Другой маршрут в Койне-Кесыр был более приятным, хотя и намного продолжительным. Он пролегал через в чем-то схожие с крымскими субтропики Сумбарской долины.
«Субтропики по соседству с раскаленной пустыней, возможно ли такое?» не верили мы своим ушам. Оказывается, чудеса случаются. Высокогорный Копетдаг двумя своими нисходящими хребтами, подобно заботливым женским рукам, прикрывал этот благословенный уголок земли от горячего дыхания Каракумов, а извилистая речка Сумбар хоть и заметно пересыхала знойным летом, но все же помогала сохранять здесь мягкий и комфортный микроклимат. В его ореоле буйно цвели весной и щедро плодоносили осенью яблони и инжир, абрикосы, персики и алыча, плантации граната, виноградников и арбузов. Каменные дувалы повсеместно прикрывали густые заросли ежевики и шиповника. Они же служили преградой от вездесущих ослов, разгуливающих по аулу без всякого хозяйского присмотра.
В последующем каждый раз проезжая по Сумбарской долине, мы невольно любовались устроенным здесь бытом, тщательно продуманной системой орошения участков, утопающими в зелени частными домами, заботливо ухоженными россыпями плодородной земли. Редкий хозяин не имел тут пары верблюдов, коров или хотя бы вечного трудяги осла лучшего транспортного средства в горах.
По всему маршруту то и дело встречались кошары с блеющими овцами. Здесь же, неподалеку, ютились приземистые, сложенные из подручных материалов овчарни, рядом с которыми резвились родившиеся всего пару-тройку недель назад шаловливые ягнята. С детской непосредственностью они носились по округе, бодались, куролесили, а подустав, отлеживались, мирно пощипывая зеленую травку, ни о чем не беспокоясь. Их безопасность обеспечивали не столько мальчишки-пастухи, жующие краюху лепешки и отхлебывающие из пиал зеленый чай, сколько огромные сторожевые псы алабаи. Хищных волков, шакалов и лисиц они чуяли за версту, не оставляя им ни малейшего шанса подкрасться незамеченными.
Алабаи
На высоте здесь всегда была и безопасность жителей. В районном центре Кара-Кала («Кала» в переводе с туркменского «крепость») дислоцировался штаб одноименного пограничного отряда. Местные жителы, вспоминая рассказы своих убеленных сединами аксакалов, любили называть эти места на старый лад «Карры-Кала» («Старая крепость»). Лишь спустя годы название населенного пункта постепенно трансформировалось в Кара-Кала («Черная крепость»), да так и закрепилось на веки вечные.
К концу XIX века здешние места были надежно прикрыты от враждебных вылазок с территории Ирана. Слишком уж тягостные воспоминания оставили о себе работорговля и разорительные набеги. А вот процветавшая пышным цветом контрабанда через границу долго считалась вполне себе обыденным занятием. «Разве торговля с иранскими сородичами преступление?» удивлялся местный люд, ловча, изворачиваясь и охотно подпитывая взаимную нелегальную торговлю. Искоренить эту дурную привычку пограничникам долго не удавалось. Так и жили, постепенно наводя «революционный порядок». Поначалу этим занимались русские казаки надежные стражи границ царской империи. После эстафету охраны государственных рубежей подхватили, сменяя друг друга, солдаты-срочники, призываемые из Украины, Молдавии, Сибири, некоторых центральных районов России и Урала. Причем делали это на совесть. Стерегли рубежи Родины как порог отчего дома. Отсюда и уважение, которое ни за какой бакшиш не купишь.
Когда-нибудь время безжалостно сотрет следы крови и пота защитников этих рубежей. Исчезнут, превратясь в пыль веков, камни, на которых кто-то старательно нацарапал штык-ножом свое личное послание потомкам: «Держим границу крепко». И подпись есаул Голота. «С нами Бог» казаки Голованов, Чеметьев, Ряшкин, Матузин. Надпись ротмистра Сотникова уже почти нечитаема. Впрочем, как и хорунжего Астахова. Кто они, эти безвестные ныне герои, стражи границ? Мы наверняка никогда не узнаем подробностей их биографий, но, когда присядешь на помеченный автографом камень, коих все еще немало на участке Среднеазиатского пограничного округа, сердце наполняется чувством гордости и уважения. А еще сопричастности к тому великому делу, которому они служили и которому ныне служим мы, пограничники 70-х.
Примечательно, что солдатский труд всегда высоко ценился местными жителями, а пограничники были желанными гостями в любом доме. В исторической памяти туркмен применительно к русским не сохранился уничижительный термин «завоеватель». Скорее это был брат и добрый наставник, привнесший разрозненным, вечно враждующим между собой кочевым племенам ростки цивилизации, духовности, технического прогресса и всестороннего развития. Брат, который ничего не навязывал, не диктовал свою волю, но с готовностью делил пополам последнюю лепешку чурека. А еще удивлял своим упорством в преодолении трудностей, достижении поставленных целей.
В той же логике складывались отношения пограничников, преимущественно славян, с коренными жителями туркменских аулов, приверженцами ислама. Разгром басмачества в 30-х годах прошлого века, победа русских войск над многочисленными, но слабо обученными бандами местных баев некоторое время саднили сердца воинственной части туркмен. Однако продолжалось это недолго, поскольку не было питательной почвы для конфликта. Продвигаемые иноверцами лозунги о свободе и справедливости, передаче наделов земли беднейшим дехканам, образовании детей и уважительном отношении к женщине-матери грели сердца подавляющей массы местных жителей, множили число сторонников «победы социализма».
Мне могут возразить: лозунги хороши, но жизнь часто вносит свои коррективы. И далеко не всегда в лучшую сторону. В этой связи уместен вопрос: а что же подпитывало на протяжении свыше полувека взаимные дружеские чувства? Скажу определенно: отнюдь не партийные лозунги и начальственные установки. Дружба пограничников и жителей этих удаленных мест складывалась постепенно, кропотливо, по кирпичику. Каждый из которых состоял из поступков, готовности по первому зову протянуть руку помощи, поделиться последней лепешкой чурека, не колеблясь спасти чью-то жизнь. И, конечно, из духовной близости, общих моральных и нравственных принципов людей, не привыкших держать камень за пазухой. Пограничники всегда говорили то, что думали, не допускали подлости и предательства, умели прощать и ладить, находить выход из общих проблемных ситуаций.
О двух таких случаях, вполне себе будничных, рассказал нам по пути следования майор Подолякин.
Под гусеницу трактора во время уборки урожая случайно угодил мальчишка лет двенадцати. Сложный перелом ноги, большая кровопотеря. Малейшая задержка по времени и неминуемый летальный исход. Семья в отчаянии! Что предпринять?
На машине заставы, что оказалась поблизости, быстро доставили пострадавшего в больницу, а затем еще и прямое переливание крови произвели, благо группа крови одного из солдат подошла. Новость о «кровной дружбе» пограничников и туркменской семьи тогда молниеносно облетела не только местный аул, но и весь район, была опубликована даже в республиканских СМИ. К счастью, жизнь подростка была спасена. Семья пострадавшего, как и весь приграничный аул, отныне были накрепко, «кровными узами», связаны с пограничниками. И это был только один такой «кирпичик».
В другом случае, совсем недавно, экзамен на высокий профессионализм пришлось держать находящемуся в служебной командировке поблизости от туркменского аула Дайне капитану медицинской службы Сергею Маринину. Внезапные роды у молодой женщины спровоцировало ее нечаянное падение у горного ручья. Большая кровопотеря, угроза жизни ребенку. И снова счет шел на минуты. Эвакуация больной была проведена силами санитарной авиации. При этом наш военный врач до последней минуты не отходил от больной, сделал все, чтобы она поправилась, стала счастливой мамой. Разве такое забудешь!
Но чаще всего на характер взаимоотношений влияли ситуации чисто будничного, прозаичного характера. Скажем, местный колхоз при случае всегда выручал пограничников сеном, соляркой, тракторами для вспашки контрольно-следовой полосы, запчастями для машин. Никто не говорил вслух, но все понимали: не о себе хлопочут пограничники, о нуждах надежной охраны государственной границы страны пекутся. Именно осознание важности общего дела, взаимное бескорыстие были той цементирующей основой, которая сплачивала воинов в зеленых фуражках и жителей приграничья, придавали их взаимоотношениям особую ценность.
Урывки встреч с нохурлинцами, а также опытными пограничниками то и дело приходили мне на память, пока наша колонна с черепашьей скоростью, не более 57 километров в час, медленно ползла по намеченному маршруту.
Майор Подолякин деликатно помалкивал. Он давно обратил внимание на провалившихся в утреннюю дрему молодых лейтенантов, вырвать из которой их не могли самые крутые раскачивания УАЗика и резкие скачки на ухабах. По неписаным правилам старший машины даже слегка вздремнуть права не имел. И дело здесь не столько в уставных требованиях, сколько в жизненном опыте. Поглядывая на спящего старшего машины, тут же начинал клевать носом водитель. А это уже опасно! Тут под угрозой жизни всех попутчиков.
Тормозни-ка вон у того ручья, приказал Подолякин водителю.
Минутная остановка. Умылись ледяной водой, размялись и снова в путь.
Сопят лейтенанты. Поглядывая на них, майор о чем-то задумался. Как выяснилось, о том, как сам когда-то, получив приказ, добирался на свою первую пограничную заставу Тагарёво. Самую трудную, высокогорную, зимой просто недоступную в силу суровых климатических условий. Следовавшая с ним молодая жена, невысокого росточка, совсем хрупкая симпатичная девушка, которую Подолякин неизменно называл «мой Галчонок», наверняка испытывала ужас от нависающих горных скал и обрывов, узкой, извилистой дороги, ведущей, казалось, к вратам самого ада.
На границе полно непредвиденных ситуаций. Вот и в этот раз случилось так, что старенький автомобиль заглох у самого подножия горного хребта и добираться далее к месту службы молодой семье пришлось в конном строю. Хорошо кобылу для жены молодого офицера солдаты подобрали смирную, с ленцой. Своего же коня он тогда едва сдерживал, не особенно беспокоя шенкелями, притормаживая натянутыми поводьями. Как умелый кавалерист, получивший превосходную выучку в Алма-Атинском погранучилище, Подолякин прекрасно знал: если один конь выходит из-под контроля и срывается в галоп, остальные понесутся за ним с той же резвостью и неукротимостью. Ахнуть не успеешь, как шею свернешь!
Почти двенадцать километров по грунтовой извилистой дороге вверх, через заросшие травой и можжевельником распадки, нагромождения камней и глины, принесенных селевыми потоками. Эти суровые километры стали тогда первым серьезным экзаменом для молодой пограничной семьи. Ничего, добрались. Обжились, не спасовали перед трудностями! Ну, а уж застава, особенно жены начальника заставы, замбоя и старшины, расстарались от всей души: полевые цветы, образцовый порядок в выделенной квартире, праздничный обед с пельменями собственного приготовления и даже компот из сухофруктов. От былой опаски лейтенанта Подолякина и его Галчонка тогда не осталось и следа!
Женщины Тагарёво ментально те же декабристки!
В последующем, в очередную годовщину начала службы, Подолякины частенько седлали лошадей и, прихватив вина, яблок, инжира и сладкого винограда, выезжали на пикник в тыл участка своей заставы, к небольшому, искрящемуся кристально-чистой водой роднику. Их роднику! Окружающая тишина, выразительный перезвон птиц, плескающаяся в прозрачной воде небольшого озерца мелкая рыбешка создавали неповторимую атмосферу единения с природой, нежности чувств, красоты и романтики отношений, которую хотя бы на пару часов не мог потревожить никто.
Бросив укоризненный взгляд на беззаботно посапывающих молодых офицеров, Подолякин повернулся ко мне и повел неспешный рассказ о том, как, едва прибыв на заставу Тагарёво, он тут же попал «под раздачу».
Через три недели нам предстоит инспекторская проверка. Проводит группа офицеров управления отряда и пограничного округа озадачил меня тогда без особых предисловий начальник заставы. Проверяющие «лютуют», на служебную нагрузку скидок не делают. Многим солдатам ставят тройки и даже «неуды».
«Короче, притормозил сам себя НЗ. Слабое звено у нас огневая подготовка, особенно стрельбы в ночных условиях, и марш-бросок на шесть километров с полной боевой выкладкой. Ну, или кросс на три километра. Это уж как проверяющие решат. Первое я беру на себя, ну а кросс, дружище, за тобой. Небось после училища навыки не растерял?» хохотнул тогда начальник заставы.
С ретивостью молодого офицера я взялся за дело. Кроссы и марш-броски через день следовали один за другим. Многие из них я проводил лично, задавая нужный темп на дистанции. Как-никак перворазрядник! войдя в азарт, рассказывал Подолякин. В училище я часто тянул за собой учебную группу, подхватывал у отстающих курсантов автоматы или пулеметы, ведь время на финише дистанции фиксировалось по последнему.
Как ни старался, но мои заставские «орлы» до выполнения нормативов никак не дотягивали. Особенно тормозили четверо «дембелей», срок окончания службы которых неумолимо приближался. Серьезных причин, чтобы «рвать жилы», у них явно не было.
В один из дней, как назло, случилось так, что всю ночь мне пришлось мотаться по сработкам сигнальной системы, отдавать приказы на службу пограннарядам. А с утра понеслись вводные из отряда. Срочными поручениями по самое «не могу» загрузили офицеры штаба и тыла. Ясное дело глаз не сомкнул. Устал как собака!
А в 17 часов, как водится, в дверь канцелярии постучал дежурный по заставе сержант Корниенко, призывавшийся из Ворошиловградской области. Доложив о построении заставы на кросс, он уже перед строем произнес:
«Так шо, товарышу лейтенант, вы ж не спамши. Може треба вам видпочиты? А кросс ну его к бису, на завтра перенесем»
«У меня-то силы найдутся, а вот вы, слабаки, когда норматив выполнять научитесь? Моя жена быстрее вас всех бегает!» выпалил я в сердцах.
«Ваша жена?» загудел строй.
«А давайте на спор, товарищ лейтенант, поймал меня на слове ефрейтор Мовчан. Если ваша жена хотя бы последнего на кроссе солдата обгонит, мы на инспекторской проверке сдохнем на дистанции, а норматив выполним. А если нет, я и еще двое моих земляков поедем в отпуск. Как вам такое предложение? не унимался он. Слово офицера для вас что-нибудь значит или нет?»
Эмоции накалялись. Мои солдатики вошли в спортивный раж и уже предвкушали легкую добычу. Как ловко, дескать, они провели молодого летёху!
«Согласен», огласил я, наконец, заставе свой вердикт. И мы в присутствии всего личного состава ударили с ефрейтором по рукам.
А потом был кросс на три километра, на котором моя жена вначале бежала где-то в конце группы, подбодряя отстающих, а на финишной прямой без особых усилий обогнала первого, самого спортивного пограничника заставы. Причем метров этак на тридцать. И все это она проделала с такой легкостью, что у моих парней глаза от удивления округлились.
«Как такое могло случиться? недоумевали мои парни. Ну, как?! Худенькая, хрупкая, в полтора метра росточком женщина всю заставу на кроссе сделала!» Конфуз вышел грандиозный! Всю ближайшую неделю только об этом и говорили.