Сценарий разве не литература? уточнил Егор.
Сценарий план действия для режиссёра и структура будущего романа для самого сценариста, который мечтает стать писателем.
Егор благосклонно, добродушно усмехнулся, выложил на журнальный столик толстый пакет из плотной, коричневой, упаковочной бумаги и сообщил:
Могу оставить на время. Прочти. Много мусора, лишних фактов, наблюдений, рассуждений, но и много странного, неоднозначного, любопытного. На первый взгляд, откровенно бредового, фантастического. Мои наблюдения, сумбурные записи со слов очевидцев, вырезки из газет и журналов.
Немало, поддержал общий интерес Сценарист.
Сохранилась моя детская перерисовка иллюстрации из польского журнала о встрече истребителя «Мустанга» с «летающей тарелкой», Егор расслабился, вновь почувствовал искрений интерес приезжего, готового к любому варианту сотрудничества, и далее рассказывал без пауз часа два.
Ощущение времени было утеряно. Жёлтое марево скудного освещения комнатки погрузило их в сферу отстранения от реальности. Синий запылённый прямоугольник окна это был выход в «открытый» космос. Жёлтая дверь комнаты, обитая рыхлым оргалитом, люк для возвращения на грешную Землю.
С получением бандероли от Крамаренко с его записками и предостережениями «никому и никогда не показывать этих бредней», с просьбой «затаиться, пока не вырасту», продолжил Егор, я и затаился в ожидании предсказанных дядей Витей «знаков судьбы», «явлений сверху» и прочего неоднозначного. Любому взрослому всё наговоренное геологом могло показаться чепухой, фантазией сумасшедшего бродяги. На меня, ребёнка, записки геолога произвели сильное впечатление. Мне покзалось, эти письма написал мне с неба сам отец. Только не держите меня за шизофреника или сумасшедшего!
Сам такой, успокоил Сценарист. Не держите меня за здесь, а держите меня за тут, как бы сказали в моей любимой Одессе. Продолжай. Не изводи себя сомнениями.
Хорошо. Вот я и стал ждать знамений, обрадовался Плещеев моральной поддержке малознакомого человека. Неких предзнаменований, необычных небесных явлений. Ни-че-го! Часами пропадал в библиотеке интерната. Множество перечитал книжек, журналов, подшивок газет. Занялся изучением материалов на тему аномалий и паранормальных явлений в нашем крае! Ждал в школьном интернате, ждал в ПТУ, ждал два первых курса в вузе, в «нефтяшке», увлечённый рассказчик сделал интригующую паузу и продолжил:
Не поверите дождался! В конце восьмидетятых стал свидетелем прибытия на Землю Небесного Шамана23.
В печальной и снисходительной усмешке у гостя Югры чуть дрогнули губы. Он с сомнением качнул головой. Увлечённый воспоминаниями, Егор этого не заметил. Ярлыки «клоуна», «балагура», «словоблуда» и «фантазёра» местные друзья, знакомые, коллеги и начальство на помбура навесили давно, относились снисходительно, как к мечтателю не от мира сего. Задумчивое молчание приезжего Сценариста воспринималось рассказчиком правильно, как искренняя заинтересованность.
Учился в те времена в тюменской «нефтяшке», продолжил Егор. Затмение! Темень у юноши в мозгах случилась полная: по жизни, в учёбе во всём. Никакого интереса к нефтегазу. Хотелось авантюр, куража, хотелось бродяжничества по тайге и горам с геологами, копания в земле с археологами. Напросился подсобным рабочим в геофизическую экспедицию. Был 1989-й или 90-й год, точно не помню.
Поздним вечером после полевых работ валялись мы на полатях в бытовках, трепали языками, готовились ко сну. Услышали мощный шум, эдакое сумасшедшее потрескивание по всей таёжной округе, будто бешеное стадо оленей, тысячи на полторы голов, ломилось по сухостою и бурелому прямо на лагерь. Выбрались из бытовок глянуть. Остолбенели. Иссиня-светло было, как днём вокруг. Казалось, над чёрной тайгой запалили неоновые фонари в полнеба. В чёрную полночь! При ущербном полумесяце и низкой облачности. Обычно без фонарика по лагерю ночью двух шагов не пройти. Но тут сияло эпохально!
Стоим, глазеем. Остолбенели! Если не сказать круче!.. Над краем тайги «тарелка» зависла. Летающая. А-а-агроменная, с футбольный стадион размером. Стального цвета. Нет скорее тёмно-синего. Ослепительная, сияющая, мерцающая миллионами огоньков. По всей этой грандиозной люстре перемигиваются гирлянды весёленькой, праздничной иллюминации.
Ладно бы я один такой в тайге торчал, пень офигевший, а то ведь целая орава рядом топчется, воет от восторга. Сейсмопартия номер «четырнадцать», человек на двадцать пять тридцать. Все рты разинули и обалдели от потрясающей небесной катаклизмы!
Неделю без продыха пахали, дорабатывали «план» ударными темпами. Нельзя было сорвать рабочий график. С премиями бы пролетели, надбавки бы сняли. Ни капли спиртного до выходных в рот не брали, по приказу начальника партии, грозного и могучего нашего верзилы с фамилией Клоко́та. За бухло расстрел на месте! Вещмешок, паёк, «вертушка»24 и домой, без зарплат и премий!
Короче, стоим, одуреваем, любуемся потрясающим явлением природы. Висит эта великолепная зараза минуту, другую, третью! Даже тарелкой-то не назовёшь! Стальной стадион завис как раз над нашим лагерем, краем сверкающего блина тайгу зацепил. Генка Симага метнулся в бытовку за ФЭДом25. Фотограф он был отменный. Фоток не допросишься. Негативы то перепроявит, то недофиксирует, то засветит.
Как назло, блин небесный в тот самый момент распустил веер сверкающих лучиков, помельтешил ими, будто сосканировал местность, заодно и нас, мелкотню людскую. И тут меня в правое предплечье будто что ужалило, прижгло. Думал, тварь какая ползучая укусила, гнус или комарьё. Не сразу обратил внимание от общего шока. Тарелка лучики-щупальца втянула внутрь, плавно стронулась с места и грандиозным утюгом так низе́нько-низе́нько прошлась над верхушками сосен до ближайшей горушки. Затем ка-а-ак стартанёт вертикально вверх! Только облака завихрились, кучкой грязной ваты и мусором разлетелись по ночному небу.
Всех нас, зевак дурных, варежки от удивления открывших, горячей волной воздуха опахнуло. Очнулся, вспомнил о боли в плече. Думаю, что за дурнина ужалила?! Как позже выяснилось, не меня одного. Зашёл в бытовку, глянул на прожжённую дырку в ветровке, как от сигареты. Снимаю брезентуху, закатываю дырявый рукав рубахи до плеча. В том самом месте, где дырка прогорела, ожог размером с грецкий орех. Ребята в шоке! Ещё троих наших почти так же обожгло. Бульдозериста Сашку, геофизика Никиту и копателя Жору Кудрявого. Жора лысый был, как обглоданная кость. Отсюда и кличка. Ожоги у мужиков поменьше, правда. Но глубокие. Заживали долго, у кого неделю, у кого месяц. Наши удивляются, какие твари могли нас так покусать?! Через пару дней ранка у меня слегка поджила, гляжу, на коже буква нарисовалась
С готовностью, видать, показывал не раз, Егор расстегнул праздничную цветастую рубашку до пупа, стянул с плеча. Предъявил на правом предплечье отчётливый белёсый шрам в виде буквы «А». Шрам выглядел как схематичный символ ракеты, выписанный детской выжигалкой26.
«Хорош брехать-то!..» обычно отмахивались друзья, сам же иронизировал Егор. Не верили в мои россказни и байки. Говорили: сам прижёг. Татуировка. Сначала обижался, отмалчивался. Потом стало безразлично: верят не верят. Пофиг. Но, я так полагаю, Летающий Объект мне привет от отца передал.
Сценарист не выдержал, насмешливо нахмурился, скривил губы, недоверчиво качнул головой. Егор сделал вид, что не заметил иронии и недоверия, продолжил:
Ребят с геопартии тоже пометили. Для чего? Не знаю. Тайны, покрытые мраком бытия. Сашка-бульдозерист пропал в тайге, по пьянке пошёл с берданкой на лося. Ни Сашки, ни берданки. Наш учёный фрукт, выпивоха и бабник, геофизик Никита в Петербург укатил. Ни слуху ни духу. Жорик утонул той же осенью в Оби. На спор, за литр бормотухи, на остров решил сплавать. Может, ноги свело, может, под буксир или баржу попал.
Такие дела Да, о небесной тарелке Хотите верьте, хотите проверьте. Адреса нескольких свидетелей явления, ребят с геопартии, кто в Сургуте остался, могу отписать с пребольшим удовольствием.
Отвальная
Как не поверить хорошему человеку и прекрасному рассказчику? Не сразу, но Сценарист поверил. Не просто поверил, сам объединился с новым товарищем, доверился, поделился своими домыслами, соображениями, фантазиями.
Основная съёмочная группа телесериала «Золото Югры» в начале сентября вернулась в Москву. От широты душевной нефтяники позвали на «отвальное» застолье Сценариста. Во всей этой канители со съёмками фильма тот взвалил на себя ещё обязанности исполнительного продюсера, отвечал за производство, задержался в Сургуте на неделю: готовил отчёты, подписывал кипы нужных и ненужных отчётных бумажек.
Помбур Егор Плещеев, щуплый, вихрастый, словно подросток, в скромном «ширпотребовском» костюмчике первоклашки, скромно присел у входа в банкетный зал, у краешка длинного, составленного стола. Сценарист поймал, как дед Мазай в лодке, его умоляющий взгляд зайца, застрявшего в болоте, мол, спасай, только тебя жду.
Рыбными деликатесами и мясными закусками был заставлен длиннющий стол персон на сорок. Рыбка горячего, холодного копчения, осётр, нельма, муксун, стерлядь, для разнообразия пе́лядь. Мясные закуски не перечислить. Для экзотики, приезжим предложили медвежатину с олениной. На первое стерляжья ушица. На второе, под заказ, рыбные и мясные блюда. Выпивка в изобилии: дорогущий коньяк категории ХО27, водка кедровая, местного разлива, французское вино семи марок.
Егора позвали развлекать публику, но после первых выпитых рюмок о нём забыли, даже не дали высказаться в тосте. Помбур загрустил, примолк, раза два, не больше, приложился к рюмочке коньяка под закуску. Переместился ближе к Сценаристу и только для него как бы впервые завёл беседу под шумные выкрики товарищей по застолью.
Хотите, значит, экзотики, господа этнографы-кинематографы и прочие, к ним примкнувшие? куражился помбур Егор Плещеев, но с доброй усмешкой поглядывал только на Сценариста, для кого, собственно, и был весь сказ. Пажалте, откушайте сибирских блюд, шутливо претворил Плещеев свою историю о встрече в детстве с легендарной Царь-девицей. Да-да. Имеется такой важный мифический персонаж в хантыйском эпосе. Вернее, встретился я в детстве с её наследницей, уточнил помбур. На всю жизнь запомнил дикарку. Чуть не пристрелила, дурная! История эта случилась лет двадцать назад близ Русскинской.
Из-за стола послышались пьяные выкрики коллег Егора по буровой, «друганов» Серёги из местной «братвы».
Брехня!
Хватит туфту гнать!
Завязывай базар! Выпьем!
Так ты трахнул девку? Или нет?
Давай про Тунгуску!
Что там взорвалось над тайгой?
Кто с ним «тарелку» в небе видал?
В геопартии?
В восьмидесятых?
Ага.
Я видал, словно недовольно, хрипло и внушительно откликнулся сутулый, хмурый, патлатый седой мужик в мятом, клетчатом пиджаке пошива фабрики «Большевичка28».
Врёшь! весело вскрикнул худой, пучеглазый, юркий болтун в рубашке расцветки «дикое поле» с местного «вещрынка», типаж, без которого, кажется, не обходится ни одно застолье. Этакая затычка во всех дырках.
Да пошёл ты! огрызнулся Хмурый. Видал и точка. И не я один, и замолк.
Убеждать подвыпивших товарищей по застолью, что было в реальности, а что нет, бессмысленно. В таких случаях или веришь рассказчику, или нет. Проверить-то невозможно.
Огненные шары в районе Отортена и до гибели группы Дятлова видели многие. Местные манси, туристы, военные и даже зэки из ближайшей зоны, попытался поддержать заезжий Сценарист протухающий интерес собравшихся, но оживления в перекошенных лицах выпивох не заметил.
Егор примолк, извинительно глянул на московского гостя. Тот мотнул ему головой в сторону выхода, мол, уходим, нечего тут делать.
Увлекательную историю Егор досказывал специально для дотошного, любопытного Сценариста на следующий день, когда помбур зазвал гостя Югры на прощальный «опохмел» в рабочее общежитие.
Тёмные лестничные переходы они преодолевали будто в жутком квесте. С этажей доносилась ругань жильцов, грохот шагов по дощатому полу. Казалось, солдаты всей казармой бегали, топотали в кирзовых сапогах. И вонь!.. Невыносимма вонь накрывала с головой и заволакивала уши до звона. Запах в общежитии представлял собой гремучую смесь мужского пота, нестиранных портянок и отходов, пищевых и естественных, человеческих.
Не самое лучшее место для доверительных бесед, посетовал Сценарист, пока они забирались по лестницам на пятый этаж.
Согласен, ответил Егор извинительным тоном, но там я храню некоторые свои записи, самые для меня важные и дорогие. Никак не оставляет чувство страха с тех пор, когда «органы» у нас с отцом в квартире устроили обыск. Рассказывал об этом
Без приключений прошли длинный затемнённый тоннель коридора со множеством дверей и скрылись за одной из них.
Крохотный пенал-комнатку в старой панельной пятиэтажке выделили коллеге Егора, молчаливому и угрюмому пультовику Игонину, матёрому холостяку и бабнику. Но пользовались «лёжкой» все, кому было известно, где хранится ключ от «комнаты свиданий». Сам Игонин в свободное от вахты время мог смотаться к своим многочисленным любовницам хоть в Салехард, хоть в Лабытнангу и даже в Петропавловск-Камчатский. Благо приличные заработки позволяли.
Комнатка нечасто проветривалась. Спёртый воздух удалось разбавить свежим сквозняком после открытия форточки. Не успели они расположиться на продавленных подушках тахты в склепе холостяка с ободранными обоями и покрывалом на гвоздниках, вместо штор. В дверь начали тарабанить кулаком с требованием «занять до получки полтос», с предложением «сообразить на троих». Мужские хриплые голоса сменялись, но стандартные для мужского общежития просьбы и предложения оставались.
Минут через пятнадцать «игонинскую лёжку» оставили в покое. Тут только Сценарист понял: буровик специально пригласил его в это гнездо разврата, пьянства, человеческого прозябания, чтобы наглядно показать трясину местного бытия.
Ни воду для чая не стали кипятить в электрочайнике, ни минералку пить из запотевшей бутылки из холодильничка «Север». Московский хлыщ, Сценарист сидел на тахте, подавленный и молчаливый, покачивал головой с пониманием той мрачной атмосферы быта, в какой приходится сосуществовать Плещееву вместе с коллегами по бригаде.
Егор вытащил полиэтиленовый пакет из-под обеденного стола, где организовал тайничок для дневниковых записей, но потом передумал и сунул пакет обратно под стол.
Не, проворчал он, бредни о нашей мрачной житухе вряд ли будут уместны в моей романтической истории. Надо будет сжечь записи.
Встреча в детстве с Царь-девицей, напомнил Сценарист с нетерпением.
Да-да, встрепенулся Егор и продолжил, начатый рассказ в ресторане:
Посёлок Рускинская отстроили в советские времена. Местные партийцы пытались приучить к осёдлой жизни местный народ хантов, манси, ненцев. Хотя я лично не принимаю значения слова «осёдлый» в обычном понимании. Ханты и так всю жизнь в седле, на нартах или снегоходах. Осёдлые, выходит, постоянно!
Когда строили посёлок, я тогда ещё не родился. Но если верить байкам сургутчан, вечные бродяги, рыбаки и охотники на три зимних месяца с удовольствием обжили первый многоквартирный дом, выстроенный по финской технологии. К весне поразъехались ханты по своим заимкам в лесах и на болотах, распродав финскую сантехнику и новомодную пластиковую обивку-сайдинг. От сургутской стужи такая прикрышка не спасала. Первый этаж дома долгое время служил охотникам зимой прибежищем: удобно было въезжать в квартиру на снегоходе прямо по сугробам через широкий проём окна гостиной.