Разговор у послов поначалу не слишком клеился. Впечатления от поездки в Крым и в ханскую ставку были пока слишком свежи и ясны, чтобы их обсуждать, и Ордин с Кровковым почти не касались их. Сказывалась и московская привычка поменьше рассуждать о делах государственной важности. Наконец, Кровков, намеренно или нет, решил затронуть тему, придавшую разговору долгожданную остроту.
Ну что, боярин, далеко ли уедем? Доведется ли в Севске быть?
А почему не быть? От гетмана пернач имеем, от хана пайцзу. Чего бояться-то?
Тот пернач, Афоня, означает, что гетман нас не тронет и дай Бог, чтобы так а в степи что курган, то пан До Крыма-то и сам помнишь, как ехали дай Господи забыть поскорее.
Богдану можно верить, убежденно заявил Ордин. Похлебка и жидкость из бутылки ему явно пошли на пользу он заметно повеселел и раскраснелся. Главное, Агей, до Сечи подняться, а там от него отряд будет.
Точно, точно. До того и не жди, с ханом дружбы не станет рушить. А наша сотня хоть и хороша, а все-таки не полк.
Брось, Агей, не тебе трусить. Пайцзу и пернач везем, чего бояться? Тем более тебе небось, за твою милость в Перекопе немного дадут.
Да и ты не Шереметьев парировал Агей А вот за нашего дружка, что под осокорем, и татары, и черкасы живо нам глотки перережут. Глядишь, и до Сечи не доедем. Набили мы ему цену.
Ладно, ладно. До Сечи, небось, продержимся, а там не обидят сказал Ордин, лицо которого далеко не изображало уверенности. Слова Кровкова явно задели стольника за живое.
А я вот думаю, что татарам царевич наш больше ни к чему, а то бы не отдали. А вот черкасам царский сын еще как пригодится они с нас своей пени еще не взяли.
Ордин промолчал, но явно начинал кипятиться. Его раздирали противоречивые и не самые приятные мысли.
Да, Агейка, от черкас всего ждать можно, сказал он наконец. Еще и кланяться нас ему заставят, коли придется ко двору. Но против царя не пойдут, не посмеют помощь царская им сейчас позарез. Так что доедем, Агей, доедем, еще и без подарков не останемся.
Ордин тут ободряюще похлопал Кровкова по плечу, но его сухая рука отскочила от могучей спины Агея, как мотылек от лучины. Говорил Нащокин не слишком уверенно, его живые глаза бегали все быстрее по сторонам. Агей же вполне удовлетворенно наблюдал за состоянием стольника, как будто вывести его из себя и было целью Кровкова. Теперь, добившись ее, он с довольным видом лежал и помалкивал, напоминая тигра, играющего со своей добычей. Резкие черты лица, большой нос и складки кожи усиливали сходство Агея с этим хищником.
Да пошел ты к черту, Агейка! воскликнул наконец, не выдержав, Ордин. И так я черкас не жалую, а ты мне как на больную мозоль Если уж и здесь чего учинят, то это прямая причина государю их в подданство не принимать, вот что!
Почему же. Нас с тобой ногайцы ножом по горлу вот и пропал самозванец. А черкасы его и спасут, и царю им поклоняться. Как тебе моя мысль?
Ордин только махнул рукой и судорожно приложился к бутыли. Его почин поддержал и Агей.
Эх, Агеюшка! Боюсь, что по-другому выйдет. Доедем мы с тобой до Севска в лучшем виде, а только так обернется, что не мы из Крыма поганца вытащили, а черкасы его царю на блюдечке поднесли. Он бы им потом пригодился, да не сейчас. Время пройдет они таких десяток наберут, долго ли. А этого отдадут, да не за малую цену. Покажут подданство, а мы уж тут не отвертимся примет царь верных черкас. А тогда не ногайцы ляхи нам головы рубить будут, да кабы не под самой матушкой-Москвой. Будет через черкас наша погибель, Агей! Да и то сказать по грехам.
Ордин махнул рукой и еще раз приложился к бутыли. Пуховецкий же, во всех подробностях слышавший разговор послов, в придачу к холоду и голоду ощутил еще одно неудобство. Он был привязан к дереву достаточно плотно, чтобы не сбежать, но недостаточно крепко для того, чтобы не сваливаться, то и дело, то на одну сторону ствола дерева, то на другую. Но по разные стороны дерева сидели и Ордин с Кровковым, и Иван, падая то туда, то сюда, словно склонялся к мнению одного из них. Сейчас он, несмотря на все свои усилия, завалился на сторону Ордина. То, что говорил сейчас стольник, было Ивану по душе: он и сам считал, что от союза с москалями не будет Украине, а, главное казакам, добра.
Оба посла посидели какое-то время молча, вероятно, отходя от принятой ими большой порции крепкой крымской браги. Ордин, похоже, изрядно расчувствовался и, погрузившись в свои мысли, то махал рукой, то качал головой. Кровков же как будто собирался с мыслями. То ли слова стольника задели его за живое, то ли брага оказала свое действие, но Агей утратил свое шутливое настроение, и продолжил разговор уже серьезным тоном.
Отчего же не принять, Афанасий? Ляхов сейчас щелбаном прибить можно, когда такое было? Когда же, как не сейчас, их, поганцев, прижать? А народа русского здесь поболее, чем у нас в Московии. Ну а земля! Земля Агей мечтательно закатил глаза, а рука его рука малопоместного дворянина бедной северной волости начала, против воли, соскребать жирный степной чернозем. Но Кровков быстро опомнился, и решил, что необходимо привести в защиту своей точки зрения и более возвышенные доводы. А вера, Афоня? Сколько же можно терпеть? Силен дьявол старшина казацкая, и та ополячилась. И сам Богдан ведь долго перед ляхами лебезил, пока сапогом панским в морду не дали. Побьют сейчас Богдана и всю Украину в латинство переведут, а Сечь к татарам подастся, они не разборчивые. Ну а мужики пахотные каковы здесь а девки?! Одни тебе все поместье вмиг вспашут, ну а других ты сам взборонишь. Афоня! Надо черкас принимать. Я так думаю! с пьяной решимостью завершил Агей.
И умирать пойдешь за тех черкас? неожиданно спокойно поинтересовался Ордин. Кровков в ответ совершенно искренне и весело рассмеялся, и веселье так долго не оставляло Агея, что раздраженный Ордин только махнул рукой и, пошатываясь, направился куда-то в сторону от костра.
Афанасий, ну мы же и так давно покойники! не замечая этого ответил наконец Агей Уж как на службу царскую вышли так точно, нас на погосте каждый день ждут, скучают. Обещаю тебе: коли до утра доживем, то за черкас голову сложу, не струшу!
Пуховецкий, который ценой больших усилий восстановил было ровное положение, вдруг понял, что теперь его неудержимо утягивает в сторону, но теперь уже в сторону не Ордина, а Кровкова. Он попытался удержаться, но, поняв бесполезность этого занятия, с философским спокойствием начал потихоньку сползать по толстому шершавому стволу. "А ведь дело говорит кацап" думал он "Какой край богаче Украины? А все никак не устроимся. Шляхту на старшину сменять что из огня в полымя, да и то не сменим, если москали не подсобят". Пуховецкий имел достаточно оснований так думать. Какая-то странная тоска охватила его, и почему-то именно сейчас захотелось московского порядка, пусть занудного и тяжеловесного, как старое одеяло, под которым и душно, но тепло. Как будто именно молодой царь Алексей вместе со всеми своими стольниками, стрельцами и дьяками мог сейчас избавить Ивана от холода, голода и опостылевших ремней.
Афанасий, тем временем, достаточно долго не отвечал Агею, его и видно не было в окружающей костер сгустившейся тьме. Наконец, он появился, но в облике Ордина произошла существенная перемена. Вместо запыленной дорожной чуги на нем красовался щегольской посольский кафтан, а на голове красовалось что-то сильно напоминавшее горлатную боярскую шапку, разве что немного пониже. Агей испуганно вздрогнул, наткнувшись взглядом на выходящего из тени Ордина, покачал головой, но так и не нашелся, что сказать. Афанасий же, подойдя к костру, уселся чуть ли не на колени к Кровкову, изрядно сдвинув того в сторону, а затем обхватил Агея за плечи и навалился на него всем телом. Кровков, со свойственным ему ехидным выражением посматривал на Ордина не умеешь де пить, боярин но до поры до времени помалкивал.
Агеюшка! Ведь я из Пскова! с неожиданным драматическим возвышением голоса заявил Афанасий, с таким усилием встряхивая Агея за плечи, что даже дюжий Кровков чуть не завалился наземь.
Да знаю, знаю, Афоня, что ты не с Рязани осторожно ответил Агей, в свою очередь приобнимая Ордина.
Немцев я как свои пять пальцев знаю, Агей, с детских лет. Что свейских, что ливонских, что лифляндских. Их надо бить, Агейка, вот что! тут Ордин с особым усилием встряхнул Кровкова. Если Лифлянты сейчас отнять, через десять лет ты Москву не узнаешь, да и все государство. Сейчас через Архангельский город торгуем, если льды дозволят, а на Балтике за неделю будем то же иметь, что там за год. Корабли свои построим. Немцы все тамошние нам служить будут, а они, Агей, умеют. Беднее нет страны, чем свейская, а торговлей и ремеслом всех богаче стали. Еще и в истинную веру их переведем не сразу, так со временем, и сильнее нас никого не будет. Побить их не сложно, разве что корабли нужны. Но если хоть и Ригу взять, то кораблей в избытке будет, а Рига только что не сама в руки падает. Ну а С черкасами завязнем мы, Агей, надолго завязнем. Может быть, что и навсегда, до конца самой державы российской. Афанасий слегка всхлипнул и перекрестился Время придет, помирятся они нами с ляхами и Крымом, а через полгода опять помощи запросят У нас во Пскове, Агей, свои казаки есть, городовые не без гордости добавил Ордин Никто на них управы не найдет, а есть-то их на весь посад с полсотни человек. Уж такой народ злой, неспокойный, хоть и не черкасы Между прочим, девки хоть куда у них, это ты, боярин, точно подметил Мысль захмелевшего стольника, который, за время своей речи, пару-тройку раз приложился к бутыли, начала перескакивать с одного предмета на другой. Иван Пуховецкий успел за прошедшее время потихоньку вскарабкаться вверх по стволу и сесть ровно, однако теперь его снова начало неумолимо клонить в сторону сторону стольника Ордина. "И правда. думал Иван, бешено извиваясь и перебирая ногами Во-первых, глядишь, москаль свейскими немцами займется, а от Украины отстанет. Ну а потом и ума у них наберутся, как мы у ляхов, хоть перестанут щи лаптем хлебать".
Агей, который уже тоже далеко не был трезв, потрепал стольника по высоченной шапке и сказал:
Афоня! Шапку-то сними.
Ордин, увлеченный государственными мыслями, только досадливо махнул рукой.
Эх, Агей! Ведь в Ливонии да Лифляндии и немецкие, и польские земли есть. Сразу все возьмем, и не хуже их будем. Ума немного у немцев, больше учености, а у поляков ума хватает, да толку им от того ума чуть да маленько. В десяток лет у них всему научимся, а там уж нам сам черт не брат, пойми! Уже и Польша та, и черкасы от нас никуда не денутся, в Варшаве воевода простой будет стоять, как в Казани к примеру. Ну, уж из Шереметьевых или Долгоруких назначат того не знаю, но какого-нибудь да найдут, пустой Аршаву не оставят.
Афоня! Шапку сними! настаивал Агей с хмельным упрямством. В своих мыслях он, вероятно, находился уже далеко отсюда, в своем плодородном украинском поместье, где дюжие хохлы усердно возделывали землю, а ядреные малороссийские красавицы посылали ему самые многообещающие взгляды. Но два посла по-прежнему сидели в обнимку, слегка раскачиваясь и со вкусом прикладываясь время от времени к неуспевшей остыть от жаркого крымского солнцам бутыли.
Внезапно вся окружающая степь наполнилась звуками: перекрикивались люди, ржали кони, шелестела примятая трава. Все бы это не испугало послов, но звуки эти раздались внезапно и, очевидно, подошедшие к ночлегу люди также торопились. Они громко перекрикивались, но ночной туман и расстояние скрадывало звуки, и было невозможно понять, на каком языке они говорят. Звуки эти перемещались вокруг костра, раздаваясь по разные стороны от него, от чего казалось, что ночные гости наступают сразу со всех сторон. Послы неожиданно быстро, для таких хмельных людей, вскочили на ноги и выхватили сабли из ножен, а Агей успел еще и извлечь неведомо откуда взявшийся у него пистолет. Движение и звуки вокруг костра продолжались, и решительно неясно было, с какой стороны ожидать нападения врагов, или же появления неожиданно явившихся друзей, во что верилось куда меньше. Агей и Ордин прижались спиной друг к другу, и стали поворачиваться в том направлении, откуда, судя по всему, угрожала наибольшая опасность. Движение продолжалось довольно долго, а послы с самым серьезным видом поворачивали свою двойную упряжку то в одну, то в другую сторону. Охранник Пуховецкого также насторожился и, казалось, пребывал в больших сомнениях: то ли бежать на помощь послам, то ли отвязать Пуховецкого, то ли не суетиться до поры до времени. В это время на поляну, где горел костер послов, выскочил растрепанный мужичонка в ногайской одежде и, недолго думая, повалился на колени. Именно это и спасло мужичка, так как, стоило тому появиться из тени, как Агей Кровков немедленно выстрелил из своего пистолета, и непременно свалил бы нежданного гостя наповал, если бы тот не начал сразу падать. Пуля прошла в вершке от головы ногайца тот даже не успел испугаться и срезала кору на ближайшей иве.
Батьшка, не велись гневайся, пошалей! закричал тут же нежданный гость, а затем на поляну выбежали сразу несколько запыхавшихся и испуганных малороссов, которые совершенно не понимали, что им делать: то ли падать вслед за ногайцем на колени, то ли поговорить с послами, то ли просто сбежать, покуда не поздно.
Да не мечитесь вы, черти! заорал Агей, размахивая пистолетом. Он уже узнал среди суетившихся мужиков тех, что сопровождали посольский обоз, с опозданием выдвинувшийся из Перекопа много часов спустя после выезда самих послов. Ух, и напугали, сукины дети облегченно сказал Кровков.
Афанасий Ордин решил выразить свое облегчение по-другому, и, подскочив к приехавшим мужикам, начал лупить их по всем частям тела, которые попадались ему под руку или под ногу.
Сатанаилы! Скоты! не унимался он, и, вставив саблю обратно в ножны, принялся этими ножнами охаживать всех, до кого мог дотянуться. Украинцы стояли с повинным видом, уворачиваясь время от времени от ударов посла, а ногаец так и лежал ниц. Пришлось Агею Кровкову успокоить своего спутника.
Сундуки-то нести? поинтересовался наконец осторожно один из провожатых обоза, поняв, что гроза прошла стороной.
Неси, ирод. Пальнуть-то заранее не могли? отвечал Агей. Ногаец, едва избежавший смерти от пули Агея, вскочил на ноги, пробежал сажень, и снова повалился на колени.
Палили, батьшка, иш как палили! И кричали ешо громко. Степь! Всо видать, нишго не слышать заключил ногаец. Черкасы качали головами и выразительно смотрели на Кровкова, подтверждая его слова.
Еще и не все успели заметил один из черкасов Скоро еще подводы будут, Бог даст.
Бог даст Несите, черт уж с вами махнул рукой Агей. Он нервно начал шарить в траве в поисках оплетенной прутьями бутыли и, вскоре обнаружив ее, сделал особенно большой глоток. Ордин, как и всегда, поддержал его почин.
Ты это, Варфоломей тот-то сундук неси поскорее доверительно обратился Кровков к одному из черкас, который с пониманием взглянул на Агея, слегка поклонился и стремительно отправился выполнять поручение. Вскоре после этого среди других пыльных сундуков, которые, пыхтя, переносили мужики на поляну, появился один, сравнительно небольшой и изящно расписанный. Кровков удовлетворенно кивнул. После этого он принялся как-то торопливо выпроваживать сопровождающих обоза. Когда украинцы, почтительно откланялись и ушли, Агей рванулся к расписанному сундуку и резко дернул крышку вверх. Заглянув внутрь, он сокрушенно закачал головой и пробормотал: "Эх, не довезли девку", после чего не без труда, пыхтя и покряхтывая, извлек из сундука девушку в истрепанном сером сарафане. Она выглядела бездыханной длинные рыжие волосы ее падали почти до земли и слегка колыхались. Агей положил девушку на землю и принялся, как мог, приводить ее в чувство то тряс за плечи, то слегка похлопывал по щекам, однако усилия его не приносили плодов. Афанасий, который после ухода малороссов какое-то время приходил в себя сидя около костра и слегка покачиваясь, наконец обернулся и увидел происходящее. Он порывисто вскочил на ноги и принялся судорожно размахивать руками и издавать какие-то нечленораздельные звуки, а затем начал короткими рывками бегать по поляне, то приближаясь к Агею и лежащей девушке, то возвращаясь назад к костру. Наконец, словно приняв некое важное решение, Ордин решительно схватил бутыль и ринулся к девушке. Оттолкнув Агея, он одной рукой приподнял ее за плечи, а второй решительно влил в рот несчастной чуть ли не половину оставшегося содержимого бутыли. Девушка сначала начала мелко подергиваться, потом закашлялась, а затем пришла в себя и подняла голову, осматривая все вокруг мутным и непонимающим взглядом. Настал черед удивиться и Пуховецкому: перед ним была именно та рыжая худенькая девушка, которую он видел на невольничьем рынке. "Ай да москаль!" покачал головой Иван, испытав прилив невольного уважения к Агею. В это время Афанасий Ордин, убедившись, что нежданной гостьи, по видимости, ничего больше не угрожает, встал и начал медленно приближаться к Кровкову, приопустив голову, держась за рукоять сабли, и осыпая Агея сквозь зубы ругательсвами.