подумал Кэнто, представляя этот удар, его последствия, свой взгляд.
* * *
Чёрная комната овальное здание, построенное по чертежам Ошаспелей стояла на центральной площади перед городской мэрией. Её называли консервной банкой, горелым пнём и так далее. Идеальный бетонный цилиндр высотой шесть метров, без единого окна, весь матово-чёрный. Пришельцы указывали людям, где желают разместить свои строения. Иногда приходилось сносить мешающие здания (так было в нескольких районах Токио): Ошаспели не допускали возражений. Внутри цилиндра находилось несколько овальных комнат; обычно их число было кратно четырём.
На большом квадрате, мощёном серым камнем, не было ничего, кроме здания мэрии и чёрной «консервной банки» одна неуютная пустота. Скамейки теснились по краям этой пустоты, возле цветников, за которыми чернела кованая ограда. «Сегодня не многолюдно», отметил про себя Кэнто, подходя к створкам дверей двум высоким прямоугольникам, расположенным в углублении. Внутри него зашевелился холодок азарта. Кэнто почувствовал, что руки вспотели. Он вытер их о джинсы. «С левой руки», вспомнил он свою примету и прикоснулся левой ладонью к полосе, разделяющей створки. Двери медленно и бесшумно ушли в стены. Кэнто глубоко вдохнул и сделал шаг вперёд.
Внутри здание казалось больше. Это отмечали все игроки, однако для Кэнто тайны пришельцев не имели самостоятельной ценности, не были интересны. Важна была только Игра. Освещённый тусклым светом коридор вёл в центральный зал. Сюда выходили двери игровых комнат. Стены, пол, потолок всё было покрыто мягким чёрным материалом, гасящим звуки. Снег ли, слякоть ли он всегда оставался чистым, чёрным.
Кэнто остановился, снял и сложил куртку. Рядом с ним в стене зияла прямоугольная ниша. Здесь надо было оставить те вещи, которые нельзя брать с собой. Он отстегнул часы, проверил карманы брюк, сложил всё аккуратно. Кэнто запоминал, как сложил вещи, и повторял порядок тех дней, когда выигрывал или не проигрывал. У него было несколько удачных расположений и несколько «запретных». В этот раз он поместил часы в дальний левый угол, куртку развернул рукавами наружу, перед левым рукавом поставил стопкой три монеты. Он закончил и ждал. Шторка ниши опустилась и стала частью стены, совершенно от неё неотличимой. Слева открылась дверь. «Если считать по часовой стрелке от входа, третья, подумал Кэнто. Хорошо. Ни разу не играл в четвёртой22». Кэнто снова вытер руки и решительными широкими шагами вошёл в комнату. Дверь беззвучно закрылась за его спиной. Перед ним в кресле с высокой спинкой, обитом всё тем же материалом, сидел Ошаспель.
Все пришельцы выглядели одинаково: высокие, худые, с лицом сорокалетнего мужчины, гладко выбритым, с коротко подстриженными волосами. Все носили тёмно-бордовые пиджаки на чёрную рубашку без галстука и чёрные брюки. Эмоции никак не проявлялись в их речи и мимике по крайней мере Кэнто ни разу таковых не заметил. Они казались Кэнто машинами: ему было удобно так представлять их себе. Другие игроки рассказывали, будто бы видели смеющегося Ошаспеля, но Кэнто не мог в это поверить и считал рассказы выдумкой.
Ошаспель сидел неподвижно и смотрел на него. «Что это, если не машина?» подумал Кэнто, садясь в такое же, как у пришельца, кресло. Круглый стол между ними был ярко освещён, посередине лежала колода карт. В ней было больше шестнадцати, нужных для Игры Кэнто не знал точное число. К тому же колоды различались: судя по рассказам игроков, существовало несколько тысяч разных карт. Однако всех интересовали только два рисунка: чёрный круг и такой же круг, будто разрезанный ударом кэса-гири23 на две половины. Целый круг означал удачу, половины неудачу.
Мы готовы начать Игру? задал Ошаспель обычный вопрос. Голос его был похож на голос диктора новостей: подчёркнуто правильное произношение, токийский акцент.
Да, ответил Кэнто и впился взглядом в колоду.
Ошаспель закрыл глаза. Как только веки его сомкнулись, карты колоды взлетели над столом и тут же упали вниз, заняв свои места: четыре ряда по четыре. Лишние карты пропали. Это происходило так быстро, что невозможно было уследить за движением даже одной карты: что-то мелькало в воздухе над столом, пропадало и вот перед тобой шестнадцать карт, шестнадцать узких тёмно-серых прямоугольников с тонкой серебряной линией вдоль края и диагональной полоской в центре. Один человек из Фукусимы как-то сказал Кэнто, что будто бы увидел рисунки карт, когда те зависли над столом. После этого Кэнто бросал дома обычные игральные карты на стол, моргая глазами и тренируясь быстро замечать рисунок. «Этот парень наврал, утвердился в своём мнении Кэнто, когда карты легли перед ним. Невозможно ничего увидеть».
Кэнто старался быть спокойным, сосредоточенным на удаче, но хотя в голове его как будто сложилась желанная атмосфера, тело Кэнто вело себя так, как ведёт себя тело человека при большом волнении, при угрозе жизни: руки становились ватными и тяжёлыми, сердце часто билось, становилось жарко, на лбу выступали капли пота. Кэнто сжал зубы и протянул вперёд правую руку. Он задержал её над ближним к себе четвёртым рядом, затем передвинул вперёд и вправо и прикоснулся к третьей карте второго ряда угловой карте «внутреннего квадрата» (так называли игроки четыре центральные карты). Кэнто убрал руку, и карта, поднявшись и сделав мгновенное движение в воздухе, перевернулась.
Чёрный круг!
Глаза Кэнто расширились, дыхание сбилось. Он радостно улыбнулся и сразу открыл вторую: Кэнто знал, что удача часто приходит не одна, и что нельзя терять времени. Первая карта третьего ряда моргнула в воздухе.
Снова чёрный круг!
Первыми двумя он открыл пару, означавшую удачу. Они не закроются. Теперь это его, Кэнто Хасэгавы, удача. Что дальше? Играть дальше? Он не знал. В прошлой партии он тоже взял первую удачу рано, а после была одна неудача, вторая Может быть, на столе больше нет хороших карт. По крайней мере, вероятность, что они там есть, стала меньше. Значит, надо закончить на сегодня. Выгоднее прийти завтра и сыграть с начала, с шестнадцати.
Я закончил, произнёс Кэнто и сразу повторил: Я закончил.
Ему нравилось его решение, ему нравился его голос. Он чувствовал себя профессионалом, подготовившимся к партии, сделавшим правильный выбор, а теперь хладнокровно завершившим её. Он почувствовал себя хозяином судьбы.
Свет над столом потускнел, двери открылись.
Ошаспель молча и без движения сидел в своём кресле, смотря не то на Кэнто, не то сквозь него. Кэнто встал, кивнул и вышел.
5
Кэнто стоял на ровно уложенных камнях и смотрел вверх. Над ним до самого горизонта тянулась бесконечная лазурь неба, не запятнанного ни единым белым штрихом. Он улыбнулся, вспоминая только что случившуюся партию. Он хотел бы снова сыграть, сегодня, сейчас. «Жаль, что Оши разрешают играть только один раз в день», подумал он и огляделся. Вдалеке, у выхода с площади, стоял невысокий полный человек в плаще. Когда Кэнто посмотрел в его сторону, человек натянул на голову капюшон и скрылся за оградой. Скамейки были по-прежнему пусты. Возле здания мэрии несколько человек переносили большие картонные коробки. Коробки были тяжёлыми, непрочными и разваливались в руках, отчего их приходилось постоянно ставить и поправлять, затягивать бечёвку или наматывать новую. «Странно, что Комната расположена позади мэрии. Это странно», подумал Кэнто. Сзади послышалось быстрое прерывистое дыхание. Кэнто обернулся. В открытых дверях овального здания Комнаты стоял молодой парень с копной рыжих волос. Он тяжело дышал. На вид ему было около двадцати. «Хафу24», решил Кэнто, рассматривая черты лица игрока. Тот всё стоял между чёрных створок, не позволяя им закрыться.
Эй, парень, ты чего? Кэнто хотел было вытащить его из дверей, но остановился. Он не знал, как на такое отреагируют хозяева Комнаты: игрокам запрещалось не только прикасаться друг к другу внутри здания, но даже говорить друг с другом.
Я никуда не уйду отсюда! крикнул вдруг рыжеволосый и уставился на Кэнто большими серо-голубыми глазами. Рот его оставался приоткрытым, подбородок подрагивал.
Да выйди ты, дай другим играть, Кэнто всё же схватил его за рукав тёплой бейсбольной куртки и потянул наружу. Тот не сопротивлялся. Двери тихо закрылись.
Что с тобой?
Не уйду. Сяду здесь, сказал молодой игрок тихим голосом. Он опустился на камень у чёрной стены, обхватил колени и положил голову на руки.
Я проигрался, продолжил он, не поднимая головы. Нечестная игра, четыре неудачи. Знаешь, что это означает?
Кэнто вздрогнул. Одна неудача не представляла особой опасности. Двойная была штукой посерьёзнее: получив двойную, Кэнто разбил служебный фургон и потерял работу. Тройная могла стоить человеку карьеры, здоровья, счастья.
Четыре неудачи почти неминуемо приводили к смерти.
Игроки избегали копить неудачи. Они ждали свершения неизбежного малого зла и с «нулевым счётом» шли играть снова. Кэнто сказал Одзаве, что потерял свой счёт это было неправдой. Кэнто знал точно, что за ним одна неудача, и он не был уверен в том, разрешилась ли она. «Может быть, думал он сегодня утром, размешивая дешёвые хлопья палочками в молоке, царапины на спине или ночной кошмар это моя неудача. А может и не она. Я не стану рисковать. Если не пойдёт, буду закрывать и уйду». Свою двойную он схватил тогда в одной партии.
Парень, как тебя зовут? спросил Кэнто.
Какая разница? пробурчал тот еле слышно. Ясуо.
Меня Кэнто, Кэнто сел рядом и слегка толкнул Ясуо в плечо: Ты как четыре собрал? В одной Игре?
Ясуо не ответил, но голова его немного приподнялась и опустилась обратно.
И ты хочешь сидеть здесь, потому что здесь она не придёт к тебе?
Тот снова кивнул.
Придёт. Это неизбежно.
Откуда-то прилетел чёрный голубь. Последнее время в Мито стало много голубей, однако эта птица отличалась от привычных серо-сизых. У голубя было высокое мускулистое туловище, крепкие ноги, скруглённая голова со светлыми наростами у основания клюва и вокруг глаз25. Голубиное угадывалось в походке, движениях головы и шее, переливающейся изумрудным и синим. Кэнто стало досадно, что такая необычная птица ждёт подачки риса или хлеба, и он прогнал голубя, взмахнув рукой.
Ясуо сидел в прежней позе, не обращая ни на что внимания. Было похоже, что он плачет. Так прошло две или три минуты.
Слушай, Кэнто снова толкнул его в плечо, это не случается сразу. Иногда через несколько дней. Ты можешь отыграться. Всё равно ведь терять нечего. А я знаю парня, который отыгрался.
Кэнто лгал. Люди, имеющие четыре неудачи, никогда не отыгрывались. На чёрном столе будто пропадали все карты с кругами, кроме одной, которая находилась быстро, но не давала ничего. Её называли «ложная надежда». Поговаривали, что круг на этой карте едва заметно светится красным, и Кэнто даже видел такую карту во сне одном из ночных кошмаров, которые периодически навещали его. Он искренне хотел помочь парню, которого видел в первый раз, но это желание останавливалось силой рационального расчёта, опыта, собственных планов: «Он опасен. С ним уже сейчас опасно быть рядом, потому что может случиться всё что угодно».
Кэнто встал, отряхнул джинсы, заправил получше рубашку:
Сыграешь завтра. Как пройдёт двадцать четыре часа, сразу зайдёшь и сыграешь. Всё будет хорошо.
Ясуо не ответил.
Кэнто направился к выходу шагом человека, вспомнившего о каком-то важном деле. У самых ворот он оглянулся, но рядом с чёрным цилиндром ничего не изменилось. «У него своя судьба. Он сам её выбрал», подумал Кэнто и зашагал в сторону улицы. Он хотел посидеть немного один, перекусить, собраться с мыслями.
* * *
В старой собая26 на углу, куда Кэнто заходил, когда бывал в центре, пахло бульоном, жареными кунжутом и апельсиновой цедрой. Из шести столиков заняты были два: в левом от входа углу сидела молодая парочка, непонятно что забывшая в таком заведении, а в правом углу старик, удобно устроившись на лавке (продолжавшейся вдоль стены до соседнего стола), читал газету. Перед ним дымилась тарелка простого удона27 с зелёным луком.
Кэнто заказал горячую собу с вакамэ, луком, агэдама28 и яйцом.
Есть «Саппоро»? спросил он на счёт пива и, получив утвердительный ответ, уселся дожидаться заказа.
«Лучшая соба в Канто, думал он, склонившись над большой миской и отправляя в рот горячие упругие нити, пропитавшиеся ароматным бульоном. Мужчина должен иногда есть один. И лучше всего именно собу». Кэнто не смог бы сказать, какая логика стоит за этой мыслью. Когда ему надо было утвердиться в правильности собственных действий, такие мысли рождались в голове сами собой; они сразу ощущались настолько убедительными, что не требовали доказательств: «Это очевидно», так ответил бы Кэнто.
У парочки за дальним столом дела не клеились. Когда Кэнто вошёл, они, нагнувшись друг к другу, что-то обсуждали быстрым шёпотом. Затем, пока он ждал заказа, сидели тихо, уставившись друг на друга. Кэнто стало интересно: кто на кого обиделся? Про себя он поставил на то, что виновником был парень, а пострадавшей девушка. Девушка выглядела очень симпатичной.
Я понял! сказал вдруг парень громко и поднялся. Девушка тоже встала, испуганно оглядываясь, так как голос её кавалера, очевидно, привлекал всеобщее внимание. Я понял, продолжил парень тише, если дело в деньгах отлично! я пойду играть. Прямо сейчас.
Дурак, девушка схватила его за рукав. Не вздумай даже, слышишь?
У него есть мотоцикл, у него есть гитара. «Акира дал, Акира подарил» Знаешь, меня это достало. Вы не можете быть друзьями.
Перестань, пожалуйста! Наши семьи
Парень вырвал рукав из её руки и вышел. Дверь медленно закрылась за ним, зазвенели колокольчики. Девушка поспешила следом, резко остановилась у двери, поклонилась хозяину, произнеся: «Простите, пожалуйста!», и тоже вышла. Спор продолжился на улице, и Кэнто сел так, чтобы было удобнее наблюдать. Он находил мотивы парня понятными, но не одобрял эмоций. Ошаспели умели читать мысли людей. Среди игроков существовали два лагеря: первые считали, что Ошаспели вмешиваются в Игру, помогая или мешая человеку, и это вмешательство основано на их мнении о том, что они видят в голове игрока. Вторые отрицали такую возможность, утверждая, что Игра справедлива и равна для каждого человека, кем бы он ни был. Кэнто принадлежал ко второму лагерю. Однажды он критиковал Игру, но сейчас искренне верил, что Игра является лучшим и совершенным инструментом для того, чтобы изменить свою судьбу, спасти себя.
«Не будет он играть. Придёт к Комнате, постоит, подумает и уйдёт, решил Кэнто, допивая бульон. Если бы имел достаточно смелости, сыграл бы без этого спектакля».
Кэнто поблагодарил хозяина, обменялся с ним обычными тёплыми фразами и в прекрасном расположении духа вышел на улицу. Небо было всё таким же чистым, воздух свежим, город спокойным и родным. Кэнто направился к мосту. Он хотел прогуляться вдоль набережной, но стоило ему взглянуть на чистую спокойную воду, как в памяти возникла фигура рыжего Ясуо. «Я ничего не могу сделать», повторил Кэнто про себя несколько раз. Он дошёл до поворота, на углу которого располагалась большая площадка детского сада. Сливовые деревья и металлические лестницы и горки за ними выглядели уныло. Кто-то там играл, несколько человек, но Кэнто не хотел присматриваться. Его вообще пугали дети: они напоминали ему о собственном детстве. «Ты полюбишь детей, я обещаю», сказала Нацуки, когда они поженились.